Четверо подозреваемых. Агата Кристи

Разговор перешёл на нераскрытые преступления. Каждый по очереди высказывал своё мнение: полковник Бэнтри, его полная дружелюбная жена, Джейн Гелье, доктор Ллойд и даже старая мисс Марпл. Единственным человеком, хранившим молчание, был тот, кто по всеобщему мнению, мог бы высказать самую компетентную точку зрения. Сэр Генри Клитеринг, отставной комиссар Скотланд-Ярда, лишь покручивал ус или, скорее, поглаживал его и слегка улыбался, словно его забавляла какая-то мысль.
“Сэр Генри, - сказала миссис Бэнтри, наконец, - если вы не заговорите, я закричу. Во многи преступлениях не находят виновных или нет?”
“Вы думаете о газетных заголовках, миссис Бэнтри. СКОТЛАНД-ЯРД ОПЯТЬ ПОТЕРПЕЛ НЕУДАЧУ. А дальше – список неразгаданных тайн”.
“На самом деле, их процент очень невысок, наверное?” - спросил доктор Ллойд.
“Именно так. О сотнях раскрытых преступлений и наказанных преступников обычно не трубят. Но ведь это – не главное, не так ли? Когда вы говорите о неизвестных и нераскрытых преступлениях, вы говорите о разных вещах. В первую категорию входят все преступления, о которых никогда не слышал Скотланд-Ярд, и никто не знает, что они были совершены”.
“Должно быть, таких мало?” - спросила мисис Бэнтри.
“Мало, вы думаете?”
“Сэр Генри! Вы ведь не хотите сказать, что...?”
“На мой взгляд, - задумчиво сказала мисс Марпл, - таких преступлений должно быть множество”.
Милая старая леди, невозмутимая и старомодная, сделала это заявление тоном крайней безмятежности.
“Дорогая мисс Марпл”, - сказал полковник Бэнтри.
“Конечно, - продолжила она, - есть много глупых людей. А глупые люди попадаются, что бы они ни делали. Но есть и много неглупых, и содрогаешься, думая о том, что они могли бы совершить, если бы не обладали твёрдыми моральными принципами”.
“Да, - сказал сэр Генри, - есть много неглупых людей. Так, часто некоторые преступления проясняются благодаря лишь вопиющему головотяпству, и каждый раз задаёшься вопросом: “А если бы преступник не схалтурил, разве кто-нибудь о чём-нибудь узнал?”
“Но это очень серьёзно, Клитеринг, - сказал полковник Бэнтри. - Очень серьёзно”.
“В самом деле?”
“Что вы хотите сказать? Конечно, это серьёзно”.
“Вы говорите, преступника не наказывают, но так ли это? Его не наказывает закон, но преступление есть преступление. Слова о том, что каждое преступление несёт за собой наказание, могут показаться банальностью, но, по-моему, правдивее не скажешь”.
“Может быть, может быть, - сказал полковник Бэнтри. - Но это не меняет серьёзности… серьёзности...” Он растерянно замолчал.
Сэр Генри Клитеринг улыбнулся.
“99 людей из 100 думают так же, как вы, - сказал он. - Но, видите ли, важна не вина, а невиновность. Эту истину люди редко осознают”.
“Не понимаю”, - сказала Джейн Гелье.
“А я понимаю, - сказала мисс Марпл. - Когда миссис Трент обнаружила пропажу монеты в полкроны из своей сумочки, сильнее всего это затронуло миссис Артур. Конечно, Тренты подумали на неё, но, зная о том, что у неё большая семья и пьющий муж, не захотели принимать крайние меры. Однако их отношение к ней изменилось, и они не поручили ей присматривать за домом, когда уехали, что стало неожиданностью для неё, и другие люди тоже стали относиться к ней иначе. А затем вдруг выяснилось, что деньги взяла гувернантка. Миссис Трент застала её, увидев отражение в зеркале. Простая удача, хотя я предпочитаю называть это Провидением. Я думаю, что сэр Генри говорит именно об этом. Большинство людей интересовало только то, кто взял деньги, а это оказалась та, на кого никто бы не подумал! Но человеком, для кого это было вопросом жизни и смерти, была бедная миссис Артур, которая не брала никаких денег. Вы это имеете в виду, сэр Генри?”
