Соловей

Каждый год, накануне девятого мая, дня Победы, в нашу школу учителя приводили кого-то из ветеранов, чтобы тот рассказал о прошедшей войне… Так было и в этот раз.

К нам в класс вошла старенькая учительница истории, а за ней, одёрнув на себе гимнастёрку, вошёл дед Матвей. Почти весь наш класс жил по соседству со школой и прекрасно знал этого тихого пенсионера, живущего через дорогу. Вон – даже его дом виден в окно. На груди у деда Матвея сияли две медали – в честь праздника. А пилотку с красной звездой он снял ещё при входе в школу и аккуратно заткнул её за ремень.

Мы, как и положено, встали, здороваясь со старшими.

- Здравствуйте, ребята. Вы все знаете, что завтра Великий праздник – день Победы советского народа над немецко-фашистскими захватчиками в Великой Отечественной войне. Наш сегодняшний гость – участник прошедшей войны. Вы его, конечно, все знаете, – обратилась к нам учительница и повернулась к деду Матвею.

- Матвей Алексеевич, расскажите, пожалуйста, о себе. Может быть, что-то о боях, о подвигах, о боевых товарищах…

Дед Матвей задумался, подошёл к открытому окну, потом вернулся, оглядел классную доску, и вновь посмотрел на нас.

- Здравствуйте, ребята… - он помолчал, - не знаю я, что вам рассказывать. Была война. Мы все взяли в руки оружие, чтобы защитить тех, кто оставался в тылу. Матерей, жён, детей, стариков. По-другому было нельзя: на страну напали, и мы встали на защиту… Подвиги? Были, наверно. Об этом тогда и думать было некогда. Гнали фрицев как могли и везде, где могли. А там, где не могли мы, пехота, помогали артиллерия, авиация и танки… Что тут рассказывать…

- Матвей Алексеевич, - отвлекла деда Матвея учительница, - ну, может быть, были какие-то интересные случаи? Что-то, что запомнилось.

- Запомнилось? – дед Матвей покачал головой, снова выглянул на улицу и медленно проговорил: - Была интересная история. Вот, послушайте…

В сорок четвёртом, значит. Когда фашистов из Белоруссии начали выбивать. Вот нашу роту туда и перебросили. Не буду говорить, куда точно… да это, поди, и не так важно. Деревеньку мы там должны были освободить.

Командир вывел нас в лесок, показал, в какой стороне фашисты, где наши, велел устраиваться на ночлег, да и укатил куда-то в тыл на приехавшей за ним машине. А мы стали устраиваться – дело привычное. Смеркалось уже. Канонада артиллерийская со стороны фашистов стала затихать. Не любили они по ночам воевать. Так и мы до утра обычно отдыхали. Кто не в дозоре, конечно.

Сухим пайком закусили. Водицы из ближайшего ручья дежурные натаскали, все напились. Кашеварить нельзя тогда было – враг близко, огонь мог увидеть. Да. И расположились – кто где сумел, среди берёзок.

Кто-то из бойцов поблизости, помню, молвил:

-  Эх, хорошо! Соловья бы ещё сюда! Лёнька, ты где? Насвистал бы, что ли.

Был среди нас один парнишка – мастер соловьём заливаться, в жизнь не отличишь! Лёнькой-Соловьём его все и звали. Совсем молодой ещё…

Ну, вот Лёнька и засвистел- защёлкал по-соловьиному. А тут, слышь-ка, как будто отвечают ему.

- А ну, Лёнька, погодь. Никак вторит тебе кто-то. Прислушайся!

И точно. Стоило парнишке замолчать, сначала поодаль, а после и вовсе недалече соловьиный свист раздался.

- Дивись, паря, кто по твою душу прилетел. Настоящий соловушка!

- Да откуда же он взялся? Война кругом…

- Ну, кому война, а кому и петь продолжать надо, такое дело.

Лёнька тогда почему-то обиделся и замолчал. А потом и совсем уснул, верно. А соловей полночи заливался. Я в ту ночь в караул заступал, поэтому точно знаю.
А наутро приказ пришёл в бой идти, деревеньку освободить. Ну и освободили. Фашистов там немного оказалось. Да и соседи помогли, с другой стороны вдарили. Так, собственно, наскоком её и миновали, да вперёд и двинулись. Всё по лесным дорогам. До озера какого-то добрались, да там и остановились ещё засветло. Каши наготовили – командир сказал, что фашистов поблизости нет, обустроились… А свистеть Лёнька на той стоянке наотрез отказался. И не объяснял ничего: нет – и всё!

Но в сумерках случилось чудо, иначе и не знаю, как это объяснить. Над нами вдруг засвистел соловей.

- Глянь-ко, Лёнька, не твой ли давешний приятель за нами увязался? – окликнул кто-то парнишку.

- Отстань! – отмахнулся Лёнька, продолжая надраивать винтовку.

- Да ты не злись, паря! Может, не зря он тебя здесь нашёл.

- А мне-то!..

- Не злись, говорю. Послушай, лучше.

 - Отстаньте все!

Я тогда, кажется, вступился за паренька, что-то сказал, чтобы не трогали его. Меня послушали. Но соловьиная трель была хороша!

В следующие дни, по ходу, мы растянулись. Но соловей каждый вечер был слышен где-то поблизости. Ни стрельба, ни взрывы, ни огонь его не могли прогнать. Вот только Лёнька, когда удавалось его увидеть, казался мне каким-то угрюмым. Если подходил, то просто молча сидел рядом, а потом так же молча отходил…

А в один вечер соловей не появился. Я прождал его свиста до глубокой ночи – так не хватало этого, уже полюбившегося, концерта. Как потом оказалось, не спал почти никто. Потом, вдруг, кто-то окликнул Лёньку. По цепочке зазвучали голоса, и…

- Нет больше нашего Соловья, - ответил кто-то тихо, - прямо в сердце пуля попала.
Такой тишины, как той ночью, я больше в жизни и не вспомню.

Дед Матвей опустился на край учительского стола и прикрыл глаза.

- Вот так ребятки. Всякое на войне бывало. А помнится почему-то вот такое…

Все мои одноклассники молчали. Машка, самая красивая девочка класса, плакала, прижав ладони к лицу. Учительница стояла у окна, отвернулась в сторону улицы.

А на следующий день был праздник. Военные устроили на главной площади в городе парад, после которого всех желающих кормили настоящей солдатской кашей. И салют был вечером. Вот только я почему-то всё не мог забыть эту историю про соловья.