Объяснение в любви

     Мне сейчас почти столько же лет, сколько было тебе, когда мы познакомились. До этого у тебя никогда не было сына – только дочери, которых ты очень любил и которыми гордился.
     Ты родился в служебной квартире в полуподвальном этаже огромного гимназического здания, расположенного на главной улице города, напротив Путевого Дворца. Также как твой отец. Он, восемнадцати лет от роду, только окончив гимназию, после смерти своего отца принял на себя заботу о матери и сестре вместе с должностью отца – помощника классных наставников. Эта должность давала право жить при гимназии.
     Спустя пять лет твой отец женился на шестнадцатилетней девушке из предместья – твоей матери, а еще спустя восемь лет на свет появился ты.      Третий ребенок в большой семье. Ровесник века.
     Российские педагоги никогда не были богаты. Но, несмотря на некоторую скудость быта, чистота физическая и нравственная были в вашем доме всегда. И ты на всю жизнь сохранил их в себе. В любой обстановке.
     В детстве ты был таким же, как все мальчишки. Рос смышленым и бойким. Гимназические стены были твоим родным домом, и ты успел многому научиться у гимназистов, пока не стал одним из них. А уже в годы учебы эти твои знания и навыки только совершенствовались. Ты мне потом много об этом рассказывал.
     Твой родной город был зеленым и уютным. Он был тебе хорошо знаком и дорог. В нем протекали целых четыре реки. Дома перемежались рощами и лугами. Ты очень любил природу. Любил гулять по окрестным лугам и лесам. Любил смотреть на закаты. Любил ловить рыбу в коричневатой теплой воде речки, протекающей недалеко от гимназических стен, и эту страсть сохранил на всю жизнь.
     Несмотря на ордена и медали, которыми был награжден твой отец за заслуги на ниве просвещения, материально вы жили тяжело. Но у вас была крепкая семья, и все трудности преодолевались. И ты вырос с пониманием, что семья – это главная ценность в жизни.
     Когда тебе было четырнадцать лет, умер твой старший брат. Это было тяжелым ударом для всей семьи. В тот же год началась война. Но ты был еще очень молод, и та война тебя не коснулась.
     В разных местах города открылось несколько десятков госпиталей, даже в Архиерейском доме и в Дворянском собрании. Формировались санитарные поезда. Город наполнился ранеными, которых свозили сюда с разных участков фронта. Первого умершего солдата с величайшей торжественностью похоронили в древнем монастыре за Волгой. Улица около гимназии была запружена народом.
     Ты продолжал свое обучение в гимназии. Много читал. Много думал. И успел окончить гимназию как раз к революции.
     А после революции все смешалось. В городе был введен комендантский час, и запрещен въезд в город для посторонних. Жизнь сошла с накатанных рельсов. Гимназию упразднили, переименовав ее в Единую трудовую школу второй ступени. В ней теперь вместе с мальчиками учились девочки. На Соборной площади у Путевого дворца похоронили революционера-самоубийцу. Дисциплина падала, люди переставали добросовестно трудиться. В городе становилось плохо с продуктами. Доходили слухи о восстаниях крестьян в различных уездах губернии, в том числе, недалеко от города.
     Ты уехал учиться в Москву, поступив в сельскохозяйственную академию, которая раньше называлась Петровской, и которую потом назовут Тимирязевской. Но отца уволили из школы в возрасте пятидесяти лет. Новой власти не нужны были дореформенные педагоги с тридцатилетним опытом воспитания детей. Поэтому тебе пришлось бросить учебу и идти работать, чтобы помогать семье, где были еще двое младших детей. Но на всю жизнь ты сохранил свой первый студенческий билет – удостоверение на тонкой бумаге с печатью.
     Путевой Дворец самодержцев всероссийских был национализирован. Он был наполнен драгоценной посудой, картинами известных мастеров и другими редкостями. Твоего отца назначили смотрителем Дворца, потому что поколениям горожан, обучавшимся в разные годы в гимназии, была известна его безукоризненная честность. Но через полгода его уволили и оттуда.