“Да, мисс Марпл, вы попали в точку. Вашей подёнщице повезло. Её невиновность открылась. Но некоторые люди могут всю жизнь нести бремя неоправданного подозрения”.
“Вам приходит на ум конкретный пример, сэр Генри?” - проницательно спросила миссис Бэнтри.
“Фактически, да, миссис Бэнтри. Один любопытный случай. Мы думали, что было совершено убийство, но у нас не было шансов это доказать”.
“Наверное, яд, - выдохнула Джейн. - Что-то бесследное”.
Доктор Ллойд беспокойно пошевелился, и сэр Генри покачал головой.
“Нет, моя дорогая. Никаких отравленных стрел южно-американских индейцев! И жаль, что нет. Нам пришлось иметь дело с кое-чем очень прозаическим – прозаическим настолько, что нельзя связать преступление и преступника. Один старый джентльмен упал с лестницы и сломал шею; подобные несчастные случаи встречаются каждый день”.
“Но что произошло на самом деле?”
“Как знать? - сэр Генри пожал плечами. - Толчок в спину? Верёвка, натянутая на верхней ступеньке, которую потом аккуратно сняли? Этого мы никогда не узнаем”.
“Но почему вы полагаете, что… что это не был несчастный случай? Почему?” - спросил доктор.
“Это довольно долгая история, но мы вполне уверены. Как я уже сказал, нет шанса приписать это преступление кому-либо – нет доказательств. Но в этом деле есть и другой аспект, о котором я говорил. Видите ли, преступление могли совершить 4 человека. Один из них виновен, остальные трое – невиновны. И пока не выявлена правда, все трое остаются под страшной тенью подозрения”.
“Я думаю, - сказала миссис Бэнтри, - вам лучше рассказать нам эту долгую историю”.
“Мне необязательно рассказывать долго, - ответил сэр Генри. - По крайней мере, я могу сжать начало. Оно имеет отношение к тайному немецкому обществу – Schwartze Hand* - что-то вроде Каморры или того, что люди представляют себе под словом “Каморра”. Шантаж и запугивание. Это возникло внезапно, после войны и распространилось очень широко. Жертвами стало множество людей. Власти не могли справиться, так как все секреты тщательно скрывались, и было трудно найти того, кто мог бы выдать их. В Англии немного было известно об этом сообществе, но оно сильно парализовало Германию. Наконец, его вскрыл и рассеял некий доктор Розен, занимавший некогда видный пост в Секретной службе. Он внедрился, проник в самые тайные круги и сумел привести к их развалу. Но он стал известен вследствие этого, поэтому для него было самым правильным покинуть Германию – по крайней мере, на время. Он приехал в Англию, и у нас были письма о нём от полиции Берлина. Он лично беседовал со мной. Его точка зрения была бесстрастной и смиренной. У него не было сомнений в том, что его ожидает. “Они доберутся до меня, сэр Генри, - сказал он. - Нет никаких сомнений”. Это был грузный мужчина с красивым лицом и очень глубоким голосом, лёгкие гортанные интонации которого выдавали его национальность. “Это предрешено. Это неважно, я готов. Я знал, на что иду, когда ввязался в это. Я сделал то, что должен был. Организация уже не сможет собраться воедино. Но многие члены остались на свободе, и могут отомстить только одним образом – отнять мою жизнь. Это всего лишь вопрос времени, но я очень хочу, что это время продлилось как можно дольше. Видите ли, я собираю и редактирую очень интересный материал – результат работы всей жизни. Я хотел бы закончить этот труд, если возможно”. Он говорил очень просто, с некоторым величием, чем я не мог не восхититься. Я сказал ему, что будут приняты все меры предосторожности, но он лишь отмахнулся. “Однажды, рано или поздно, они доберутся до меня, - повторил он. - Когда этот день настанет, не расстраивайтесь. Я уверен, вы сделаете всё, что в ваших силах”. Затем он очертил свои планы, которые были очень просты. Он предлагал, что снимет загородный домик, где будет спокойно продолжать работу. В конечном итоге, он выбрал деревню в Сомерсете – Кингс Гнатон, в 7 милях от железнодорожной станции, не тронутую цивилизацией. Он купил очаровательный домик, усовершенствовал его и поселился, очень довольный. Его домочадцами были племянница Грета, секретарь, преданная немецкая служанка со стажем около 40 лет и разнорабочий из деревни, ухаживающий также за садом”.
