Коротышка

  Когда говорят о  хороших формах девушки, это значит, что формы там - только держись. Такой была и Людка. Все в меру. А в достопримечательных местах - полной мерой. Случалось если вечерами в чисто мужской компании вспоминали об этой выдающейся особе, Лорьян сравнивал ее с троянским конем, загадочным, но коварным. Для Рогова же было важнее, что этот конь сам себе чертит курсовые, а не бегает, как кобылицы из нашей группы, пытать за каждую запятую. И он не раз встречал Людку и в читальном зале, и в чертежном зале. То есть, в ней помимо форм, есть содержание. Суворов, же говорил, что главное это не формы и содержание, а изюминка. Сережа же видел формы, а об ее содержании  понятия не имел. Он с Людкой пересекался редко. Она с другого факультета. И в общаге жила в другом крыле. Однако если случалось ему пройти мимо Людки, Сережа не мог не отметить, что на этом объекте не грех остановиться для раскопок в поисках изюминки. От Лорьяна он слышал витиевато- неопределенное: если Людке доказать свою преданность, то она может снизойти до благосклонности. Правда, счастливчиков, добившихся  благосклонности, Сережа в глаза не видал.


   Но как-то Людку странным образом завеяло на их посиделки. В маленькой комнате набилось полно народу. И Сереже выпало сидеть рядом с ней впритык. Сережа уже  принял  так достаточно, что готов был к поискам Людкиной изюминки. Он перестал  вслушиваться в пургу, что нес Лорьян. Не вникал, что лепил Суворов. Он вел поединок, стараясь сразить Людку остротами. Он ожидал, когда увидит  ряд волшебных изменений милого лица. Но волшебных изменений не наблюдалось. Людка лишь едва  изгибала в улыбке свои полные сочные губы, созданные не для улыбок по поводу анекдотов, а для извержений страсти. Вдруг она  утомленно махнула  перед своим носом ладонью и сообщила Сереже, что ей не хватает кислороду.

  Сережа был парнем смышленым. Два раза повторять не надо. Когда девушка смотрит в глаза, говорит, что ей душно и изъявляет желание покинуть теплую компанию, это  кое-что значит. Он встал, чтобы выпустить задыхающуюся. И уже не садился. Что у Людки в голове? Может быть, она просто так сказала, чтобы сбегать в туалет? Если она просто вышла проветриться, и намерена вернуться в компанию, то садиться вовсе нет смыла. Можно постоять. Если же свежий воздух – это адресованный ему тонкий намек на толстые обстоятельства,  тогда ход за ним.

  Подождав немного, Сережа пошел на поиски.  Дедукция работала, как ЭВМ.  И он быстро вычислил Людку. На лестничном пролете.
- Ты что тут делаешь? Я, как бобик, место стерегу, жду, когда ты  вернешься, - этими словами можно показать свою преданность. Можно сказать, собачью.
- Жди меня и я вернусь? – усмехнулась Людка, и разочаровала - Не жди. Я не вернусь. Я  вся в прострации, вентилирую легкие после вашего угара, - сказала Людка. - Меня от  вашей тесноты голова разболелась. Вышла подышать.
- Хорошо дышишь, - Сережа указал на сигарету в ее руке.
- Да это так, мелочи. Я не затягиваюсь. Курю, чтобы ваш дух вышел.
- Завязывай. От женщины должно пахнуть не никотином, а розами, - улыбнулся ей Сережа.
Все! – Людка  бросила сигарету в урну, и сделала глубокий вдох. Все ее формы заходили ходуном, - выдую никотин и пойду к себе.
 На лестнице стоял  обычный запах хлорки вперемешку с запахом курева.
- Интересная логика, - Сережа и пристально посмотрел ей в глаза
-  Какая есть, - Людка повела плечами и ответила Сереже взглядом, говорящим, что  мужская логика ей давно известна.
На площадке не было ни души. Логично было бы поговорить о высших материях. Но в голову не лезло ничего высокого. Только низкое. И в результате он нашел свою заблудшую душу уже в коридоре, идущим на автопилоте, немного сзади Людки, как ходят агенты за наблюдаемым объектом.

  Объект петлял, он спустился вниз посмотреть, не пришло ли  письмо. Потом не торопясь,  проследовал вверх, и, наконец, дошел до  своей комнаты. Объект, несомненно, понимал, что за ним хвост и даже, возможно поигрывал этим хвостом, как шаловливая собачка. Но раз объект не пытался отделаться от хвоста, Сереже предстояло приготовиться и определиться, как действовать дальше. Найти проникновенные слова, помогающие проникнуть в этот альков желаний. И  еще есть проблема. Людка живет не одна. А что с соседками? Кто Людкины соседки, Сережа понятия не имел. Может быть, они из городков в области. Такие субботними вечерами часто разъезжаются по домам. Раз Людка не гнала его, значит, знает, что все на мази. Мэйби, как сказал бы Лорьян.

