Вредная привычка, или Пагубная страсть к эрратИвам

В пятницу после обеда заместитель директора научно-исследовательского института Николай Михайлович Корзиночкин вышел из своего кабинета и направился по длинному коридору к лаборатории.

В горячем июльском воздухе, подсвеченном солнечными лучами, напористо бьющими через раскалённые стёкла больших окон, хаотично витали мелкие частички пыли, не успевшие осесть и успокоиться после того, как кто-то быстро пробежал, почти пронёсся здесь. Но коридор был пуст, а пылинки кружились и никак не могли успокоиться.

Николай Михайлович неспешно двигался по намеченному вектору, подошёл и открыл нужную ему дверь, зашёл внутрь – в помещении никого не было.

«Ах ты негодники! – подумал Корзиночкин, оглядывая оставленные хозяевами и обиженно смотревшие на него осиротевшие столы. – И где они все? Даже дверь не потрудились закрыть!»

Он с недоумённой полуулыбкой разочарования на устах вышел из лаборатории и заглянул в кабинет напротив – в отдел, куда научные сотрудники любили наведаться поболтать и выпить кофе. Но и там никого Николай Михайлович не обнаружил. Перед ним были такие же пустые столы с незначительным количеством бумаг и тёмные заснувшие мониторы.

«Удрали!» – в сердцах и с досадой гипотетически плюнул Николай Михайлович в пространство, притворил дверь и пошёл по коридору дальше. При этом он методично открывал все попадавшиеся ему на пути двери и заглядывал внутрь. В отдельных кабинетах он обнаружил пару-другую сотрудников, отличавшихся повышенным чувством ответственности, но остальные помещения были безлюдны.

Через некоторое время Корзиночкин убедился, что к концу рабочего дня в здании находилось лишь несколько человек: непосредственно сам Николай Михайлович, вахтёр, охрана и пара-другая альтруистов-энтузиастов.

Открытие было не новым для Николая Михайловича. Он регулярно фиксировал излишнее попустительство начальства и необязательность подчинённых.

Конечно, нерадивость коллег не слишком тормозила научный прогресс. Но факт регулярных опозданий и прогулов чрезвычайно раздражал Николая Михайловича. А сегодня в пятницу за пару часов до конца рабочего дня совсем выбил его из равновесия. Особенно в отсутствие отбывшего на зарубежную конференцию директора, оставившего дело на своего заместителя по организационным вопросам – Николая Михайловича Корзиночкина.

О личном суровом негодовании Корзиночкин и не преминул поведать коллективу спустя два дня – мрачным дождливым утром в понедельник на планёрке.

Речь, произнесённая Николаем Михайловичем, была под стать погоде, дышала и кипела вызывающим минором, была полна раздражения и обличительного пафоса. Корзиночкин, призванный руководством приглядывать за порядком, клеймил недисциплинированных и легкомысленных подчинённых и очень впечатлил внимавший ему невесёлый с утра коллектив своим грохочущим энергетическим зарядом.

Необходимо отметить, что увлёкшийся Николай Михайлович в порыве случайно допустил промах, сделал маленький ляп, сказав вместо слова «лаборатория» «лаболатория». Так у него получилось – риторическая запальчивость и нескрываемый гнев, а заодно и новый мост, недавно установленный стоматологом, сыграли с Николаем Михайловичем нехорошую шутку.

Слово упало в зал, звякнуло и покатилось золотым колечком по полу, прочертило свою трассу и закрутилось на одном месте, дребезжа и поблёскивая в солнечных лучах. Потом амплитуда колебаний стала уменьшаться, и оно замерло, остановилось, а в воздухе всё ещё навязчиво слышалось: «лаболатория-лаболатория-лаболатория».

По лицам оживившихся слушателей побежали играть солнечные зайчики, щекоча уголки губ и вызывая где ироничные, где умильные, а где саркастические улыбки.