     Тебе удалось устроиться учителем деревенской школы первой ступени в соседнем уезде. Ты забрал к себе семью и целый год вы жили в деревне. В трудные и голодные первые годы после революции жить там было легче. Гражданская война полыхала где-то вдалеке, не затрагивая вашу губернию. К твоему счастью, медицинская комиссия сочла тебя негодным к военной службе, и мобилизация тебя не коснулась.
     Отец лучше других понимал, что тебе необходимо учиться дальше. И он настоял, чтобы ты снова поступал в институт, вернувшись в город. А они остались в деревне, где отец опять стал работать в школе. Ты снова стал студентом. Ваш институт вместе со страной бесконечно реформировали. Поступив в один институт, через год ты оказался в другом учебном заведении, уже Москве.
     И вот тут… Ну да, она была очень красивая! Худенькая, стройная. С вьющимися темными волосами. У нее были необыкновенные глаза сверкающие, лучистые! И еще она была очень доброй. Необычайно доброй. Она была из твоего же города. Тоже из большой и дружной семьи. Дочерью купца второй гильдии. Из семьи старообрядцев – единоверцев.
     В прежней жизни вы, скорее всего, и не встретились бы. Она оканчивала другую гимназию. Женскую. Частную. Хорошо говорила по-французски и играла на пианино. Ее отец был богат, он владел несколькими домами в центре города, баржами, хлебными лавками и лабазами. Но все это было тогда, в другой жизни. А теперь революция все смела и перемешала. И она такая же студентка, как и ты, в этом же московском институте.
     Как описать время, когда ты молод, а новое вокруг тебя только нарождается? Когда новая жизнь несет тебя подобно вешнему потоку. В Москве столько всего интересного! И ты влюблен! Это трудно описать, поэтому я даже не буду пытаться. Хотя ты рассказывал мне и об этом времени тоже.
     Два года учебы пролетели незаметно. Беда пришла, откуда не ждали. Утвердившись, новая власть принялась сортировать своих граждан на «чистых» и «нечистых». В институте начались чистки. Комиссия по качественной проверке студентов детально рассматривала их анкетные данные, выясняя происхождение. Итогом этого рассмотрения было либо продолжение учебы, либо увольнение из института. Были студенты, которые не оправились от такого удара. Одна из девушек свела счеты с жизнью на чердаке общежития.
     Тебя оставили. А купеческую дочку уволили из института «для получения производственного стажа». То, что она до поступления в институт работала счетоводом, во внимание принято не было. Контора – не производство! Свободна! Это было ее последнее образование, последнее в жизни, больше учиться ей уже не придется. Кто знает, как бы она перенесла этот удар, если бы не ты? Ты протянул ей руку и предложил идти по жизни вместе. В горе и в радости… пока… не разлучит вас. Короче, на всю жизнь. Меньше чем через год вы стали мужем и женой.
     Ты прошел все чистки, и тебя снова перевели. На этот раз в Ленинград. Теперь у тебя за спиной семья, пусть пока небольшая. А впереди диплом, который ты выполнил на одном из предприятий родного города. Знать бы, каким образом ты попадешь туда следующий раз! Но людям не дано знать своей судьбы… Институт ты успешно закончил.
     Тебя принял крупнейший завод города, и ты стал на нем работать. Как и положено по твоему диплому – инженером. Ты добросовестно выполнял свои обязанности и потихоньку поднимался по служебной лестнице. Тебя ценили, поручая все более сложные и ответственные задания.
     Скоро родилась дочка. А немного погодя и вторая, младшая. Жена работала на разных работах: счетоводом, лаборантом, химиком-аналитиком. В том числе, преподавателем по ликбезу (ликвидации безграмотности) на твоем заводе. Жили вы все вместе с твоими родителями, которые к тому времени вернулись в город. Жизнь налаживалась. Молодость продолжалась!
