Не поле перейти. Глава3. Мать

Время действия - конец 50-х

- Собирайся, Алёна. Домой поедем, - сказал Тимофей молодой жене.

- А ты, парень, погоди! – вступился тесть. – Алёнка, чай, не в поле обсевок, а родительская дочь. Любимая дочь. Ты уж и так делов натворил, осталось только, чтоб твои мать с отцом ей от ворот поворот устроили!

У Алёны глаза на мокром месте. А ну как уедет муж молодой да не вернётся?

- Поезжай домой, обдумай всё. С родителями обсуди. Решишь, что нужна тебе жена, возвращайся. А нет – ну так обойдёмся без тебя, - решительно поставил на своём отец.

Алёнка на самом деле любимой дочкой была у родителей. Не то, что другие сёстры. Даже двойнёвая с ней Нюрка не так дорога им, как Алёнушка. Нюрка – девчонка маленькая ростом, жилистая, подвижная. За лето загорала на солнце дочерна. Эта везде успевала – хоть коров доить, хоть масло пахтать, хоть кизяки лепить. И хлеб испечёт, и ужин на всю семью наварит – пальчики оближешь.

А у Алёнки кожа белая, шелковистая. Тело полное. Нет, не толстушка девка. Просто всё у неё на своих местах, на всё посмотреть приятно. А пальчики какие – точёные, словно у боярыни. Ну как такую на скотный двор? Берегли девчонку родители. Из дома лишний раз не выпускали. В совхозе работала куда пошлют. Работала со старанием, но бригадиры её тоже не особо нагружали. Какая из такой королевны работница? Вот и сидела Алёнка у окошка с вязанием, на прохожих поглядывала.

Из окна и увидела парня-красавца незнакомого. Дрогнуло сердце её: вот он, мужчина её мечты! И сразу поняла, что будет любить его до конца жизни. А потом Серёга Малыгин, который когда-то бывал в их доме со старшим братом, привёл того парня к ней. Подняла глаза Алёна, а красавец прямо в душу ей смотрит. Да сколько же в том взгляде любви было! Сколько восхищения! Вот и растаяла девчонка. Кто ж знал, что он не её видел в это время!

И родителям её он клялся, что именно её он любит. Что всю жизнь беречь и на руках носить будет. Поверили. Удивлялись только, где же успел он девчонку углядеть. Лицо у парня хорошее, честное. Как такому не поверить!

А оно вон как оказалось... Спьяну перепутал. И любит другую. Обидно. Но Алёна была готова простить ему всё. Лишь бы рядом был. Лишь бы ласкал её как тогда, в первую ночь. Никто ей уже кроме Тимофея не нужен был.

А Тимоха домой вернулся. Как побитый на пороге возник.

- Сынок? Ты где был-то? – мать уже и не знала, где сына искать.

- Женился я, мам, - и глаза в пол.

- Женился? Как?! На ком?! – у матери веретено из рук выпало, под лавку покатилось. Отец сбрую лошадиную чинить перестал, в сторону отложил.

Рассказал Тимофей, как дело вышло. Себя не выгораживал, всё как есть сказал. И про то, как пил, и про то, как спьяну обознался.

Слушали родители, да переглядывались. Глазами совет держали, как дальше поступить. А когда закончил он, мать за обоих ответила ему:

- Девчонку позорить мы тебе не дадим. По ошибке ты её взял или нет – не имеет значения. Взял её, женился, так и живи. В выходные за ней поедем, и все обряды по чину выполним.

В ближайшую субботу нагрузили на телегу подарков для родных Алёнкиных, поехали. Вроде как сватать девчонку. Кто бы знал, по пьянке Тимоха жену взял или по желанию! И свадьбу справили, как положено.

Правда, слушок про Тимохину ошибку всё же прошёл. Серёга Малыгин постарался. У Любки на квартире в компании сидел, хвастался, как ловко он дружка пристроил.

Мать Тимохина его потом встретила на улице, хотела уши надрать:

- Ты чего это, ирод такой, сотворил, а? Ты зачем сына мово женить вздумал?

- А что это ты, тётка Наталья, на меня шумишь-то? Я-то пошутил и всё. Это сынок твой женился. Я-то при чём?

- Ты ж его опоил! Ты ж его разума лишил!

А у Серёги глаза волчьими стали:

- Я ему стакан в зубы не совал! Он сам, поди, взрослый, сам и пил.

- Хоть бы девчонку пожалел, ирод ты!

- А чего её жалеть, если она сама себя не пожалела? Под первого встречного пошла, туда ей и дорога!

- Гнева Божьего не боишься ты!

Разулыбался Серёга:

- А я чего? Это же шутка была. Не расписаны? Нет! Вот и жил бы дальше холостым. Кто ж виноват, что он шуток не понимает!

Плюнула Наталья в сердцах, да пошла. С таким разговаривать – только время терять.

Алёнка оказалась совершенно к семейной жизни не приспособленной. Даже двенадцатилетняя Тимохина сестра Валька умела больше. Она вообще напоминала Алёне сестру Нюру. Такая же подвижная, быстрая, ловкая. И такая же закопчённая на солнце. Поэтому вызывала у Алёны какие-то тёплые чувства.

А вот Анфиску Алёна побаивалась. Уважала и побаивалась. Анфиска – писаная красавица. Когда в клубе показывали фильм «Кубанские казаки», все шушукались:

- Глянь, артистка-то вылитая Анфиска!

- Ага! Смотри, как похожа! Как зовут-то артистку?

- Клара Лучко.

- Точно! Бывает же!

Была Анфиска девка властная, нагловатая. Работала учётчицей на ферме. Не гнушалась притащить с работы сливок или ведро обрата*. По пути надирала на совхозном огороде огурцов и лука. Приходила, пила со вкусом чай из блюдечка. Грызла крепкими зубами куски сахара, заботливо наколотого отцом. Сахар в доме держали исключительно для неё – добытчица, на ней дом держится. Мать заботливо подливала ей чая, прогоняя глазеющую мелкоту подальше.

У Анфиски всякая работа в руках спорится. Поэтому на размазню-невестку смотрела она с пренебрежением. Даже пыталась однажды накричать на неё за какой-то промах. Валька подтявкнула сестрице, поддержала.

Но тут Наталья им спуску не дала:

- А ну, обе рты закройте! Сами чьими-то снохами будете!

На том воспитание от золовок закончилось, однако насмешливые Анфискины взгляды постоянно смущали тихую Алёну.

Продолжение следует...

--------
* обрат - молоко, от которого отделили сливки