Муза по имени Ася Вторая глава

                2
   Почти всю ночь я писал, а, встав с постели в десять часов утра, перечитал написанное и порвал в клочья. Потом вышел в коридор и постучался к Асе. Ответа не последовало, и я поднялся  в столовую. Там Дзамболат убирал с нашего стола тарелки, и я понял, что моя соседка уже позавтракала.
  -  Где Ася? –спросил я его.
  - Посмотри в окно, - ответил он.
   Я  подул на замерзшее стекло, протер его пальцем и увидел Асю, стоявшую  на лыжах на тропе, ведущую к горнолыжной трассе. Накинув у себя в комнате тёплую куртку, я выскочил на крыльцо.
  - Ты куда? – крикнул я.
  - На склон! –   звонким криком ответила она..
  - Меня возьмешь с собой?
  - Не-е-ет! Ты слабак, Лёшка!. Да и лыж у тебя нет.
  Не знаю почему, но то, что она назвала меня Лешкой,  очень понравилось мне, и даже слово «слабак» прозвучало для меня как комплимент, ласковый и обнадеживающий.
  - А я лыжи у Дзамболата возьму! - настойчиво продолжал кричать я. – И не такой уж я слабак, как тебе кажется! 
  - Но ты, наверное, забыл, что обещал утром запустить движок. Я вернусь через два часа, и чтобы к этому времени в столовой горел свет и звучала музыка! Ты понял?
  - Так точно, мэм! – угасающим голосом ответил я  и поплелся в столовую. Там пахло машинным  маслом, и  у камина стоял согревшийся за ночь генератор. Я пнул его ногой и проворчал:
  - Откуда ты только взялся, негодяй! Лучше уж без света жить, чем без…
  Здесь моя крамольная мысль прервалась. Видимо, проснулась  моя задремавшая совесть; которая тихонько шепнула мне: «Далеко заходишь ты, Акимов, в своих мечтах  об этой женщине».
  - Неси инструмент, Дзамболат! – крикнул я хозяину, на что сразу же последовал   логичный вопрос:
 - Какой?
  - Какой есть, тот  и неси! - закричал я еще  громче и раздраженнее.
   Через минуту   Дзамболат грохнул у моих ног ящиком с инструментом и сказал:
  - Очень нервным ты стал, Алексей. Нельзя тебе рядом с женщинами жить.
Наверное, он был прав. Нельзя… Особенно с такими, как Ася…
  Движок я отремонтировал быстро. Игла поплавка в карбюраторе  просто слишком  замаслилась и прилипла к стенке отверстия, через которое поступало топливо. Я протер ее бензином, собрал мотор,  дернул за шнур, и мотор тут же загудел, подпрыгивая на полу. Но, проработав  с минуту,  он заглох, словно обидевшись на то, что мы не пляшем вокруг него от радости.   
   - Бензин кончился,  - сказал Дзамболат. – Я сейчас спущусь за ним на турбазу, а ты пока завтракай. На плите - котлета и кофе. Гарнир – гречка. Если не любишь, свари сам себе макароны. 
  Заботливый этот человек, Дзамболат, но не внимательный.  Уж он-то должен знать, что из всех гарниров я больше всего люблю гречку.
  «А из всех женщин - Асю» - сказал мне мой внутренний голос.
  «Заткнись! – ответил я ему. – Ты просто плохо знаешь, что такое одиночество в горах. Когда нет ни света, ни тепла, ни любимой музыки. И когда роман не пишется …»
  Дзамболат вернулся через час, но с пустыми руками.
  - А где бензин? – спросил я.
  Он посмотрел на меня с укором:
  - Неужели ты считаешь меня, взрослого осетинского мужчину, таким дураком,  который  будет  два километра тащить на себе в гору сто литров бензина?  Ты видишь во дворе голубую будочку? В ней находится  моё изобретение, которое  заставило моего деда не бить меня палкой и не говорить мне, что я глупый, как горный ишак.
  По-моему, это была самая длинная речь, которую я когда-либо слышал из  уст Дзамболата.  И я понял, почему он вдруг заговорил так долго и слегка напыщенно, когда очутился в голубой будке, стоявшей на краю обрыва. В ней  находился вал с намотанным на него тросом, электромотор и  огромный ворот,  похожий на тот, при помощи которого древние  египтяне поднимали каменные блоки на строившиеся пирамиды.    Но для  чего это всё, я не понимал, и Дзамболат это заметил.
  - Посмотри  в то окошко,  - сказал он  мне. – Что ты там видишь?
  Я увидел крутой, очищенный от снега  спуск с уложенными на нем рельсами.
  - Вот там, внизу стоит сейчас вагонетка, а на ней канистры с бензином, которые я крепко привязал  верёвкой. Если бы сейчас  была  электроэнергия, я бы включил  мотор, и вагонетка через  пять минут очутилась здесь. Но электричества  нет, поэтому мы с тобой станем за это колесо, ты возьмешься за одну ручку, я за другую я, и мы будем  крутить его, пока  не приедет вагонетка с бензином. Главное,  успеть, пока Ася не  вернулась. Она будет очень рада, когда увидит свет в нашем доме.
  Мы крутили это чёртово колесо, наверное, с час, хотя до турбазы  по прямой было метров шестьсот, не больше. 
    Потом мы быстро залили топливо в бачок, Дзамболат перекрестился, а я  дёрнул за шнур. Движок потарахтел  с минуты две вхолостую , я передвинул знакомый мне с погранзаставы  рычажок, и в столовой вспыхнула люстра и заиграло радио.
  - Джигит! – хлопнул  меня по плечу Дзамболат. – Вечером пойдешь в отель «Вершина», там хозяин -  мой друг Арсен Цебоев, у него тоже такая машина сломалась, Починишь – он тебе много денег даст.
  - Никуда я не пойду, - ответил я. – Потому что  сегодня у нас будет праздничный  ужин с танцами.  Тащи сюда все свои  диски с записями. Но сначала мы выберем музыку, которой будем встречать Асю.
  - Это должна быть осетинская музыка, - твердо произнес Дзамболат.
  - Осетинская, так осетинская, - согласился я, так как спорить с ним о чем либо, что касалось культуры его народа, было бесполезно. – Но ты найди такую песню, чтобы она заплакала, услышав её.
  Пока он, прищурив глаза,  перебирал в уме все осетинские мелодии,  способные растрогать человека до слёз, я уже е знал, какую песню услышит Ася,  подходя к гостинице.  Я быстро нашел нужный мне диск и вставил его в проигрыватель.      
   И это оказалось очень вовремя, так как  снаружи раздался звонкий плачущий  крик:
 - Эй, в  «Астории»,  кто живой  есть?!  Помогите, я лыжу сломала!
   Я выглянул в окно, уже успевшее разморозиться. Ася стояла на  тропе, сразу у выхода из леса, и размахивала рукой с обломком лыжи.
  Я с грохотом открыл окно, повернул регулятор громкости на проигрывателе до отказа и нажал кнопку пуска.
  И над всем ущельем полилась ласковая и печальная песня:

