Яйцо

От моего прошлого мне достался только стыд. Ничего значимого, ничего, чем стоило бы дорожить. Когда-то я сделал и сказал то, о чем, наверное, она забыла спустя день, но я помню.
В то время мне казалось важным добиваться любви. Всем своим поведением показать девушке, от которой, чего скрывать, я был без ума, что мы должны стать парой.
То, что я был скучен ей, что ее интерес ограничивался легкой дружбой, я не хотел видеть, точнее, не мог. Тогдашний девятнадцатилетний — что я понимал? У меня хватало наглости навязываться, плоско шутить, при этом быть уверенным в уровне своего интеллекта.
Я страдал, когда не видел ее, и ходил к ней домой, преодолевая напряжение момента. Я сражался с неловкостью, но она росла во мне, мучая особенно сильно в ночные часы. Ее молчание при наших встречах истончало мою плоть.
Со временем — слишком поздно — я начал понимать, что усилия напрасны. Меня не любят, не полюбят, надежды нет. Но, упрямый и твердый, шел напролом, все ближе подходя к той грани, за которой безумно влюбленные мужчины начинают совершать глупости.
Однажды я перешел эту грань. Было ли это драматично? Громко? Театрально? Ну, разве слегка.
Вам хочется знать, что именно я сделал?
Признался. Мое признание оказалось глупым, приторно сентиментальным, к тому же, я плакал и был нетрезв.
Она ответила, очень мягко, щадя мою мужественность:
— Ничего не выйдет.
Проводила меня до остановки, где я, сгорая от стыда, сделал вид, что все в порядке. Но мы оба знали: нет.
Знали, что больше не увидимся, и каждый старался скрыть облегчение.
Стыд мой никуда не делся с той поры. Кто-то скажет, эта история не стоит и выеденного яйца.
Спорить не буду.
Не стоит.