     Однажды вы с женой даже были на море. Теплое море, буйная южная природа и огромные звезды на небе оставили незабываемые впечатления.
     Но лучшим видом отдыха для тебя всегда были рыбная ловля и охота. Бывало, что в выходной день весеннюю зарю ты встречал с ружьем и собакой в лесу, где красовались самцы-тетерева, ухаживая за самкой. Переночевав в копне сена, еще до первых проблесков солнца ты занимал выгодную для стрельбы позицию неподалеку от тока. Красавцы – тетерева, целиком и полностью поглощенные своим брачным танцем, не замечали ничего вокруг и подпускали охотника на выстрел.
     А бывало, что ты обходил километры луговин в надежде поднять рябчика или куропатку. Верный пес всем своим видом демонстрирует, что птица где-то здесь, в траве. Он весь вытягивается в направлении птичьего запаха. Нос показывает, где спряталась птица. Вытянутый назад хвост подрагивает. Передняя лапа поджата к брюху. Собака на стойке. Повинуясь команде хозяина, собака двигается вперед, и в этот момент из травы с шумом взлетает птица. Но охотник начеку, ружье поднято, курки взведены. Следует один или два выстрела и пестрый комок перьев падает на землю. Обученный пес приносит хозяину найденную дичь и внимательно наблюдает, как тот убирает ее в ягдташ. В те годы у тебя дома всегда жили охотничьи собаки. Добрые и ласковые, с шелковистыми длинными ушами.
     Возможно, это были самые счастливые и спокойные годы вашей семейной жизни. Молодость – замечательное время!
     Тяжелее было твоему отцу. После возвращения в город он, отдавший всю жизнь детям, был вынужден заниматься совершенно другой работой. Ему приходилось работать счетоводом, делопроизводителем, архивариусом. Часто эта работа была кратковременной. Пыльные папки навсегда заслонили от него детей. И так десять долгих лет. В конце - концов, не дожив до шестидесяти четырех лет, отец умер, меньше чем через год после рождения младшей внучки.
     Ты был уже заместителем главного инженера завода. И тут эта авария! В ней не было твоей вины. Но каким-то шестым чувством ты догадался вырвать из вахтенного журнала нужные страницы, которые содержали твои распоряжения и свидетельствовали о твоей невиновности, унести их с собой и спрятать. В другое бы время ограничились служебным порицанием, на худой конец лишили премии. Но на дворе стоял тридцать седьмой год, и старым схемам тут места не было. Началось следствие, допросы.
     С завода тебя уволили. А за спиной жена и две дочери. Одной девять лет, другой пять. В городе для тебя работы нет. Ты подследственный. В воздухе носятся слова «враг народа». К счастью, к тебе они пока не имеют отношения. Но месяц тянется за месяцем, а выхода из этого круга не видно.
     Наконец, тебя взяли работать на предприятие, где ты делал диплом. Приняли на рядовую должность, но и это счастье – есть чем кормить семью. Оставалось только ждать разрешения своей судьбы.
     А дальше я не знаю, было ли это, нет ли. Есть только семейное предание. Но, зная дальнейшие события, я думаю, что это было. И расскажу эту легенду, как я ее слышал. Когда дела твои были уже совсем плохи, и следователь готовился лишить тебя свободы, в город на текстильный комбинат приехала Надежда Константиновна Крупская. Наряду с вопросами образования, она уделяла большое внимание условиям труда и быта работниц, их социалистическому воспитанию. И вот тогда твоя жена, дочка купца второй гильдии сумела добиться встречи с Крупской. Она говорила с вдовой вождя мирового пролетариата о твоей судьбе. Она просила разобраться с твоим делом по-честному. Много кто обращался в те годы к небожителям. Но купеческое происхождение тогда было для этого не лучшей рекомендацией. Поэтому часто эти обращения оставались без ответа. А случалось, что заявитель после этого исчезал бесследно.