“Четверо подозреваемых”, - мягко сказал доктор Ллойд.
“Именно. Четверо подозреваемых. Больше почти нечего рассказывать. 5 месяцев жизнь в Кингс Гнатон протекала мирно, а затем грянул гром. Однажды утром доктор Розен упал с лестницы, его нашли спустя полчаса. В то время, когда должен был произойти несчастный случай, Гертруда была на кухне за закрытой дверью и ничего не слышала – так она говорит. Фройляйн Грета сажала луковицы в саду – опять же, по её словам. Садовник Доббс был в теплице, пропускал одиннадцатичасовую рюмочку – так он говорит, а секретарь был на прогулке, но никто не может этого подтвердить. Ни у кого нет алиби, никто не может подтвердить показания другого. Но одно очевидно. Преступление не мог совершить кто-то извне, так как любого незнакомца в Кингс Гнатоне непременно заметили бы. И передняя, и задняя дверь были заперты, у каждого из четверых был свой ключ. Поэтому круг подозреваемых сужается до четырёх. Но, кажется, что каждый – вне подозрений. Грета – дочь его родного брата. Гертруда верно прослужила ему 40 лет. Доббс никогда не выезжал за пределы деревни. А Чарльз Темплтон, секретарь...”
“Да, - сказал полковник Бэнтри, - как насчёт него? Мне он кажется подозрительным. Что вам известно о нём?”
“То, что я знал о нём, и выводило его из круга подозреваемых – по крайней мере, в то время, - веско сказал сэр Генри. - Видите ли, Чарльз Темплтон был одним из моих людей”.
“О!” - растерянно воскликнул полковник Бэнтри.
“Да. Я хотел, чтобы у меня был свой человек на месте, но в деревне не должны были пойти слухи. Розену действительно был нужен секретарь. Я поручил работу Темплтону. Он – джентльмен, бегло говорит по-немецки и очень расторопный парень”.
“Но кого же вы подозреваете тогда? - спросила озадаченная миссис Бэнтри. - Кажется, что никто из них не мог совершить убийство”.
“Да, на первый взгляд. Но можно посмотреть и под другим углом. Фройляйн Грета была его племянницей и очень милой девушкой, но война показала нам, что и брат может повернуться против сестры и что самые милые девушки способны совершать удивительные вещи. То же касается Гертруды; как знать, что могло толкнуть её на преступление? Ссора с хозяином или растущее презрение, давящее на неё тем больше, чем больше верных лет службы оставалось за плечами? Пожилые женщины её класса могут таить много горечи. А Доббс? Остаётся ли он вне подозрений лишь потому, что не имеет связей с семьёй? Деньги могут сделать многое. Доббса могли купить. Остаётся очевидным и другое: извне должен был поступить приказ или сообщение. Иначе как объяснить 5 месяцев неприкосновенности? Нет, агенты не дремали. Ещё не будучи уверенными в предательстве Розена, они откладывали до тех пор, пока его вероломство не обнаружилось. Затем, отбросив все сомнения, они послали сообщение к шпиону в дом: “Убить”.
“Как отвратительно!” - сказала Джейн Гелье и передёрнула плечами.
“Но как пришло сообщение? Я пытался прояснить этот пункт, как единственную ниточку. К кому-то из четверых приходили или как-то сообщались. Отсрочки быть не могло, я это знал; за приказом последовало немедленное исполнение. Это – отличительная черта группировки. Я задался этим вопросом с особой тщательностью, которая могла бы даже показаться вам смешной. Кто приходил в коттедж утром? Я никого не упустил. Вот список”.
Он вынул конверт из кармана и вытащил лист бумаги.
“Мясник, принёс шею барашка. Допрошен, снят с подозрения.
