Платеро и я. Антония

   Ручей принёс так много воды, что жёлтые ирисы летом словно бы одели свои края золотом и утонули в замкнутом распылении, отдав убегающему потоку, лепесток за лепестком, свою красоту...

   Каким же путем собиралась перейти его Антонилья в этом воскресном наряде? Камни, на которые мы наступали, тронули в тине. Она продолжала идти по высокому берегу к насыпи с тополями, чтобы посмотреть, смогла ли она там... Не смогла. Тогда я галантно предложил ей Платеро.

   Когда я говорил с ним, Антония вся зарделась так, что её краснота перекинулась на веснушки, что так жалили невинность её серых глаз. После, напротив дерева, она внезапно начала смеяться... Наконец она решилась. Бросила на траву свой розовый платок, чуть пробежала и, с расторопностью борзой прыгнула, широко расставив ноги, на Платеро, оставив висеть по  сторонам свои длинные ступни, что приводили в совершенную форму бело-красные круги её грубых чулок.

   Платеро, мгновенье размыслив, и уверенно прыгнув, резко остановился на другом берегу. После, она в своём румянце и я в ручье толкали его ногой в брюхо, побуждая пойти по равнине, под звонкий смех черномазой дерзкой девчонки.

   Пахло ирисами, водой, любовью. Как венец из роз и шипов, стих, который Шекспир вложил в уста Клеопатре, мысленно обернул меня:

   O happy horse, to bear the weight of Antony!*


   - Платеро! - кричу ему наконец яростно, жёстко и расстроенно.

* Счастливый конь! Как должен наслаждаться
 Ты тяжестью Антония!  (У. Шекспир, "Антоний и Клеопатра"  Акт 1, сцена 5, перевод Мих. Донского)