     Но тебе повезло, и тучи над твоей головой рассеялись. Страницы вахтенного журнала, сохраненные тобой, были приобщены к делу. А само дело закрыто за «отсутствием состава преступления».
     А может быть, беззаветное мужество твоей жены сыграло свою роль? Не побоялась она за себя, за своих маленьких дочерей, за ваших родителей, что были к этому моменту еще живы! Тридцать седьмой год… Безумству храбрых… В горе и в радости… пока… не разлучит…. Короче, на всю жизнь!
     Тебя восстановили на прежней работе на большом заводе, отменили приказы. Но что осталось у тебя в душе и на сердце? Как тебе было смотреть в глаза людям, которые отворачивались от тебя восемь долгих месяцев? Ты мне рассказывал, что ты чувствовал тогда. Я был мал и, пожалуй, несмышлен, но рассказ твой запомнил на всю жизнь.
     Как бы то ни было, ты не затаил обиды. Ты продолжал работать еще лучше, чем раньше. Год спустя ты даже вступил в партию, просто потому, что поверил в справедливость всего произошедшего с тобой. Ты не был карьеристом, ты просто работал.
     И когда спустя некоторое время тебе было предложено возглавить большой завод, расположенный существенно западнее, ближе к границе, ты согласился. Ты стремился начать новую жизнь вдали от родного города, ставшего на восемь долгих месяцев тебе чужим и враждебным. Ты принял свой завод чуть больше, чем за год до войны. До Великой Отечественной войны.
     Ты только успел войти в дела нового для себя предприятия, только успел перевезти на новое место семью. Вы еще даже не успели обжиться здесь, на новом месте, как наступило двадцать второе июня сорок первого года.
     С первых дней войны твой завод перешел на выпуск снарядов. Их требовалось много, очень много. Вы работали днем и ночью. Город, в котором был расположен твой завод, оказался на направлении главного удара немцев. Его много бомбили. Уже в первых числах августа танки Гудериана охватывали город дугой. Эта дуга лежала от города на расстоянии одного-двух их суточных марш-бросков. Места, где шли кровопролитные бои, на этой дуге чередовались с местами, где наших войск почти совсем не было.
     Ценой невероятных усилий советские войска сумели задержать немцев на этих рубежах почти на месяц, дав возможность предприятиям города эвакуироваться. Тебе чудом удалось отправить семью с другим предприятием на Урал, потому что для тебя возможности оставить город до окончания эвакуации твоего завода не было. Самым вероятным исходом был уход в партизаны после оккупации города. Вас готовили именно к этому. Твоя семья уже не надеялась увидеть тебя живым.
     Но ты сумел эвакуировать весь завод, оставив немцам одни стены! Никто не знает, чего это стоило твоим рабочим и инженерам! Чего это стоило тебе! Сколько вас погибло под бомбами, которые ежедневно сбрасывали на завод немецкие самолеты! Сколько вы спали в течение этих недель? Сколько ели? Никто не знает, кроме вас!
     Ты сумел даже вывезти с завода незавершенное производство. Благодаря этому, твои рабочие, прибывшие с первым эшелоном к новому месту расположения завода на Волге, сразу сумели приступить к выпуску продукции.
     Теперь ваш завод располагался в трехстах километрах выше по течению Волги от Сталинграда. Кто мог в конце лета сорок первого года предположить, что всего лишь год спустя это место перестанет быть глубоким тылом?
     Ты много рассказывал мне о том, как лохматые кавказские овчарки охраняли ваше предприятие. О том, как немецкие диверсанты обозначали по ночам фонарями бомбардировщикам ваш завод, выпускающий необходимые фронту снаряды. О том, как вы их ловили, а они отстреливались. Ты был директором этого завода, и ты отвечал за все. Таковы законы военного времени. Но ты не рассказывал, сколько часов за сутки ты проводил дома. И проводил ли вообще? Твоя младшая дочь совсем не помнила тебя в эти годы.