“Помощник бакалейщика, принёс пакет кукурузной муки, 2 фунта сахара, фунт масла и фунт кофе. Допрошен, снят с подозрения.
Почтальон, принёс 2 рекламных проспекта для фройляйн Розен, письмо из деревни для Гертруды, 3 письма для доктора Розена и 2 письма для мистера Темплтона – одно с зарубежной маркой”.
Сэр Генри сделал паузу и вынул документы из конверта.
“Вы можете посмотреть сами. Их передали мне разные люди, или это было вытащено из мусорной корзины. Мне не нужно говорить, что всё проверено экспертами на невидимые чернила и т.п. Ничего такого не обнаружено”.
Все сгрудились вокруг. Каталоги были по садоводству и из известного лондонского мехового магазина. Два счёта, адресованные доктору Розену, были из местной лавки семян и из лондонского канцелярского магазина. В письме к нему было написано:
“Дорогой Розен! Только что вернулась из Соулмана. Недавно видела Мингуса Грегори. Они с Евгенией Джексон недавно навестили Рози-Лу. У Тёти Эмилии опять разыгралась подагра. Пришли мне весточку. И, как я уже говорила: остерегайся определённого человека. Ты знаешь, кого я имею в виду, хотя и не согласен со мной. Твоя Джорджина”.
Почта мистера Темплтона состояла из этого счёта от портного и письма из Германии, - продолжил сэр Генри. - Последнее он разорвал, к сожалению, пока гулял. Наконец, у нас есть письмо к Гертруде:
“Дорогая миссис Шварц! Мы надеемся, сможете ли вы прити к нам на сабрание в пятницу вечером викарий говорит он надеился – всем будут рады. Рицепт говядины был очень хороший, спасибо. Надеюсь что вы в добром здравие и мы все увидим вас в пятницу остаюсь преданная вам, Эмма Грин”.
Доктор Ллойд слегка улыбнулся, и миссис Бэнтри тоже.
“Я думаю, последнее письмо можно не рассматривать всерьёз”, - сказал доктор Ллойд.
“Я тоже так думал, - сказал сэр Генри, - но потрудился узнать, существует ли эта миссис Грин и церковное общество. Осторожность не бывает излишней”.
“Именно так всегда говорит наша дорогая мисс Марпл, - сказал с улыбкой доктор Ллойд. - У вас задумчивый вид. О чём вы думаете?”
Мисс Марпл вздрогнула.
“Это так глупо с моей стороны, - сказала она. - Я как раз пыталась понять, почему слово ”Тётя" в письме к доктору Розену написано с заглавной буквы”.
Миссис Бэнтри взяла письмо.
“Да, действительно, - сказала она. - Как странно!”
“Да, дорогая, - сказала мисс Марпл. - Я думала, вы заметили”.
“Это письмо содержит предостережение, - сказал полковник Бэнтри. - Это поразило меня с первого взгляда. Я замечаю больше, чем вы могли бы подумать. Да, предостережение… против кого?”
“Есть кое-что необычное касательно этого письма, - сказал сэр Генри. - Если верить Темплтону, доктор Розен открыл письмо за завтраком и отбросил, говоря, что он от роду не знает парня, который его написал”.
“Но это был не парень, - сказала Джейн Гелье. - Оно было подписано “Джорджина”.
“Трудно сказать, - откликнулся доктор Ллойд. - Это мог быть и “Джорджи”, хотя больше похоже на “Джорджина”. Меня поражает только почерк: он мужской”.
“Вы знаете, а это интересно, - сказал полковник Бэнтри. - Бросил письмо через стол и сказал, что ему неизвестен написавший. Хотел увидеть чьё-то выражение лица. Чьё? Девушки? Мужчины?”
“Или кухарки? - предположила миссис Бэнтри. - Она тоже должна была быть в комнате, обслуживая стол. Но чего я не могу понять… самое необычное...”
Она нахмурилась над письмом. Мисс Марпл подошла ближе, вытянула палец и на что-то указала. Они начали шептаться.
“Но почему секретарь порвал то письмо? - внезапно спросила Джейн Гелье. - Это выглядит… о, я не знаю… странно. Почему он получил письмо из Германии? Хотя если он – вне подозрений, как вы говорите...”
