Имя для кота

Когда, глядя на чёрного кота, кто-нибудь вдруг спрашивал: «А сколько ему лет?», в ответ обычно получал фразу: «А сколько лет Обама у власти?»*

(Вот, кстати, точные даты: 2009–2017.)

Вопрошавший смотрел на это огромное чудо с глазами цвета свежескошенной травы, совсем, как у гофмановского кота Мурра, и начинал вслух размышлять:

– Так… У Обамы уже второй срок пошёл. Значит, четыре… плюс… плюс сколько?

– Ну, года два, наверное, – помогала хозяйка кота.

– Шесть? – делал логическое заключение вопрошавший.

– Добавь предвыборную кампанию, – улыбаясь, весомо советовала Татьяна Кирилловна.

– Семь лет, – резюмировал собеседник, разглядывая чёрного красавца.

– По человеческим меркам, ему немного за сорок, – уточняла хозяйка.

– Мужчина в самом расцвете сил, – уважительно вспоминал незабвенного Карлсона любопытствующий.

А сидевший в позе гордого сфинкса на зелёной лужайке перед деревенским домом кот, как и все коты, отстранённо смотрел мимо беседовавших, словно он тут совсем ни при чём, и делал вид, что увлечён своими мыслями. И вообще, занят очень важным делом – наблюдает за собственной территорией. По крайней мере, в разговоры не вмешивался. Хотя всё понимал и всё знал. Ибо был умён, хорошо воспитан, спокоен, сдержан и благороден. И ещё потрясающе красив.

Великан с густой чёрной шерстью, аристократическим характером, врождённым чувством собственного достоинства, прекрасными манерами и неполиткорректным именем появился на свет в соседском доме. Ну, не совсем в соседском, а «через дом».

Пошла однажды его будущая хозяйка за молоком к его тогдашней хозяйке.

Снег скрипел под ногами, и снежинки отражали ослепительно-яркое солнце каждой своей бриллиантовой гранью. Сугробы сверкали и переливались этим драгоценным блеском под лазурью чистейших и высочайших небес.

Татьяна Кирилловна, будущая хозяйка, приблизилась к дому Марины, его тогдашней хозяйки, и в зимнем пушисто-белом великолепии неожиданно увидела… Мурчика!

«Кто такой Мурчик?» – спросите вы, забегая вперёд.

«А это дедушка подростка-кота, при виде которого его будущая хозяйка ахнула и замерла», – ответит вам автор.

Однако Татьяна Кирилловна ещё не знала всех тонкостей генеалогии.

Но увидела осторожно пробирающегося по засыпанным высокими снежными шапочными помпонами планкам и перекладинам своего кота Мурчика, бесценного и любимого, которого не было на белом свете уже несколько лет.

Но вот теперь, грациозно и точно ступая лапками по снеговым подушкам, с грацией эквилибриста к ней приближался именно он.

«Реинкарнация!» – ошарашенно подумала Татьяна Кирилловна.

– Мурчик! – не в силах сдержать порыва воскликнула она, обращаясь к точной копии своего обожаемого и навсегда потерянного кота, который точно так же держал голову, хвост и переставлял лапы. И ясный взгляд зеленоватых глаз у него тоже был именно тем же. И симпатичная мордочка с широкими скулами и курносым носом точно воспроизводилась в новом образе. И высоко поднятый хвост был таким же пушистым и длинным.

– А это не Мурчик! – услышала она весёлый голос Марины, хозяйки дома, притоптывавшей чёрными валенками среди белых жемчугов, рассыпанных по всему её двору. – Здравствуйте, Татьяна Кирилловна!

– Здравствуйте, Марина! Ну просто один в один! – удивилась Татьяна Кирилловна.

– Ещё бы! – засмеялась Марина. – Ведь это внучок вашего кота.

Гены кота Мурчика были рассеяны по всей деревне. И иногда на глаза Татьяне Кирилловне попадались большие коты с чёрными пятнами, что не оставляло сомнений в причастности кота Мурчика к появлению на свет их обладателей. Но сейчас на белом снегу пред нею предстал абсолютно чёрный кот – настоящий клон её любимца.