    Да, я забыл сказать, что твоя семья нашлась в круговерти эвакуационной неразберихи на Урале и приехала к тебе. Но не одна. Вместе с ними приехала старшая сестра жены со своими дочками, которые были немного старше твоих детей. Она была вдовой «врага народа» - дореволюционного офицера, расстрелянного чуть больше десяти лет назад.
    Я не представляю, чего это тебе стоило, и как тебе это удалось – организовать эвакуацию к себе семьи, имеющей такие анкетные данные, в воюющей стране, в условиях летней катастрофы сорок первого года, за считанные недели до оккупации вашего родного города. Ты пошел на неимоверный риск, подвергая опасности себя и свою семью. И тебе это удалось. Видимо, ты не мог отказать своей жене. И потом всю войну вы скрывали в своей семье семью «врага народа», оберегая ее директорским положением. Лишь однажды, беседуя ночью с женой с глазу на глаз, ты сказал ей о неприемлемом риске дальнейшего нахождения родственников в вашей семье. И жена ударила тебя по лицу. Больше вы к этому разговору не возвращались. Вы не могли тогда знать, что ваша младшая дочь не спала и все слышала.
     В январе сорок второго года тебя вызвали в Москву, где из рук «Всесоюзного старосты» Михаила Ивановича Калинина ты получил награду за эвакуацию завода – боевой орден Красной Звезды. Награждали в то время скупо.
     Праздновать было некогда, ибо снарядов требовала война. Завод под твоим руководством продолжал наращивать выпуск, снижать себестоимость, организовывать социалистическое соревнование, воспитывать стахановцев, выполняющих сменные задания на двести процентов (на сто девяносто девять) с надлежащим качеством. А за станками стояли женщины… Женщины! И еще девочки-подростки, пришедшие в заводские цеха прямо со школьной скамьи. Мужчины с оружием в руках защищали Сталинград.
     В январе сорок третьего года тебе и всему коллективу завода Нарком боеприпасов объявил благодарность за успешное выполнение правительственного задания в декабре сорок второго года. За Сталинград!
     Завод осваивал новую продукцию. На сей раз это были реактивные снаряды, выпускаемые не с направляющих автомобильных установок «Катюша», а непосредственно из ящиков. Мне хорошо запомнились твои рассказы о том, что реактивный снаряд может зацепить стабилизатором ящик и лететь, завывая, вместе с ним.
     Ты мало рассказывал о буднях военных лет. А выходных тогда не было совсем. Два года на Волге пролетели почти незаметно. И вот – новое назначение. Теперь уже на завод, расположенный на берегу Днепра, на территории освобожденной Украины.
     Какой завод… Одни развалины! И ты должен был восстанавливать, строить, запускать производство и снова выпускать продукцию, жизненно необходимую фронту. Но теперь фронту требовались не только вооружения, но и… вагоны. Фронт приближался к границам СССР. А впереди была Европа и… Берлин! Военные грузы нужно было на чем-то возить. Перевозок становилось все больше и больше, коммуникации растягивались. И в мае сорок четвертого года вы начали серийный выпуск вагонов.
     Здесь на Днепре ты встретил долгожданную Победу. Кроме ордена Красной Звезды, за войну ты был награжден еще двумя медалями: «За победу над Германией» и «За доблестный труд по время Великой Отечественной войны». Я ни разу не видел этих наград на твоем пиджаке. Мне известна лишь одна твоя фотография, где у тебя на груди только орденские планки.  Награды всегда хранились в специальной коробке вместе с удостоверениями к ним, перетянутыми резинкой, в ящике твоего письменного стола.
     Я знаю, что ты гордился своими наградами. Иногда, уступая моим настойчивым просьбам, ты доставал их из стола и раскладывал на зеленом сукне. Рубиновая эмаль и красно-золотые диски переливались на солнце. Муар колодок оттенял полированный металл. После этого ты снова убирал награды надолго в стол. Я тебя никогда не спрашивал, почему ты их не носишь?