“Но сэр Генри этого не сказал, - быстро произнесла мисс Марпл, прекращая шептаться с миссис Бэнтри. - Он сказал: четверо подозреваемых. То есть, он включает и мистера Темплтона. Я права или нет, сэр Генри?”
“Правы, мисс Марпл. По горькому опыту я знаю одну вещь: никогда не ставь кого-либо выше подозрений. Я только что привёл причины, по которым эти трое могут быть виновны, каким бы неправдоподобным это ни казалось. В то время я не применил этот процесс к Чарльзу Темплтону. Но потом я всё равно пришёл к нему, используя обычное правило. Я был вынужден признать: в каждой армии, на флоте и в полиции есть предатели, как бы нам ни хотелось этого отрицать. Поэтому я бесстрастно рассмотрел дело против Чарльза Темплтона. Я тоже задавался вопросом, как и мисс Гелье: почему он один не смог предъявить полученное письмо, да ещё и с немецкой маркой? Почему он получал письма из Германии? Последний вопрос был достаточно невинным, и я задал его прямо. Ответ был прост. Сестра его матери была замужем за немцем. Письмо было от его немецкой кузины. Так я узнал новую информацию: у Чарльза Темплтона были родственники в Германии. Это определённо вносило его в список подозреваемых. Он – мой человек, я всегда любил его и доверял, но со всей справедливостью надо признать, что он возглавляет список. Но это… это… я не знаю! Не знаю...И по всей вероятности, никогда не узнаю. Это не вопрос  наказания убийцы. Мне это представляется в 100 раз более важным. Это конец карьеры честного человека, возможно… из-за подозрения… которое я не могу отбросить”.
Мисс Марпл кашлянула и мягко сказала:
“Насколько я понимаю, сэр Генри, ваши мысли тяготит только молодой мистер Темплтон?”
“Да, в каком-то смысле. Теоретически, меня должны занимать все четверо, но Темплтон – особый случай. Доббса может коснуться подозрение, но это не повлияет на его карьеру. Ни у кого в деревне и мысли не возникло, что смерть доктора Розена – не несчастный случай. Гертруда затронута больше. Например, отношение фройляйн Розен к ней могло измениться. Но ей, возможно, всё равно. Что касается Греты Розен, здесь мы подходим к самому главному. Грета очень симпатичная, и Чарльз Темплтон хорош собой; на протяжении 5 месяцев они жили в одном доме без внешних развлечений. Произошло неизбежное. Они влюбились друг в друга, даже если не дошли до того, чтобы выразить это словами. Затем происходит катастрофа. С тех пор прошло 3 месяца, и через пару дней после моего возвращения Грета Розен пришла ко мне. Она продала коттедж и возвращалась в Германию, уладив дядюшкины дела. Она пришла лично ко мне, хотя и знала, что я в отставке, потому что у неё был личный вопрос. Вначале она ходила вокруг да около, но затем её беспокойство высказалось прямо. Что я думаю? То письмо с немецкой маркой, которое порвал Чарльз  - в этом есть что-то подозрительное? Конечно, необязательно. Она верит его словам, но если бы только можно было узнать! Если бы она знала точно! Понимаете? То же чувство: желание доверять, отягчённое ужасным подозрением, задвинутым вглубь, но постоянно давящим. Я поговорил с ней с абсолютной честностью и попросил её быть честной тоже. Я спросил, связывали ли их с Чарльзом нежные чувства. “Думаю, да, - сказала она. - Я знаю, что да. Мы были так счастливы. Каждый день был прекрасным. Мы оба всё понимали без слов. Мы не спешили, нам принадлежало всё время мира. Однажды он признался бы мне в любви, и я бы ответила ему. Но теперь всё изменилось. Между нами пробежала туча; когда мы встречаемся, то не знаем, о чём говорить. Он, должно быть, чувствует то же, что и я. Мы оба говорим себе: “Если бы знать наверняка!” Поэтому, сэр Генри, я умоляю вас ответить: “Вы можете быть уверены: кто бы ни убил вашего дядю, это – не Чарльз Темплтон!” Скажите мне это! Скажите! Умоляю!” Я не смог ей этого сказать. Теперь они начнут отдаляться, потому что между ними витает призрак подозрения, и этот призрак не может упокоиться”.