Между тем ничего не подозревавший котик, ещё подросток, дошёл по заснеженным колышкам до калитки, около которой стояла заинтригованная Татьяна Кирилловна, и уселся на столбик напротив неё, а она принялась разговаривать с новым знакомцем.

– Как же тебя зовут? – спросила Татьяна Кирилловна, сняв варежку и погладив кота по голове.

– Обама! – весело ответила его хозяйка Марина.

– Вот это да! – изумилась будущая хозяйка и спросила. – Это почему же вы его так назвали?

–А он родился как раз в предвыборную кампанию. Как телевизор ни включишь – всё Америка да Америка, Обама до Обама в «Новостях». День и ночь одно и то же – единственный чёрнокожий президент, – начала объяснять Марина. – А тут у нас кошка окотилась, и один котёнок – чёрный. Вот Артём и назвал его так – пошутил! Посмеялись-посмеялись, а кличка приклеилась.

– Так ты Обама? – спросила кота Татьяна Кирилловна и почесала его за чёрным ухом.

Кот доверчиво взглянул на неё, прищурил глаза, выразил все признаки удовольствия, громко замурлыкал и ловко подставил второе ухо под обходительную ласковую руку.

– Обамушка, – ворковала будущая хозяйка, гладя реинкарнацию и узнавая своего Мурчика в его молодые годы.

– Так что мы теперь с вами родственники, – пошутила нынешняя хозяйка Обамы и стала рассказывать. – Наша Киса Анфиса – его мама – как раз дочка вашего Мурчика, а тот к её маме, нашей Кисе Мусе, всегда ходил.

– Значит, внучок, – подвела итог Татьяна Кирилловна и, старательно наглаживая кота, повторила, – Обамушка!

Кот ещё громче замурлыкал и всем своим видом показал, что вариация имени ему очень понравилась.

– Как трактор! – прокомментировала издаваемые разомлевшим котом раскатистые звуки Марина.

Она передала Татьяне Кирилловне приятно-тёплую трёхлитровую банку молока, помогла поставить её в сумку и, песенно растягивая слоги в имени, мелодично позвала:

– Оба-ам! Пойдём домой, а то замёрзнешь! Хватит гулять! Вон мороз какой!

– Да, мороз сильный, минус 20, – согласилась Татьяна Кирилловна и обратилась к коту. – Теперь буду к тебе в гости ходить, а ты встречай меня, ладно? И ты ко мне заглядывай!

Она попрощалась с Мариной, повернулась и пошла по похрустывающей снегом тропинке.

– Ой! – услышала она за спиной. – А кот действительно за вами побежал!

Татьяна Кирилловна оглянулась и увидела соскочившего с забора котика, припрыгивающего за ней по голубоватым снежным следам.

Она остановилась.

– Пойдёшь со мной? – спросила Татьяна Кирилловна Обаму и посмотрела на его хозяйку.

– Нет-нет! – ответила та и добавила, призывно обращаясь к коту. – Давай домой, а то дверь закрою. Как же ты войдёшь? Тебя там мама с бабушкой ждут!

У соседей было много кошек. В деревне при наличии коровы можно позволить себе содержать большое поголовье разных животных.

Так Татьяна Кирилловна познакомилась с Обамой.

Они подружились, и кот всегда радостно встречал её в своём дворе. И с тех пор Татьяна Кирилловна, приходя за молоком, часто видела на белом снегу эту пушистую чёрную кляксу с двумя зеленовато-жёлтоватыми светящимися пуговицами.

Кот всегда очень радовался ей, ластился, бросался погладиться, получить порцию комплиментов и провожал по тропинке до конца своего забора. Дальше он поначалу не ходил.

Но к весне, когда растаял снег, потекли ручьи, миновала весенняя распутица, земля подсохла и появилась первая нежная травка, подросший и даже возмужавший котик стал провожать Татьяну Кирилловну по тропинке до самого её дома. А потом вприпрыжку, изогнув хвост, бежал обратно.

И уже с появлением первых жёлтых одуванчиков Обама стал иногда осторожно заходить во двор Татьяны Кирилловны.

В доме её тогда жили кошка по имени Поля (в девичестве Леопольд) и её старший брат кот Колобок.