    И только когда я стал совсем взрослым, мне кажется, я понял, почему. Это потом, в эпоху девальвации всего и вся возникнет лукавая формула: «Из одного металла льют медаль за бой, медаль за труд». И орден Отечественной войны превратится в юбилейную медаль. А в те годы вы все хорошо понимали разницу между ценой пролитой крови и пролитого пота. И твердо знали, что сравнивать их нельзя. Поэтому ты не считал возможным носить свои награды, полученные за опасный и доблестный, но труд, в стране, наполненной раненными и искалеченными фронтовиками, награжденными орденами и медалями за пролитую кровь. Не считал возможным! Может быть, я и ошибаюсь. Но сейчас мне кажется, что нет.
     Два года спустя после Победы, когда на своем заводе вы почти достигли довоенного выпуска вагонов, тебе пришло новое назначение. На этот раз – за границу, в Австрию. Ты должен был ехать для наблюдения за постройкой вагонов по репарациям, а также для освоения зарубежного капиталистического опыта в области вагоностроения. Заграничная командировка предполагалась длительной, поэтому выезд должен был состояться вместе с семьей.
     Ты отказался от этого назначения. Дело в том, что твоя старшая дочь к тому моменту была совершеннолетней, и она не могла поехать за границу вместе с тобой. Она только что перешла на второй курс медицинского института. Возможно, современные родители могут себе представить это – оставить студентку-второкурсницу одну в почти полностью разрушенной стране, где недавно окончилась война, и еще не были отменены продуктовые карточки, и уехать в заграничную командировку? Вы с женой отчетливо понимали, что это невозможно. И тут ты впервые отказался от назначения.
     Разве можно отказываться от царской милости?! Разве можно противоречить системе, переставать играть по ее правилам?! Конечно, нет! И система это продемонстрировала. Ты был назначен на свой первый завод на невысокую должность. Твой родной город еще лежал в развалинах после оккупации. И вы вернулись.
     На девять долгих лет ты оказался отлучен от больших задач и планов. Ты добросовестно работал, но по служебной лестнице больше не двигался. А жизнь шла своим чередом. Старшая дочь окончила институт и вышла замуж. Младшая, окончив школу, уехала в Москву, чтобы учиться там. Появился первый внук.
     И вот тут, когда казалось, что жизнь стала однообразной, и в ней больше не будет перемен, они произошли. Город отчаянно нуждался в силикатном кирпиче. Новые руководители страны планировали строить жилье для простого народа, а такой возможности не было. Поэтому тебе было предложено построить такой завод, с тем, чтобы впоследствии возглавить его. И ты согласился.
     Новый завод строился за городом, возле песчаных карьеров недалеко от берега Волги. Со всей своей нерастраченной энергией и всем своим огромным опытом ты погрузился в это абсолютно новое для тебя дело. Как когда-то в сорок первом году вместе с инженерами ты продумывал планы расположения оборудования, вникал в тонкости монтажа технологических линий, печей обжига и других устройств. Рано утром на своем ГАЗике ты уезжал на строительную площадку завода, чтобы вернуться уже поздно вечером.
     Вы добились своего. На стройки города пошел качественный силикатный кирпич, из которого строились новые светлые здания. Город преображался, стирал с себя следы войны, хорошел на глазах. Ты снова был директором завода и занимался тем делом, которое любил, и которое у тебя хорошо получалось. Ты снова чувствовал себя на своем месте и был счастлив! Спустя тридцать с лишним лет твои работники будут говорить, что ты был лучшим директором этого завода за всю его историю.
     К сожалению, в это же время ты окончательно осиротел – похоронил мать. Младшая дочь окончила институт и распределилась куда-то далеко от вас, за тысячу с лишним километров. Жена вышла на пенсию. Она полностью была поглощена ведением домашнего хозяйства и помощью старшей дочери, у которой было не очень крепкое здоровье, и требующий регулярных забот сын - ваш внук.