  Людка остановилась у двери. Сережа замер на почтительном расстоянии. В трех-четырех, если не в пяти метрах. Людка тихонько приотворила дверь, заглянула в комнату, повернувшись к нему, обещающе улыбнулась. И Сережа понял, что продолжение банкета следует. В комнате было пусто. Правда, свет горел. Это значило, что соседки должны быть поблизости. Значит, могут вернуться в любой момент. Но как говорил Ленин, важен текущий момент.

  Сережа быстрым шагом одолел критическое пространство и, перешагнув порог, выключил свет. И тут же прижал Людку к двери. И это было правильно. В цивилизованном обществе принято запирать дверь, прежде чем переходить к кроватной фазе. Но если  Людка не запирает, дверь нужно закрыть телами, как амбразуру. У двери Людка позволяла ему не больше, чем нормы ГТО. Но вот, спустя  какое-то время, она высвободилась и пошла к окну. Проходя мимо открытой створки шкафа, прикрыла ее.  Зато открыла створку окна.

- Душно, - объяснила она.
 
  Что ей все так душно? Манера  у нее, что ли, такая? Сережа не мог ждать милости от природы, он шагнул за Людкой и прижал к шкафу. Людка чуть охнула, а шкаф издал тяжелое и недовольное старческое кряхтение. Шкафы старые и различных конструкций  понемногу стекались в общежитие на доживание неведомыми путями из неведомых мест. Ходила даже легенда, что в дальней нише одного из таких списанных шкафов счастливчики обнаружили такую заначку, что на нее неделю пили всей комнатой.  В Людкиной комнате у окна стоял доходяга, который  в свои лучшие дни мог блеснуть  полировкой. Этакий бывший франт, хоть давно лишившийся и лоска, и зеркала в дверце, но  который еще  мог послужить молодому поколению. И сейчас на него молодому поколению можно было опереться.


  Сережа вспомнил, как Лорьян утверждал, что секс у зеркала сильнее возбуждает. Но зеркала не было, а Сереже было не до зеркальных изощрений. Он припал к Людкиным формам, как верующий припадает к святой реликвии. Два белых глобуса. Две земли обетованных. Внутри клокочущая магма. Сдавленные звуки валторны доносятся из глубин, как из просыпающегося вулкана. Заторчала? Но чудесные открытия только грядут. Пора перемещаться на кровать? Но Людка не подает знаков готовности. Ну что ж. Сережина рука поползла вниз. И Людкино тело, словно волнуемая ветром нива, трепетом встречало его ладонь. Вступительная глава - у  шкафа - должна подойти к завершительной фазе. Сексбомба, готова взорваться. Саперу теперь следовало направить взрыв в кроватном направлении.

  Сережа крепко прижал объект страсти, обхватил так, что, красавица выгнулась тангенсоидой. Какой-то короткий  момент она стояла, опершись спиной о ту фанерку, которая когда-то придерживала зеркало. Но только Сережа надавил сильнее, она неожиданно стала проваливаться в неведомые черные глубины шкафа, в зазеркалье,  увлекая за собой и Сережу. Падая в жерло шкафа, Сережа мгновенно осознал механику процесса. Фанерка за зеркалом не выдержала напора двух тел, выскочила из реек и провалилась в шкаф. А следом за фанеркой туда рухнула Людка. А он ее накрыл. Одежда, висевшая в шкафу, оборвалась вниз вместе с плечиками. Рухнула и палка, на которой висели плечики. Смешались в кучу кони, люди. Последний день Помпеи,  Герника. Но  что за  странные стоны? Точнее, странно то, что  он услышал  дуэт, стоны на два голоса.
 
  Во внутришкафном винегрете подавало признаки жизни нечто, издающее посторонние, не Людкины звуки. Разглядеть это чуждое, зазеркальное существо Сережа смог, когда поднялся, и  включил свет, а затем вытянул наружу стонущую Людку. В шкафу из мешанины пальто и платьев  на него глядели глаза Ларисы Ли. Это она стонала. И по ее глазам Сережа  понял, что Ларисе тоже прилично досталось.

  Как она тут оказалась? Но прежде чем разгадывать загадки, он торопливо и сконфуженно оправил брюки. А затем извлек миниатюрную Ларису из шкафа, стараясь не причинить ей лишней боли. Самой ей выбираться, несомненно, было тяжело. Людка сидела на кровати и постанывала. Старалась прикрыть обнаженные прелести. Лариса же, непривычно бледная, сидела неподвижным восточным божком на стуле, страдальчески уставив взгляд в стену. Ушла в астрал. На Сережин вопрос, что у нее болит, она, молча, ткнула пальцем в подреберье. Сережа испугался. Он слышал, что там много жизненно важных органов. А если  вообразить, что по-детски  миниатюрную, Ларису  накрыли два таких немаленьких тела,  как его и Людкино -  тихий ужас.
 