Своё «девичье» имя Леопольд прелестница Поля искренне не любила, всем видом показывая, что не надо напоминать ей о детстве, когда её принимали за кота по причине чрезвычайных активности и шустрости. Поля была гладкошерстна, в целом бела, чернохвоста, и несколько чёрных пятен украшали её спину, голову и бока. Особенно трогательно смотрелись два крупных равновеликих пятна на левом боку, за что в детстве её называли ещё и Котом в Горошек. Только когда Поля подросла и особенно сдружилась с Колобком, а тот принялся трогательно опекать Кота в Горошек, и они стали повсюду гулять вместе, стало ясно, что c именем ошиблись, а точнее, сильно промахнулись.

Повзрослевший Леопольдик вдруг неожиданно показательно располнел и сделался беременным. Поэтому справедливость восстановили, имя спешно поменяли, и Поля стала Полей. О Леопольде забыли и лишь изредка могли пошутить, по старинке назвав Полю этим именем. Но она демонстративно обижалась, поджимала лапки, если сидела, и всем видом показывала, что такие словесные выкрутасы ей крайне неприятны и неуместны.

Поля отнеслась к появлению молодого Обамы спокойно. Колобок же как глава кошачьего прайда и хозяин «владений своих» исправно прогонял чужака.

А Татьяна Кирилловна тайком, стараясь не раздражать своих подопечных, угощала изредка заглядывавшего на огонёк «родственника» чем-нибудь вкусненьким. Наверное, на эти лакомства и ласку Обама и стремился зайти навестить её. Или кота вела загадочная генная память? Сказать трудно, но внук Мурчика с чёткой периодичностью посещал фамильную вотчину, интуитивно чувствуя своё законное право наследования.

Спустя года четыре, когда уже не стало Колобка (а век деревенских котов недолог), Обама начал свободно приходить в дом к Татьяне Кирилловне.

«Забирайте! – не раз предлагала отягощённая обилием кошек в собственном хозяйстве Марина. – Пусть живёт у вас!»

Но Татьяна Кирилловна, уважая волеизъявление питомца, твердила: «Пусть сам определится!»

И Обама принял мудрое нерадикальное компромиссное решение и жил на два дома, хотя отдавал явное предпочтение своей «исторической родине», то есть усадьбе Татьяны Кирилловны.

Однако весной, летом и ранней осенью он всего лишь заглядывал сюда – проверить, что да как, и перекусить, всё остальное время кот был занят обходом территории, поддержанием порядка, бесчисленными романами и драками с соперниками.

Зимой и поздней осенью он в основном жил у Татьяны Кирилловны, ел и спал, где хотел, – ему дозволялось всё.

Верный античному принципу «Ubi bene, ibi patria», то есть полностью согласный с Аристофаном и Цицероном в постулате «Где хорошо, там отечество», кот снимал пенки и сливки в обоих домах – его любили везде. Хотя основное время проводил у Татьяны Кирилловны. Туда же, где он появился на свет, кот наведывался подтвердить неприкосновенность собственной территории, навестить маму, бабушку и братьев с сёстрами, а ещё попить парного молока.

Он всегда точно знал время, когда Марина доила корову, и ходил пить тёплое пахнущее свежими луговыми травами молоко. А Татьяна Кирилловна летними вечерами уже на закате напоминала ему: «Обам! Марина уже, наверное, корову поила. Сходи, молочка парного попей!»

И ленивый кот, спавший у куста сирени и всем своим видом напоминавший чёрную тряпку, спохватывался, вставал и поспешно устремлялся в свой первый дом на ужин.

Прежним хозяевам, занятым работой, было не до одного из своих котов, поэтому его перемещение к соседке они восприняли совершенно спокойно и даже безразлично. Этого добра им хватало с лихвой.

С исчезновением Колобка и переселением на новую по праву унаследованную территорию у Обамы сложились самые нежные отношения с Полей. Он, как и его предок Мурчик, был настоящим джентльменом. И во время весенних ухаживаний терпеливо сидел возле Поли, забравшейся на пень или спрятавшейся в сарае и осторожно выглядывавшей в специально сделанный внизу двери лаз, в ожидании, когда та позволит приблизиться к ней. Кот стоически и безответно сносил довольно сильные и резкие удары Полиной лапой по своей чёрной усатой морде при попытках проникнуть в сарай, воспринимал Полины капризы как должное, не обижался и не отходил ни на шаг от своей Дульсинеи. Но как бережно потом произносился обращённый к ней вопрос, звучавший в коротком «Мур-р», которое на ходу считывалось и переводилось совсем как голливудское «Тебе было хорошо, дорогая?»