     Ты уже пять лет был директором Силикатного завода. За это время завод встал на ноги и расширился, обеспечив множество строящихся новых микрорайонов города качественным кирпичом. Тысячи людей переехали в новые квартиры из бараков. Тебе удалось сформировать работоспособный коллектив завода, который регулярно выполнял поставленные перед ним задачи. Город преобразился, в нем появились новые улицы и проспекты, вдоль которых стояли дома, построенные из кирпича, выпущенного твоим заводом.
     И тут вдруг опять все переменилось. Там, вдалеке ваша младшая дочь вышла замуж и родила мальчишку. Ему было всего одиннадцать месяцев, когда выяснилось, что у него начальная стадия туберкулеза. Ты много чем помогал младшей дочери. Но сейчас, на первый взгляд, ситуация выглядела безвыходной. Чем можно помочь в лечении такой скверной болезни на расстоянии тысячи с лишним километров? Главным, чего не хватало там, вдалеке, это был хороший уход и качественное питание.
     Вы с женой не были бы самими собой, если бы не нашли выхода. Всегда и превыше всего в жизни вы ценили семью. И вот сейчас вы снова приняли нелегкое решение. Вы решили забрать мальчишку себе, и постараться его вылечить. Было понятно, что твоей жене, которая уже была занята помощью старшей дочери, одной не справиться. И ты принял такое трудное для себя, но единственно возможное решение: уйти на пенсию и поднимать младшего внука. Уезжать на лето из города в деревню к парному молоку, к лесным ягодам, к овощам, которые можно вырастить на грядке.
     Что будет, если коня, несущегося изо всех сил, внезапно заставят остановиться? Наверное, примерно, то же самое чувствует человек, еще вчера работавший изо всех сил, вдохновенно и творчески, а сегодня сдающий дела ничего не понимающему заместителю. Ты знал, что это конец для тебя, как для руководителя. Ты уже больше никуда и никогда не вернешься. Полный сил и кипучей энергии, ты будешь обречен вести пассивную, лишенную красок жизнь пенсионера. Думаю, что в какие-то моменты тебя охватывало отчаяние. Как дальше жить?
     Когда жена привезла мальчишку, он еще не умел и не мог стоять на своих ногах. Когда в этом возрасте были твои дочери, ты был молод и весь поглощен работой. Кроме того, тогда в семье всегда были женщины. А сейчас заботы о мальчишке полностью легли на вас с женой. Одиннадцатимесячный ребенок плакал по ночам и звал маму. Ты вставал к нему и баюкал его на своих мужских руках. И он успокоенный затихал и засыпал, посапывая. И тогда в тебе проснулось то, чего ты сам в себе не ожидал. Крутой нрав, закаленный годами испытаний, привычка приказывать и добиваться неукоснительного исполнения приказаний куда-то на время исчезли. Когда ты оставался с мальчишкой, ты был нежен и ласков. Ты растил и берег его, как своего сына, которого у тебя никогда не было. Несколько лет, изо дня в день, из ночи в ночь ты стал мальчишке и отцом и матерью. Потом, когда он немного подрос и научился ходить, ты стал учить его всему, что знал и умел сам. Гуляя с ним в лесу или на берегу реки, ты вспоминал различные смешные случаи из своего детства. Описывал различных забавных людей, окружавших тебя. Рассказывал интересные истории. А еще ты рассказывал ему свою жизнь. И тебе казалось, что мальчишка тебя понимал.
     Судьба отпустила вам всем еще почти тридцать совместно прожитых лет. В какой-то момент вы вернули мальчишку в его семью, здоровым и крепким. Но каждое лето вы проводили вместе. Мальчишка шел своим путем, и чем-то его путь напоминал твой. Он никогда не отдалялся от вас. И когда тебе пришло время уходить насовсем, он примчался со своего Севера, со своего завода, где работал заместителем главного инженера, чтобы тебе не было одиноко на пороге вечности.