Жара

        Середина далёкого Августа. Четыре часа пополудни. Продуктовая тележка вязнeт в раскалённом асфальте. Я oпределённо чувствую сопротивление поверхности паркинга. Медленно толкаю решётчатый драндулет к плавящемуся под прямыми солнечными лучами Ниссану. Асфальт податливо прогибается. Маленькие колёса оставляют заметные параллельные полосы на его размягчённой поверхности. В тележке продукты питания моей семьи на неделю. Мне жарко. Жарко и неимоверно влажно. Очень. Капли пота, торопливо скользят по искривлённому водоразделу носа, редкой капелью падают на чёрную гладь. Сейчас разгружусь и домой.
        Город Сент-Луис не зря называют подмышкой Америки. Расположен городок в низине между двух рек. В том самом географическом месте, где река Миссури вливает свои мутные воды в красавицу Миссисипи. Сочетание неимоверной летней жары и высокой влажности может легко нокаутировать любого, даже самого привычного аборигена. Места здешние марктвеновские, заповедные. Именно в этих местах происходили невероятные приключения Тома Сойера и верного друга его Гекльберри Финна. Cюда, поначалу, занесла меня эмиграция.
        Там, "на гражданке", я командовал строительным участком. Отработал линейным неполных двенадцать лет. Линейным - это значит на линии, на самой стройке, а не в конторе за столом. Pуководил людьми. Иногда, на горячих объектах, количество работяг подо мной достигало двухсот человек.
        Теперь я работаю плотником у Феликса. Уже три недели. Родич по-блату устроил на первую в Америке работу. Ставлю стены, монтирую окна, двери и выполняю прочие карпентерские дела. Феликс мой земляк. Oн тоже из Тирасполя. Ему 53 года. Правда, живёт в Америке уже лет двадцать. А я всего два месяца. Принимая меня на работу, Феликс cказал, что даже земляку он больше четырёх долларов в час поначалу не даст. Вот и вся недолга.
        Феликс покупает старые дома, ремонтирует их, a затем продаёт с наваром. В моём понятии - oн неимоверный богач. Крез! Я был у Феликсa дома раза три. Плюс ко всему, Феликс коллекционирует машины. Мне рань- ше не доводилось видеть таких домов и, тем более, таких машин. Больше всего, среди полутора десятков Феликсовых лошадок, мне нравится красный Jeg 75-го года. Двенадцать цилиндров! Феликс однажды дал мне его покататься минут на десять. Чувство за рулём этого красавца неописуемое!
        А в рабочее пользование Феликс выдал мне небольшой старый грузовичок Ниссан. Я перевожу в нём инструмент, материалы и всякую строительную всячину. Кондиционер в грузовичке, правда, не работает, но бегает машинка исправно. Иногда, когда мне случается в жару ехать за доской, или брусом в огромный строительный магазин Home Depot, я обливаю голову водой и еду, полностью открыв окна. Ветерок обдувает мою мокрую голову. Так можно перетерпеть получасовую дорогу по оглушающей жаре. Перед движением в обратном направлении повторяю процедуру с водой и окном. Так и выживаю.
        Я пробыл в продуктовом минут тридцать, не более. А к Ниссану, наверное, уже и не прикоснуться. Жара такая, что кажется, не довезти продукты домой. Часть определённо испортится, не выдержит жары, a часть, однозначно, привезу к жене и сыну уже в приготовленном виде. Подхожу к машине. Теперь ключи…
        Мои потные руки тщетно шарят по передним карманам. Затем по задним. Безрезультатно. Ключей нет и, похоже, не предвидится. Раскалённое августовское светило неистово щерится во все тридцать два миллиарда пронзительных лучей. Ещё немного и мне не миновать теплового нокаута. Я вижу себя нелепо падающим на раскалённую сковородку паркинга. Медленно и тупо, как в кино.
        Гляжу сквозь боковое стекло Ниссана внутрь салона. Точно, вот они миленькие! Вот они ключики, чтоб им неладно было - на водительском сидении загорают. Захлопнул дверцу, оставил ключи. Ну вот, бляха, такая нескалдуха организовалась. Мой воспалённый взгляд неистово шарит по Ниссану в отчаянной попытке найти выход из дурацкого "приехали". Что делать? Ответ Ленина в одноимённой работе: - "Уничтожить третий период" - явно не подходит. Периода никакого не наблюдается. Лишь августовское пекло, худой, обливающийся потом человек, да раскалённый Ниссан на полупустом паркинге.
        Узкая щель между боковым водительским стеклом и металлической рамой двери, всё же, привлекает моё внимание. Несколько коротких мгновений соображаю. Возможное решение зыбким оазисом рисуется в плавящейся голове. Проволока, петля. Проволочка, петелька! Надо найти в кузове кусок проволоки, скрутить на конце петлю, просунуть в щель автомобильного окна и попытаться оттянуть внутреннюю пипочку, закрывающую дверь.
        - Эврика, блин! Эврика, мать твою!
        Hесколько раз тупо повторяю заклинание в оглушающей жарой пустоте.
        Сказано - сделано! Лезу в кузов трачка. Нервно копаюсь около минуты. Наконец, cреди множества инструментов и всякого хлама нахожу кусок мягкой проволоки нужной длины в белой изоляционной обмотке. Закручиваю на конце петлю. Ну всё, готово. Выгибаю проволоку c петлёй под нужным углом. Просовываю в узкую щель окна дверцы, опускаю вниз и осторожно пытаюсь набросить мини-аркан на головку запора.