Джентельменский список Обамы включал в себя и соседскую Багиру из дома, стоявшего между усадьбами Марины и Татьяны Кирилловны. И там его тоже привечали и подкармливали. «У него же здесь дети!» – аргументировали радушный приём и гостеприимство хозяева Багиры. И одним жарким летом два котёнка, внешний вид которых не заставлял сомневаться в причастности Обамы к их появлению на свет, с радостью встречали его у ворот.

Обама, подобно своему знаменитому предку Мурчику, гулял по всей деревне и повсюду оставлял ни с чем не сравнимые гены. Размеры, сила и волевые качества делали его непобедимым доминирующим альфа-самцом.

Но бойцовые деревенские коты не боялись вступать с Обамой в схватки. Традиции непреложно соблюдались – законы джунглей никто не отменял. А когда окрестности оглашались кошачьими воплями, Татьяна Кирилловна и приезжавшие в отпуск родственники волновались и с лозунгами «Наших бьют!», «Брысь!» и «Обама, держись!» ходили разыскивать орущих и визжащих сидящих друг против друга котов, готовых сцепиться в схватке. Чужаков прогоняли, помогая Обамычу сражаться с врагами. Фамильярно-деловой вариант имени – Обамыч – приклеился к коту и тоже стал часто повторяться в речи обитателей дома.

Кот каждый день отправлялся «на работу», обходя свою огромную латифундию, поддерживал её неприкосновенность, прогонял соперников и ухаживал за дамами. Изредка он мог удаляться и в длительные «командировки» на пару-другую дней. И тогда Татьяна Кирилловна, переживая его долгое отсутствие, в тревоге ходила осматривать местность в поисках загулявшего Обамыча. По весне он возвращался из своих путешествий сильно похудевшим. Обрадованная Татьяна Кирилловна усиленно откармливала оголодавшего дон-жуанствующего пилигрима. А довольный кот подолгу вылизывался, приводя себя в порядок, отъедался и отсыпался.

В определённые периоды жизни, как это было отмечено выше, Обама активно ухаживал за Полей. Хотя и без того отношения их были самыми тёплыми и ласковыми. Так, при встрече они нежнейшим образом обнюхивались, «целовались», умильно выражая свои любовь и привязанность. А по весне, когда Обама терпеливо часами сидел возле дырки в двери сарая, из которой выглядывала встревоженная Поля, не пускавшая его внутрь, шерсть его выгорала на ярком припекающем солнце и приобретала рыжий оттенок. Причём иногда рыжела только одна сторона Обамычевой морды или головы, или даже всего туловища. Но кот, добиваясь Полиного благорасположения, по-гусарски не обращал внимания на палящее солнце, обледенелую дорожку, грозное шипение и удары когтистой белоснежной лапой по чёрному носу.

Обаму в доме любили и бурно радовались каждому его появлению. Стоило скрипнуть калитке (а она всегда по-особенному скрипела под его тяжестью, когда он перелезал через неё), послышаться глухому звуку спрыгнувшего и приземлившегося на дорожку кота, как родственники громко возглашали: «Ой! Обамыч пришёл!» И где бы ни находилась Татьяна Кирилловна, даже в самой глубине сада, всегда раздавался её голос: «Обамушка! Вернулся! Иди сюда скорее, мой любимый котик! Я тебя покормлю!»

И Обамушка с достоинством шёл на призыв, он искренне любил Татьяну Кирилловну.

В знак особого расположения кот мог улечься перед ней на спину – вверх лапами – и начать переваливаться из стороны в сторону, выражая тем самым особое доверие и нежнейшую привязанность.

Во время очень редких, но иногда случавшихся отъездов хозяйки из деревни Обама тосковал.

Хотя все коты, когда-либо жившие в доме, в такие моменты впадали в депрессию.