На пятом ряду кто-то сразу проснулся, на шестом – хихикнул, на седьмом – фыркнул, группка молодёжи на «галёрке» жизнерадостно захохотала. Изыск был воспринят коллективом с особым воодушевлением, что немедленно породило пагубную привычку в массах. Сам же Корзиночкин ничего не заметил и недоумённо оглядел по непонятным для него причинам всколыхнувшийся зал. Но «вагончик тронулся» – и состав пошёл под откос.

Вскоре все научные сотрудники принялись повторять родившийся на глазах анекдот и изобретательно импровизировать и коверкать слова – кто во что горазд.

Так, после собрания в кабинет к отсутствовавшей на эпохальном утреннем мероприятии Анастасии Александровне зашла коллега и начала воодушевлённо, с кайфом и удовольствием рассказывать:

– Представляете, Анастасиюшка Александровна, идёт, значит, Николай Михайлович в пятницу после обеда по «колидору»… заглядывает в «лаболаторию»… – а там никого… заглядывает в отделы – там тоже никого. В приёмную зашёл – и там пусто – ни «дилектора… ни секлетаря»!

Делая большие многозначительные паузы, коллега хитро взглядывала на Анастасию Александровну, улыбалась, и в конце повествования обе уже громко смеялись.

Надо заметить, что новый коварный зубной протез уже неоднократно подводил Николая Михайловича. И отдельные особо внимательные сотрудники фиксировали огрехи в дикции и слышали нечто созвучное пресловутой «лаболатории».

И в институтский фольклор вылетела байка. А весть о том, как Николай Михайлович шёл «по колидору», разлетелась по всему коллективу и со смаком и смехом передавалась из уст в уста.

Миф понравился и породил взрыв безудержного словотворчества. Затем принцип укоренился, и сотрудники как по команде начали сочинять, интерпретировать, изощряться и изобретать то, что в лингвистике называется эрратИвами*. В результате весь институт с восторгом первооткрывателей коверкал слова в разных вариантах.

И нередко теперь при встрече кто-нибудь ласково всплескивал руками и нежнейшим тоном говаривал коллеге: «Что-то вас, голубушка Екатерина Евгеньевна, давненько „на колидоре не видать”!»

На что Екатерина Евгеньевна важно и озабоченно отвечала: «Да я, знаете ли, всё „в лаболатории, да в лаболатории”!»

Или спрашивал кто-то из старших научных сотрудников младшего:

– А кудый-то это давеча Николай Михайлович с пОртфелем побёг?

И получал такой же стилистически отточенный адекватный ответ:

– Дык… куды?... на совещанию… к дилехтору… докладать станут… И вы, дражайший друг, ступайтя, не то опоздаитя! (Или даже так (рука просит дать это в транскрипции!): [апаздаитя].)

С новшеством быстро освоились, оно вошло в обиход, пагубная страсть прижилась, укоренилась, и сотрудники выдумывали агнОнимы** и анаколУфы*** (да простит читатель автору эту терминологию), как могли. Привычка изъясняться на причудливом арго стала занимательной игрой умных образованных людей. Это создавало некий флёр тайного заговора и в целом способствовало распознаванию «своего», а заодно поднимало тонус, улучшало настроение и освежало микроклимат в учёном коллективе. Издевательства над языковой нормой вошли в моду и стали повседневным явлением.

– А где «секлетарь»? – недоумённо спрашивал, например, заглянувший в приёмную кандидат наук, и сам себе отвечал. – Да у «дилектора», наверное.

Глумление над языком стало делом повседневным и воспринимались, как забава и игра.

Вот и упомянутая выше Анастасия Александровна сидела однажды в своём кабинете и писала статью для институтского научного ежегодника. Сосредоточенно, серьёзно и ответственно. Была очень занята и целиком, с головой ушла в процедуру.