   Лариса молчала. Пока молчала. А если этот нежелательный свидетель заговорит? Что он знал о Ларисе Ли? Говорили, что она в школе считалась вундеркиндом. Шагала через класс. И поступила чуть ли не в пятнадцать лет. И в институте она была одной из первых в учебе. Очень серьезная. Говорили, что некоторое время родители снимали для своей гениальной девочки угол. Но на третьем курсе, то есть совсем недавно, она перебралась в общагу. Вот и тут проявилась разница мироощущений. Половина девочек поступила в институт не с первого раза. А иногда и не со второго. Многим к третьему курсу было за двадцать. И параллельно институту они прошли собственные университеты.  В том числе  науку страсти нежной. Лариса же, так поговаривали, оставалась если не ребенком, то щупленьким, молчаливым полуребенком. Да и что с нее несовершеннолетней, взять, кроме анализа? Сережу, например, коротышки  абсолютно  не прельщали. Но  сейчас эта коротышка  -  нежелательная  свидетельница.

Но что с ней?
- Ударилась о носик утюга, - простонала Лариса.

  Сам минуту назад стоявший перед ней не совсем одетым, добираться до ее раны он не решался. А может быть, там что-то серьезное? А тут еще стонущая  Людка. Вопрос стоял гамлетовский. Ощущение вины висело над ним гирей.  Все что он мог, чтобы как-то загладить вину - сбегал вниз к телефону и вызвал скорую.
 

- О! Тут было побоище,  - покачал головой  врач.
 Он предположил сразу самый криминальный поворот. Но Сережа заверил, что тут массовое падение. Врач остался  осматривать обеих девушек. Сережа, естественно, ждал в коридоре. Потом его впустили. У Людки  ушиб. Пройдет. А с девочкой нужно разбираться в травмпункте.

   Как все ладненько устраивается. Сейчас третий лишний сгинет и оставит его с Людкой. Но Людка совсем иначе смотрела на вещи. Она вдруг потребовала, чтобы Сережа  сопровождал Ларису в травмпункт. Сережа даже немного обиделся. Никто не поинтересовался, не поранился ли  он сам, который бегал вызывать им врача. Другой бы  после всего испарился, а Сережа ждет результата. Вот и дождался. Теперь еще и в травмпункт сопровождать коротышку. Сомнительное удовольствие.  Но  куда деваться.
Ее, слишком много знающую, нужно либо как-то задобрить, либо пристрелить, как в фильмах про мафию. Дешевле задобрить. Нужно действовать в этом направлении. И Сережа  поехал в травмпункт.
 
   Здоровому хуже нет толкаться среди увечных. Только нахватаешься отрицательных эмоций. Но что делать? Пришлось ему изучать неприветливые стены обители страданий, смотреть на изображенных на плакатах людей, с которых содрана кожа, и видны мышцы и кости. А заодно смотреть на живых страдающих. Двое доковыляли сюда на костылях. Двое с перебинтованной головой. Все-таки сказывается, подумал Сережа, что суббота и месяц май. Народ еще не успел отойти от праздников. Не забыл праздники и  травмпункт.  Выше анатомического плаката  висел еще не снятый лозунг с клятвой выполнить решения съезда партии. Кроме больных в коридоре толкались и те, кто их сюда доставил. Сережа думал, что он будет единственным таким. А оказалось, совсем не так.  Одна мама привезла девочку лет десяти. Та хныкала. Мама успокаивала, гладила ее по головке. Лариса не хныкала. Сидела на стуле и молчала. Но в глазах ее сквозила боль и тревога. Сережа опасался лишний раз посмотреть на нее. Он боялся за последствия, может быть, не меньше, чем она сама. Он подошел к ней и погладил, успокаивая, как та мама, что рядом успокаивала свою дочь.  Погладил, как гладил бы младшую сестренку.  Нежно провел несколько раз по ее черным  густым волосам полукореянки. И ребенок поднял голову и посмотрел ему в глаза с детской благодарностью. Ей сейчас нужна была нежность.  Сережа расцвел, ответил ей одобряющей улыбкой и снова погладил. Это очень важно не только ей. И ему. Меньше захочет трезвонить про него и Людку.