Так, в своё время достопамятный и незабвенный Мурчик дня по три ходил вокруг дома и по садовым дорожкам, осматривал все закоулки и отчаянно приговаривал: «Ма-ма!» Это слово он произносил достаточно чётко, хотя обычно бывал молчалив и сдержан. У наблюдавших за ним родственников сердца сжимались от жалости и сочувствия. Они пытались ещё раз всё объяснить, рассказать, приласкать, успокоить и обнадёжить кота. Но тот ничего не хотел слышать и сосредоточенно искал Татьяну Кирилловну, стремясь во всём удостовериться самостоятельно.

Обама же не отличался многословием, но хозяйку тоже настойчиво искал по всем уголкам. И только окончательно убедившись и осознав, что та уехала, словно «консервировал» своё отчаяние, настраивался на долгое ожидание, садился где-нибудь в открытом сарае или на лужайке, откуда была видна входная калитка, и терпеливо смотрел то ли на неё, то ли вдаль, то ли внутрь себя.

Хотя Татьяна Кирилловна всегда предупреждала подопечных о предстоящей вынужденной разлуке, аргументированно объясняла необходимость отъезда, уверяла в своей любви и приказывала ожидать, они сильно тосковали. Оставшиеся родственники всей душой переживали за кошачьих и старались компенсировать разлуку – и кормили вкусностями, и разговаривали, и ласкали изо всех сил.

Татьяна Кирилловна всегда возвращалась с подарками – большими и маленькими, с особо вкусными деликатесами в пакетиках кошачьего корма.

Процедура под названием «Кормление чёрного кота» была любимым домашним сериалом.

Строго следуя киношному принципу «Нас и так неплохо кормят», мышей Обама не ловил – не царское это дело. А мыши иногда в деревенском доме появлялись. И Татьяна Кирилловна, опасаясь за сохранность своего паспорта и других документов, вынуждена была бороться с грызунами самостоятельно, своими силами. Однажды осенью она распугивала особо наглых, рисковавших появляться на виду мышей электрошокером и ставила в кладовке мисочку со специально купленной отравой.

При этом она шутливо выговаривала безмятежно спавшему после обеда где-нибудь на диване коту: «Какой же ты, Обамушка, лентяй! Ведь ты же кот! Поймал бы мышку!»

Но Обама не удосуживал себя даже тем, чтобы придать выразительности изжелта-зелёному взгляду. Он просто источал флюиды самоуверенности и самодостаточности. «Это не в моей компетенции, это не мой профиль», – говорил импульс, который он излучал и посылал Татьяне Кирилловне.

И той оставалось только считать энергетическую телеграмму из эфира, смириться и согласиться, что охота на мышей – не его уровень, что это ниже кошачьего достоинства и никогда Обама не опустится до такого низменного занятия, как ловля грызунов.

Татьяна Кирилловна пыталась решать проблемы звероловства своими силами и закрывала двери в кладовку, чтобы его величество случайно не соприкоснулся с расставленными там по мисочкам токсичными продуктами. При этом она чётко инструктировала кота, приказывая в кладовку не ходить, а случайно обнаруженных дохлых отравленных мышей не есть и даже не нюхать.

Кот внимательно и вдумчиво выслушивал инструктаж и наставлениям дисциплинированно следовал.

Да и зачем ему мыши – с грязной шкурой и костями? Если, например, рыбку ему скармливали, тщательно выбирая из неё косточки. Да и из курятинки мелкие косточки удаляли, дабы Обамушка нечаянно не подавился. «У него и так один клык сломан!» – сокрушалась и переживала Татьяна Кирилловна.

Кстати, о рыбке. Сей продукт Обама любил самозабвенно. И когда летом в гости к Татьяне Кирилловне приезжали родственники и ходили на рыбалку, то в первую очередь угощали кошачьих. Стоявшую в саду ванну наполняли водой и пускали в неё карасей, которых при появлении кота доставали, дабы угостить сибарита. А ещё делали гурману припасы на зиму, укладывая пакетики с почищенными карасями в морозилку.

Зимний Обама разительно отличался от Обамы летнего. И не только внешним видом, но также всеми привычками и образом жизни.

