Запись шестьдесят четвёртая. Крошки из рук Великих

21.03.04 В мастерской Леонтия Усова. Очень много народу. Нина Фёдоровна фотоаппаратом весь вечер щёлкала
Как мы с Юлей Груниной добирались – отдельный рассказ. По колдобинам и задворкам, каким-то лестницам, мимо заборов, через неочищенные от снега, разбитые заснеженные дороги. Раз даже я упала, и она, бедненькая, меня поднимала. Уф! Добрались.

Леонтий в обвисшей кофте, как всегда – патлатый, в сморщенных холщовых брюках, но с обычным лукавым взглядом - с помощью «подмастерье» (пожилой колоритный молчаливый мужичок) ставил на демонстрационный стол одну за другой работы и комментировал свое к ним и персонажам отношение. Были представлены почти все его «портреты» писателей и поэтов: Дон-Кихоты (несколько вариантов), Гоголи, Толстой, Горький, Пастернак, Вертинский, Чеховы, Моцарт, Маяковский, Пушкин…
Неожиданно Северянин, Мейерхольд.
Потом пошли символические – «любитель абсента», «старость указующего перста», «река Ушайка», «поцелуй» и другие. На вопросы – типа «почему так?» отвечал: «А я знаю? Так вот пошло. Я не обдумываю «как», я решаюсь на «что», а потом идет, сам удивляюсь – как. Объяснений нет».

Иногда читал стихи в защиту того же Северянина. Стихи, подходящие под выражение лица поэта – закрытые глаза, меланхоличное лицо безукоризненного эстета. А стихи были про «как хорошо, как свежи были розы». Читал Афанасьева Олега. Сказал, что мечтает сделать Есенина, которого очень любит. Скульптурная группа «Господи, спаси Россию» (кажется так): в центре голова Распутина, справа голова Николая II, слева – царевича Алексея. Лицо Распутина скорбное, трагическое.
Мне не понравилась мысль Леонтия – Распутин молится о спасении России. Вступила с ним в дискуссию. «Распутина оболгали, - заявил он. – Это трагическая фигура, из народа, это представитель России, как она есть. Он пытался спасти страну, но он не мог, ему знаний не хватало и власти не было. Его презирала дворцовая знать, не прислушивалась, убила». Представил другой портрет Распутина – с разверстым ртом, в агонии.

Для меня Распутин – бес. Пока ничто это убеждение не поколебало. Одним словом – предпочтения с Усовым у меня расходятся. Но понимая, что он гениален, я вслушивалась в его рассуждения, старалась понять – как в человеке живут эти две сущности: гениальная способность воплощать в дереве свои ощущения и человек с грубоватым выбором своих предпочтений. Нет Достоевского, Лермонтова. У него какой-то школьный перечень персонажей.

Нет, нельзя. Может, это я ограничена, узка, а он широк, мне не охватить? Не знаю, но будь мы накоротке – я бы спорила и спорила: и про Есенина, и Северянина (тонкости в них нет, слишком прямолинейны), насчет его отношения к Гоголю («был очень верующим, а служил бесу»), Дон-Кихоту («не сумасшедший для психиатрички, но сумасшедший в глазах окружающих» - т.е. был не понимаем).
Усова, на мой взгляд, тревожит и вдохновляет все, что имеет внешнюю фактуру – выпуклые лбы, скепсис, лавирование на грани безумия. Чехов – исключение. И в его чехониане – загадка. Почему – Чехов?

Но что можно понять, увидев человека близко второй раз в жизни? Он Дали в скульптуре.
«Почему дерево?» – спросили. «Материал быстрой обработки и более-менее долговечен. Если бы работал с бронзой – сколько бы я сделал? Гипс – очень быстро приходит в негодность. А дерево в Сибири доступно и легко обрабатывается».
 
Слушатели стонали насчет: «Нужна галерея». Мол, это и Томску – достопримечательность. Ответ: «Я бы с дорогой душой предоставил свои работы, обновлял бы и дополнял. Сделал бы подарок городу. Но устройство ее – не мое дело. Мне этим нет времени и желания заниматься».
Кто-то посетовал, мол, равнодушные власти города и т.д. Усов обрезал эти разговоры: «Нет, у меня претензий к властям нет. Они мне здорово помогают». Как - уточнять не стали. Но, наверное, мастерская (площадь трех-, если не 4-хкомнатной квартиры), выезды на выставки. «Сколько работ уже?» – около 350.
Рассказал (актерски) анекдот о кофе в Париже: «Я в Париже был ограничен в средствах. Люблю кофе, но там решил только чай пить, хоть он и дорог - 15 франков чашка. Но как-то рядом заказывают кофе. Прислушался – 5 франков чашка. Интересуюсь – почему так мало стоит кофе? Отвечают – чай везут из Индии, Китая, Цейлона, издалека. А кофе – из Алжира, через пролив, потому и дешево. С тех пор я там пил только кофе».

Вопрос: «Кто-нибудь еще работает в этой же манере и есть ли название этому направлению?» Ответ: «Мне не известно, кто еще работает также. И название – какой-нибудь «изм», разве важно – какой?»
У него портреты вроде шаржи в дереве, карикатура. Но многие – стилизованный портрет: что-то выделено в лице, часто глаза («Как у вас так глаза получаются, ведь дерево, а ощущение, что их зрение имеет остроту, блестит, прозрачны глазные яблоки?» - «Я слово знаю!» - с лукавой улыбкой и пояснил – это так ворожеи говорят, когда их спрашивают – как у тебя получается? – «Я слово знаю»).
 
Очень искренен – основное его качество. Но распахиваться перед первым встречным явно не намерен. Ничего напускного или философского - взгляда, раздумий. Все с усмешечкой, с хитринкой, готов почти с вами дуэтом говорить – не задумывается над ответом. На все готовое убеждение, с которого, явно, вот так с ходу его не собьешь. Уверен в себе. Хорошее качество.
Про алкоголь – «Да, плохо, а без него нельзя» - твердо сказал.

***
Чужим талантом опьяненный,
В свое убожество поверив,
Я, словно вор приговоренный,
Сижу на привязи у двери
В сокровищницу рифм и строчек,
Где вдохновение черпают,
Куда и под покровом ночи
Меня зачем-то не пускают.
И я, себя переступая,
Сижу охранником безликим,
Лишь крошки на лету хватая,
Упавшие из рук Великих.

2008 г.