Он откинулся на спинку стула; его лицо выглядело усталым и серым. Он уныло покачал головой.
“И больше ничего нельзя сделать, разве только… - он вновь выпрямился, и его лицо осветила слабая прихотливая улыбка, - разве что мисс Марпл поможет нам. Можете, мисс Марпл? У меня есть ощущение, что вы что-то нашли в том письме; такие письма – по вашей части. Я имею в виду письмо о церковном собрании. Оно ничего вам не напоминает, что могло бы всё прояснить? Можете ли вы сделать что-то, чтобы помочь двум любящим молодым людям стать счастливыми?”
За показной прихотливостью в его речи слышался искренний призыв. Он был очень высокого мнения об умственных способностях этой хрупкой викторианской старой девы. Он смотрел на неё с подобием надежды в глазах.
Мисс Марпл откашлялась и расправила кружево.
“Это действительно слегка напоминает мне Энни Пултни, - признала она. - Конечно, в письме всё понятно, как для миссис Бэнтри, так и для меня. Я говорю не о письме с приглашением на собрание, а о другом. Вы живёте в Лондоне и не разводите сад, сэр Генри, поэтому могли и не заметить”.
“А? - спросил сэр Генри. - Не заметить чего?”
Миссис Бэнтри протянула руку и взяла каталог. Она открыла его и прочитала со смаком:
"Соулман. Среднерослые, с обильным цветением. Необычный тёмный, почти чёрный цвет лепестков. Отлично подходит для срезки и украшения сада. Новинка удивительной красоты.
Мингус Грегори. Высокорослые. Цветы прекрасной формы, похожие на хризантему, с махровыми лепестками.
Евгения Джексон. Сияющий красный цвет лепестков, высокодекоративный сорт.
Рози-Лу. Яркий светло-красный, с крупными цветками, отлично подходит для украшения сада и на срезку.
Тётя Эмилия...”
“С заглавной буквы, вы помните”, - шепнула мисс Марпл.
“Тётя Эмилия. Розовые и белые оттенки, огромные цветки идеальной формы”.
Миссис Бэнтри отбросила каталог и оглушительно воскликнула:
“Георгины!”
“А первые буквы названий образуют слово СМЕРТЬ", - объяснила мисс Марпл.
“Но письмо пришло к самому доктору Розену”, - возразил сэр Генри.
“В этом – самое умное, - сказала мисс Марпл. - В этом и в предупреждении, которое оно содержит. Что бы он сделал, получив письмо от незнакомца, полное неизвестных имён? Конечно, бросил бы его своему секретарю”.
“Значит, всё-таки...”
“О нет! - сказала мисс Марпл. - Это не секретарь. И причина очевидна. Если бы он был преступником, то уничтожил бы письмо. Как не уничтожил бы письмо с немецкой маркой, адресованное ему. Его невиновность… если позволите так выразиться… бросается в глаза”.
“Но кто тогда?”
“Ну, это так ясно… как всё в этом мире. За завтраком присутствовал ещё один человек, и она, что выглядело совершенно естественным, протянула руку и прочла письмо. Цель была достигнута. Вы ведь помните, что ей пришёл цветочный каталог той же почтой...”
“Грета Розен, - медленно сказал сэр Генри. - Значит, её визит ко мне...”
“Джентльмены никогда не обращают внимания на такие вещи, - сказала мисс Марпл. - И, боюсь, они считают старых дам… перечницами – за то, как мы видим мир. Но мы хорошо знаем свой пол, к сожалению. У меня нет сомнений, что между ними была стена. Молодой человек внезапно начал испытывать необъяснимое отвращение. Он инстинктивно подозревал и не мог этого скрыть. Я думаю, что визит этой девушки к вам был сделан просто назло. Она была в достаточной безопасности, но вышла из зоны комфорта только затем, чтобы досадить бедному мистеру Темплтону. До её посещения ваши подозрения не были так сильны”.
“Она не сказала ничего такого...”, - начал сэр Генри.