Видевшие его в первый раз незнакомцы восхищались сезонным обличьем этого чёрного шара с двумя светящимися желтовато-зелёными лампочками-огоньками и говорили: «Да он же у вас, как подушка! На нём спать можно!»

Но никто в доме никогда не позволил бы себе такого фамильярного и непочтительного обращения, к коту относились уважительно и с большим почтением.

Зимой барин Обама был хорош! Особенно умилял он, когда большим чёрным комом бежал-катился по сугробам, проваливаясь в снег всеми лапами по самый живот. Он забирался по специально сделанной (ещё в первый президентский срок) лесенке и усаживался на подоконнике, вглядываясь внутрь комнаты и телепатически вызывая Татьяну Кирилловну. Она ловила его флюиды и открывала окно, приговаривая:

– Ой, какой заснеженный кот! Подожди, давай лапки отряхнём, а то снег растает и лужи останутся.

И Обама терпеливо ждал, когда ему вытрут лапы.

Другим сезонным развлечением Обамы было сидение в кресле напротив наряженной ёлки. Он клал лапы на подлокотник и внимательно разглядывал игрушки.

Первое знакомство с ёлкой оказалось не совсем удачным и навсегда научило кота осторожности и соблюдению техники безопасности.

Татьяна Кирилловна нарядила небольшую искусственную ёлочку и поставила её на журнальный столик, рядом с которым в кресле безмятежно спал Обама.

Потом она ушла на улицу чистить снег, решив, что сделает это быстро и кот вполне сможет совсем недолго побыть дома в одиночестве.

Когда же она вернулась, ёлка лежала на полу, рядом валялись посверкивавшие осколки, а Обама с виноватым и даже пришибленным видом сидел в кресле.

– Что же ты наделал! – невольно вскрикнула Татьяна Кирилловна, тревожась даже не из-за беспорядка, а из-за того, что кот может поранить подушечки лап мелкими стекляшками.

Но Обама был так сконфужен, что Татьяна Кирилловна только и смогла произнести небольшое нравоучение: «Нельзя прыгать на ёлку!»

Пока она собирала осколки и ставила на место зелёную и несколько помятую искусственную красавицу, Обама неподвижно сидел в кресле, а на его огорчённой морде было написано: «Сам не знаю, как это случилось! Я только осторожно лапой потрогал одного маленького чёрного кота в шарике, а она взяла и упала!»

Больше Обама никогда к ёлке не прикасался. Обычно он сидел в кресле в уже упомянутой позе с передними лапами на подлокотнике и, не отрывая глаз, рассматривал уцелевшие блестящие игрушки. Знал ли он, что разглядывал собственное отражение, или думал, что там в переливающихся шарах спрятались десятки маленьких чёрненьких зеленоглазых Обамчиков, сказать трудно. На этот вопрос ответить сложно, но ситуацию кот держал под контролем, а игрушек больше никогда не трогал.

В снежные морозные дни Обама пребывал дома, лишь изредка выходя прогуляться. Спал он там, где хотел: и на диванах, и на столах, и на комоде, и в креслах, и на подоконниках, и на ковре, и на диванных подушках, и на батарее – где только желалось в тот момент его изобретательной душе. После прогулок по высоким сугробам он являлся домой со скатавшимися обледеневшими и сбившимися комочками снега на животе. Татьяна Кирилловна охала и принималась осторожно и деликатно отчищать шерсть, освобождая её от висящих колтунов, и вытирала специальным полотенцем живот, произнося текст: «Мой любимый бедный котик!»

А потом утомлённый прыжками по высоким сугробам, накормленный, вычищенный, вылизавшийся и обласканный Обама любил разлечься на горячей батарее, отогреться и вздремнуть.

– Что ты делаешь! – говорила ему взволнованная Татьяна Кирилловна, озабоченно трогая батарею и отдёргивая от неё руку. – Она же раскалённая! Обожжёшься! И будет у нас жареный кот. Иди в кресло на подушечку!

Но Обама никому не позволял вторгаться в его образ жизни и все решения принимал сам.

Ещё одним любимым зимним занятием кота было сидение на столе у окна и разглядывание своего антипода. В соседнем доме тоже на столе у окна восседал большой белый пушистый кот. Тот был домашним, на улицу его не выпускали, и Обама не имел чести быть непосредственно с соседом знакомым.