Именно в этот ответственный и наполненный творчеством момент дверь приоткрылась и внутрь заглянула возглавлявшая прибывшую в институт группу коллег из другого города Инна Аркадьевна. Приехавшие, помимо того, что организованно слушали доклады на конференции, в отведённое для этого время расхаживали по кабинетам, общались с сотрудниками, делились и перенимали опыт.

Именитая в учёном мире Инна Аркадьевна показалась в дверном проёме и спросила – по-дружески так, даже как-то по-свойски, потому что уже успела познакомиться и пообщаться со многими и с хозяйкой кабинета тоже:

– Здравствуйте, Анастасия Александровна! А не подскажете, где Николай Михайлович?

Зачем-то ей понадобился Корзиночкин.

И движимая самыми добрыми чувствами, готовая немедленно помочь Анастасия Александровна мгновенно ответила «на автомате» – как признанному старому члену сообщества:

– Да вы «на колидоре» посмотрите, он должен где-то здесь быть.

Анастасия Александровна произнесла фразу оживлённо и весело, не особенно задумываясь, поскольку привычка переиначивать слова стала правилом хорошего тона, особенно при упоминании имени досточтимого Николая Михайловича. Но реакция изменившейся в лице Инны Аркадьевны заставила её оторопеть. Та странно посмотрела на Анастасию Александровну, ничего не сказала и отчуждённо натянуто улыбнулась.

«Что я несу!» – в ужасе подумала осознавшая свой промах Анастасия Александровна, представив себе всю гамму чувств, обуявших незнакомую с институтскими традициями гостью.

Словно очнувшись, Анастасия Александровна мгновенно спохватилась и уже вдогонку начала было озабоченно лепетать, стараясь выделить интонацией злополучный предлог «в»:

– Он только что заходил, он где-то тут рядом в коридоре должен ещё быть.

Но огорошенная Инна Аркадьевна уже тихонько прикрыла дверь, и было непонятно, услышала ли она пояснение с исправлениями.

А эффект звенящего неугомонного золотого колечка остался, звук дребезжал в воздухе и никак не умолкал.

Испуганная Анастасия Александровна вскочила из-за стола и выбежала в тот самый достославный коридор, чтобы повторить фразу в грамотной огласовке, реабилитироваться и попытаться восстановить репутацию, имидж и своё доброе имя, а заодно и помочь в поисках Николая Михайловича. Но в залитом июльским янтарным светом пространстве, усыпанном неугомонными сверкающими «солнечными» пылинками, увидела спешивших навстречу друг другу гостью и Корзиночкина. Повторять правильно сформулированную фразу больше не имело никакого смысла.

Анастасия Александровна, чувствуя, как низко пала в глазах коллеги, дала обещание никогда и ни при каких обстоятельствах не уродовать больше слов.

– Куды бечь? – тихонько с горечью и укоризной прошептала она самой себе, прикрыв дверь кабинета.
__________________

* ЭрратИв (от лат. errare в значении «ошибаться») или какогрАфия (от др.-греч. ;;;;; – дурной и ;;;;; – пишу) – слово или выражение, подвергнутое умышленному искажению носителем языка, владеющим литературной нормой, для придания особого эффекта.

** АгнОним (от др.-греч. ; – не, ;;;;;; – знание и ;;;;;, ;;;;; – имя) – лексическая или фразеологическая единица языка, которая неизвестна, непонятна или малопонятна одному или многим его носителям. Многие агнонимы являются диалектными, специальными терминами или устаревшими (архаизмами), но некоторые из них не имеют в словарях стилистических помет и относятся к нейтральной общелитературной лексике.

*** АнаколУф (др.-греч. ;;;;;;;;;;; – «непоследовательность») – риторическая фигура, соцецизм, состоящая в неправильном грамматическом согласовании слов в предложении, допущенная по недосмотру или как стилистический приём (стилистическая ошибка) для придания характерности речи какого-либо персонажа.



«Арт-галерея» (Рига, 2020.)