“Джентльмены никогда ничего такого не замечают”, - спокойно сказала мисс Марпл.
“А эта девушка… - он остановился. - Она совершает хладнокровное преступление, и ей это сходит с рук!”
“О нет, сэр Генри, - сказала мисс Марпл. - Не сходит. Ни вы, ни я не верим в это. Вспомните, что вы сказали не так давно. Нет. Грета Розен не избежит наказания. Начнём с того, что она связана с шантажистами и террористами; такие сообщники не принесут ей добра и, возможно, приведут к плачевному концу. Как вы говорите, не стоит тратить мысли на виновного; значение имеет невиновный. Мистер Темплтон женится на своей немецкой кузине, смею сказать, и порванное письмо выглядит подозрительно… используя совершенно иной смысл, чем тот, который употребляли весь вечер. Он боялся, что другая девушка увидит письмо и спросит о нём. Да, я думаю, сюда вмешалась романтика. Есть ещё Доббс, хотя для него всё это почти ничего не значит, как вы сказали. Одиннадцатичасовая рюмочка – это всё, что его интересует.  Кроме того, есть ещё старая Гертруда, напомнившая мне Энни Пултни. 50 лет безупречной службы, а затем – подозрение, будто она уничтожила завещание мисс Лэм, хотя ничего не смогли доказать. Это чуть не разбило её верное сердце. А потом, после её смерти завещание нашлось в тайном ящике чайного столика, куда старая мисс Лэм положила его для сохранности. Но для бедной Энни было уже слишком поздно! Именно это и беспокоит меня, когда я думаю об этой старой немке. Старые люди легко огорчаются. Мне жаль её больше, чем мистера Темплтона, который молод, хорош собой и пользуется успехом у девушек. Вы ведь напишете ей, сэр Генри, и сообщите, что её невиновность не подлежит сомнению? Её дорогой хозяин умер, она грустит и чувствует, что её подозревают… О, невыносимо думать об этом!”
“Я напишу ей, мисс Марпл, - сказал сэр Генри и посмотрел с любопытством. - Вы знаете, я никогда до конца вас не пойму. Вы смотрите на вещи таким необычным образом, что никогда не знаешь, чего ждать”.
“Боюсь, я смотрю на вещи очень мелко, - скромно ответила мисс Марпл. - Я почти никогда не покидаю пределы Сент-Мери-Мид”.
“Тем не менее, вы раскрыли “международную тайну”, - сказал сэр Генри. - Вы разгадали её. Я в этом уверен”.
Мисс Марпл покраснела, затем вновь овладела собой.
“Я думаю, что для стандартов моей юности я получила хорошее образование. У нас с сестрой была немецкая гувернантка - “Фройляйн”. Очень сентиментальное создание. Она обучила нас языку цветов – очаровательная наука, забытая сейчас. Жёлтый тюльпан, например, означает “безнадёжная любовь”, а китайская астра - “умираю от ревности у твоих ног”. Это письмо было подписано Джорджиной, что, как я помню из немецкого языка, означает “георгин”, и это всё проясняет. Жаль, что я забыла значение георгина в языке цветов. Моя память уже не та”.
“В любом случае, это не означает “смерть”.
“Нет, конечно. Ужасно, не правда ли? В мире бывают такие печальные вещи”.
“Да, бывают, - подтвердила миссис Бэнтри со вздохом. - К счастью, у нас есть цветы и друзья”.
“Она ставит нас на второе место, заметьте”, - сказал доктор Ллойд.
“Мне раньше кто-то каждый вечер присылал пурпурные орхидеи в театр”, - мечтательно сказала Джейн.
“Ожидаю ваших милостей” - вот что это значит”, - весело сказала мисс Марпл.
Сэр Генри странно кашлянул и отвернулся.
Мисс Марпл издала внезапное восклицание:
“Я вспомнила. Георгин означает “предательство и обман”.
“Чудесно, - сказал сэр Генри. - Просто чудесно”.
И вздохнул.
-----
* Schwarze Hand (нем.) - "чёрная рука".
* Каморра - итальянская мафиозная группировка.

(Переведено 6 мая 2020)