Так что два красавца-великана – белоснежный Маркиз и угольно-чёрный Обама – подолгу совершенно спокойно сиживали один напротив другого и с интересом разглядывали каждый свою противоположность.

Весной и летом привычки кота менялись кардинально. Обама активно занимался продолжением рода. Он обходил, кажется, всех деревенских кошек.

С того печального времени, как не стало бедной Поли, которая не смогла разродиться – слишком крупными были котята, Обама принялся «водить девушек» из своего первого дома в обретённую им вотчину. Приходивших в гости «девушек» в одно прекрасное лето у него было две – рыжая и сиамская. Подружки поначалу были очень робки и осторожны, на чужую территорию к незнакомым людям заходили с большой опаской и старались прятаться под кустами или в цветах. Но Обама подбадривал их призывным «Мурр!», словно приглашая и уверяя, что ситуация под контролем, всё надёжно и опасности никакой нет – это он гарантирует. Так и слышалось в этом коротком звуке приглашение: «Иди, не бойся! Я тут хозяин, и всё будет хорошо!» Обама явно приглашал и зазывал гостей на лакомство – делился. Надо сказать, что «девушек» он водил по одной.

Татьяна Кирилловна и родственники радовались и поддерживали имидж радушного хозяина, а заодно и авторитет кота. Тяжело спрыгнув с калитки, он целенаправленно шёл в сад к ванне, а сопровождавшая его «девушка» поначалу сидела за воротами, потом незаметно перелезала через забор и короткими перебежками следовала за кавалером. Естественно, для кота тотчас же извлекался карась, а потом рыбку вылавливали и для подружки. Та поначалу опасалась приближаться, поэтому рыбку приходилось бросать или через забор, или под куст, например, смородины, где «девушка» в нерешительности ожидала угощения. Она хватала карася и убегала с ним куда-нибудь подальше. Но потом «девушки» вошли во вкус и даже стали приходить самостоятельно, без Обамыча. Хозяева им радовались и в подарке никогда не отказывали.

Пушисто-полосатая рыжая подружка, в отличие от совсем пугливой сиамской, стала завсегдатаем. К ней привыкли и полюбили. Она долго дичилась, робела и не подходила близко, предпочитая отсидеться где-нибудь в укрытии, получить серебристого карасика, убежать с ним, съесть и спрятаться под стоявшей во дворе машиной. Но со временем освоилась и даже давалась погладиться. Подружкой любовались, начали называть её Рыжей Девушкой и тоже принялись угощать, помимо карасей, всякими вкусностями. А потом стали считать своей и решили дать имя. Спросить об ономастике соседей-хозяев как-то всё не получалось, а потому приехавшие родственники положили справиться с проблемой самостоятельно.

Они недолго ломали головы и пошли по вполне логически объяснимой, хоть и неполиткорректной, но протоптанной дорожке. К тому моменту заатлантический президент был переизбран. Поэтому по ассоциации имя принялись искать в высоких политических кругах за океаном. Назвать похожую на оранжевый апельсин желтоглазую Рыжую Девушку Трампой или Трампушей, естественно, не захотели. А вот в раздумьях произнесённое имя Мэлани вызвало взрыв дружного смеха, сразу понравилось и показалось вполне уместным. Так что милую Рыжую Девушку дружно нарекли Маланьей или по-славянски просто – Малашей, с вариациями – Милаша, Милашенька и т. д.

В первый год Малаша только приходила в гости, её угощали, на второй – зимой в сильные морозы по добросердечию стали пускать в дом.

Имя Обамы сыграло в жизни кота свою роковую роль. Потому что минули два президентских срока, и осенью за океаном чёрного Барака переизбрали. А уже летом кота Обамы не стало. Век деревенских котов недолог... Как-то июньским вечером он съел своего любимого карася, а потом почувствовал себя плохо. Позвонили в город ветеринару и записали на приём, но утром везти его уже было поздно.

Маланья с разрешения своих первых хозяев окончательно переселилась в дом, куда её когда-то привёл Обама.

И это только одна из саг кошачьего цикла, который может быть продолжен.



«Арт-галерея» (Рига, 2020.)