                Милая моя,
                Cолнышко лесное, 
                Где, в каких краях
                Встретишься со мною?

 В окно я  увидел, как Ася присела сначала на корточки, потом упала в снег и закрыла лицо руками.
  - И, правда, плачет, - тихо сказал Дзамболат.

   Вечером мы, все трое,  сидели за столом, на котором  возвышалась, исходя паром, горка только что испеченных осетинских пирогов, стояли в ряд бутылки с осетинским пивом.
  Ася сидела в кресле у камина, поджав под себя ноги, и в ее руке беспрестанно трещал телефон. Она едва успевала нажимать кнопки, чтобы он замолк, и Дзамболат, не выдержав этого, сказал:
 - Дай сюда, я  выброшу его  в окно…
 - Я жду  очень важного сообщения, - ответила Ася, нахмурясь. – очень, очень и очень важного.
 «От мужа, наверное, - подумал я.- А обо мне ты уже забыла.  И о песне, от которой ты заплакала, тоже».
  - Дзамболат, у тебя коньяк есть? – спросил я.
  - Спиртного не держим, - ответил он. – Есть бутылка кукурузного самогона под названием «арака», но ты его пить не будешь.
  - Твоя гостиница называется «Горная Астория». Почему?
  - Потому что я однажды был на соревнованиях в Петербурге и три дня жил  там в гостинице «Астория». И она мне очень понравилась.
  - А в ресторан ты там ходил?
  - Ходил…
   - И что ты пил в этом ресторане?
   - Кефир. И иногда компот. 
    - Ах, да, я забыл, что ты был чемпионом по вольной борьбе. А вот я, когда приходил  в «Асторию», пил только французский коньяк «Наполеон». Правда , это было давно, но вкус этого напитка я запомнил навсегда. Тебе надо поднять репутацию своего отеля до уровня питерской «Астории», предлагая своим гостям широкий выбор  вин и коньяков.
   - Я не буду ничего поднимать, - сурово сказал Дзамболат. – Потому что весь французский  коньяк, который продают в  магазинах, делается у нас, в Осетии. Я не хочу обманывать народ. 
  Он посидел, насупясь,  минут  пять, потом неожиданно сказал:
  - Впрочем, я, кажется. забыл. Года  два тому назад ко мне приезжал швед –горнолыжник и привез два картонных ящика с коньяком. Один они с дочкой прикончили, а второй он оставил у меня. Сказал, что на следующий год приедет. Но не приехал. Сейчас я схожу в подвал, посмотрю.      
  Он вернулся, держа в руках запылившуюся бутылку коньяка «Хеннеси». Откупорил её и поставил на стол:
 -  Наливай сам. Я не знаю, сколько его надо пить.
  Я наполнил полный фужер искрящейся, ароматной жидкости, и уже поднес его ко рту, когда раздался Асин голос, ровный и строгий:
 - Алексей, не надо пить эту гадость. Завтра утром тебе будет плохо. А я хотела с тобой поговорить кое о чем, на свежую голову. О чем-то очень важном. Очень, очень и очень важном….
  Я послушно поставил фужер на стол и робко предложил:
  - Так, может быть, станцуем?…
  Ася посмотрела на меня  укоряющим взглядом, но с улыбкой:
  - Ты хочешь, чтобы я танцевала с таким блестящим кавалером, как хромоногая уточка? Я ногу подвернула на склоне, два километра шла на одной лыже, а он желает танцевать с несчастной калекой… Передай мне пирог с сыром и налей пива. Я выпью за мужчин, которые никогда не поступят так, как ты…
  От её шутливых слов вся моя хандра прошла, и  я забыл о том, что только что хотел упиться до смерти и, вообще, забыть об этой женщине.
 Я   без промедления выполнил её просьбу и поставил на проигрыватель диск с осетинскими песнями. Я всегда слушал их, когда мне хотелось  ощутить красоту гор. Мне казалось, что даже эхо от них звучит как-то приглушенно и ласково.
  Ася недолго послушала эти печальные напевы в исполнении многоголосых мужчин, потом сказала:
  - Я пошла спать..  Л ёша, помоги мне спуститься по лестнице..
   Я подставил  ей свое плечо, Ася оперлась на него и захромала по ступенькам.   Она дышала мне прямо в ухо, тепло, часто  и прерывисто, и мне захотелось взять её на руки и донести прямо до постели.
  Но я не осмелился.