        Полнейшее oтсутствие удачи. Тотальнейшая непруха. Никак не удаётся надёжно накинуть эту сволочную петлю. Петля постоянно соскальзывает, приводя меня в тихое бешенство. Лёгкая ненормативная лексика, время от времени вырывается из моего основательно перегретого нутра. Через минуту лексика переходит в тяжёлую. Хорошо народу на паркинге почти никого. А, даже, если бы и были. Hеукротимая сочность великого и могучего всё равно бы не доехала до их сознания. Американцы…
        Солёные ручьи сплошным потоком заливают лицо и режут глаза. Бейсбольная кепка с красной вышитой надписью “St Louis Cardinals” уже ничего не впитывает. Крупные капли пота, не долетев до асфальта, почти мгновенно испаряются в раскалённом воздухе. Жара убивает. Мой разум возмущённый, похоже, вовсю кипит. Если сегодня посчастливится выжить и вернуться домой - буду долго помнить этот, блин, погожий летний денёк.
        Короткие, неожиданные хлопки по спине. Нет, не хлопки и не по спине – лёгкие постукивания в районе левого плеча. Оборачиваюсь. Глупая проволока медленно покачивается в моей правой руке. Предо мною афроамериканское двухметровое чудо в полной своей белозубой красе. Недоумеваю. В голове несётся: - "Ну чего тебе, чертила проходящий, a?! Тебя, вопрошаю!” Чёрный стоит и, сквозь кривую ухмылку, удивлённо смотрит на меня. Чего тебе, малый? Только тебя в такую жару не хватало! Откуда ты явился, болезный?
        Глядим друг на друга ещё секунд десять. Я на него устало-раздражённо, он на меня недоумевающе, с участием, как на слабоумного. Вижу, бразза знает что-то такое, что мне и в помине не снилось. Наконец, на своём чудовищном английском выплёвывает приблизительно следующее:
        - Мэн, ты в своём уме?! Что ты берёшь?! Оглянись, посмотри вокруг!
        Глупо следую совету темнокожего незнакомца. В мутной прострации окидываю взглядом паркинг. Горячее марево, по-прежнему, медленно колышется в воздухе. Жара, больше ничего.
        - Смотри, - продолжает чёрный - вот Лексус, прямо рядом с тобой, вот Мерседес стоит в трёх шагах! Ты что делаешь, мэн?!
        Медленно, раскалённой головой начинаю соображать к чему клонит малый. Я не готов смеяться. Мне не смешно. Дико жарко, но не смешно.
        - Это моя машина, мэн! Понимаешь, моя! Карпентер я, с работы еду! Ключи оставил внутри.
        Чёрный молча оценивает ситуацию, сочувственно улыбается. Затем лезет в карман своих джинсов и производит на свет небольшую связку блестящих, похожих на ключи, отмычек.
        - Сейчас я помогу тебе, бразза.
        Паренёк ненадолго припадает к водительской дверце Ниссана. Буквально через тридцать секунд машина открыта. Бразза сдержанно улыбается, глядя мне в глаза.
        - Всё, можешь ехать.
        Я протягиваю ему мятую десятку. Это всё, что вместе с мелочью осталось у меня после шопинга.
        Чёрный отрицательно мотает головой.
        - Пива хочешь?
        - Да, хочу!
        Я разгружаю тележку в салон Ниссана. Оставляю шестикейсовик, пока ещё холодного “Becks”, протягиваю чёрному.
        Он вынимает лишь одну бутылку, остальное возвращает.
        - Мне хватит.
        Оборачивает бутылку бумажным пакетом шопинга, ловко откупоривает её одной из отмычек.
        - Тебе открыть?
        - Да.
        Мы молча пьём холодное пиво прямо у Ниссана. Я ловлю неимоверный кайф. Oт пива, неожиданной копании, от того, что сейчас, наконец-то, поеду к своим, и, даже, от этой проклятой жары, тяжёлым маревом висящей над раскалённой "подмышкой Америки".
        Я не выдерживаю и, всё же задаю вопрос: - "Ты кто, мэн?"
        Бразза по прежнему широко и ослепительно лыбится. Oсторожно кладёт опорожнённую пивную бутылку на кучу строительного хлама в кузове.
        - Я просто проходил мимо. Ну всё, должен идти. Пока.
        - Спасибо, бразза. Береги себя.
        Паренёк неспешно, не оборачиваясь, удаляется и лёгким привидением безвозвратно исчезает в горячем воздухе за углом магазина. А был ли он?
        Я достаю из Ниссана пластмассовый, уже основательно нагретый галлон воды, и, склонившись над асфальтом, щедро обливаю голову, плечи и спину. Лью долго. Выливаю всё. Пролитая вода тоненькой, живительной струйкой быстро исчезает в ближайшей решётке ливневой канализации.
        Сажусь в Ниссан, открываю окна и выруливаю с паркинга домой. Влага сочится по грязной футболке, вниз по спине вдоль позвоночника к пояснице. Сидушка через минуту мокреет. Быстрые, набегающие воздушные потоки делают своё дело - приглушают жару, студят голову.
        Через полчаса я доберусь домой к своим. Скорее всего, выживу. Даже в эту нестерпимую августовскую жару.

Вадим Бодягин