   И подошла их очередь. Лариса зашла, а Сережа остался в коридоре. И снова тягомотина. Сначала к врачу. Потом рентген. Потом  со снимком снова к врачу. Сережа слонялся по коридору, и искал ответа, как все-таки Лариса оказалась в шкафу? Людка входила в комнату первой. Неужели в те секунды, когда он еще оставался в коридоре, Лариса успела нырнуть в шкаф? Зачем? Ларисе это надо? Это любовники в шкаф ныряют.   А ей зачем? А Людке это зачем?
И вот финал. Ладно бы  Лариса  там просто притаилась непонятно зачем, так она еще умудрилась  каким-то образом упасть на утюг. И кто им виноват, что у них утюг в шкафу вверх носиком стоит? А ведь  может  получиться, что обвинят во всем  Сережу.
 
  Его размышления прервала медсестра. Сережу звали на разговор. Врач сразу  пригласил  в перевязочную.
- У девушки трещина ребра,  - сказал он. Она утверждает, что упала на утюг. Но как-то во все это  плохо верится. Вы что скажете?
- Я сам не видел, как это произошло, - сказал Сережа.
- Вы не были свидетелем?
- Как сказать. Я находился в комнате. Но момента падения не видел.
- Вы же понимаете, такие эпизоды часто связаны с бытовыми конфликтами. Один другого толкнул. Тот упал и на что-то напоролся.  Или один другого чем-то ударил. Вот  вам и травма. Такими случаями милиция занимается.
- Вы  намекаете, что я ее ударил что ли?- поразился Сережа
- Я  просто плохо представляю, как  можно так упасть на утюг. Вот от вас запах алкоголя.
- Это к делу не относится, - сказал Сережа.
-  А что относится? Я уже запутался с вами. Девушка объяснять не хочет.
- Я тоже не могу представить, как это у нее получилось.
- То есть вы не присутствовали? – переспросил врач
- Я в комнате присутствовал. Но не в шкафу.
- Не понял, -  врач с удивлением посмотрел на Сережу, - При чем тут шкаф?
- А вы ее сами  спросите.
- Спрашивал. Она молчит. Может быть, ее запугали.

   Сережа ничего не собирался объяснять. Зачем постороннему человеку интимные тонкости падения в шкаф. Но когда он собрался выйти из перевязочной, у дверей ждал капитан милиции. Видно, тут врачи и милиция работали в тандеме. Потребовали от Сережи документы. А документы он с собой не взял. Капитан помрачнел и потянулся к трубке телефона. И тут Лариса, осознав, что Сереже может светить, подала, наконец, голос. Она хотела что-то сказать капитану. Но с глазу на глаз. Сережу снова загнали в перевязочную под надзор врача. Оттуда выход только через кабинет врача. Там  сейчас Лариса дает объяснения милиции. Что она говорила капитану, Сережа не слышал. Только очень скоро дверь открылась, капитан с добродушной улыбкой сказал, что Сереже крупно повезло, и  они могут топать домой.

  Хорошо сказать топай. Сережа выскочил следом за скорой без копейки. А Ларисе, той вообще было не до денег. А утарабанили их далеко. Теперь ехать троллейбусом полчаса, не меньше. В троллейбусе в качестве индульгенции Сережа предъявил  кондукторше  справку из травмпункта и снимок. А троллейбус штыбало. Бедная Лариса тихо постанывала. Садиться попробовала – больно.  Стоять и держаться рукой - больно. Сережа стоял, одной рукой держась за поручень, а другой крепко придерживая, практически прижав к себе коротышку и изредка, для успокоения девушки, поглаживая ее по голове. Он видел, что это действует. Как ободряющее. Но не как обезболивающее.  Она все-таки постанывала.  А ехать далеко. Не доезжая трех остановок, Лариса сказала, что больше не может терпеть, что лучше она дойдет потихоньку пешком.

   И они пошли пешком.  Срезали к общежитию. Шли тихими  темными улочками. Сквозь  аромат цветущих яблонь. Под луной веяло  сладким дурманом и романтическими  грезами. Так бы бродить ему с Людкой. Такая прогулка подготовила бы Людку к  дальнейшей эксплуатации. А приходится возиться с этим неэксплуатируемым шибздиком. 

  До общаги осталось два шага. Лариса вдруг замедлила ход, вовсе остановилась. Ее качнуло. Сереже показалось, вот-вот и упадет. Вот этого он и боялся. Врачу одна забота -  милицию свистать. А, наверное, просмотрел внутреннее кровотечение. Девушка того и глядишь коньки отбросит. Что делать? Правильнее всего доставить в общагу и снова вызывать скорую. Испуганный Сережа подхватил ее на руки. Примерно так, - он недавно видел на открытке ко дню Победы, - держал девочку советский воин-освободитель. Это при Ларисином мышином весе несложно. Так он донес свою ношу прямо до ее комнаты. А коротышка, пока он ее нес, поудобнее пристроилась на его руках, прикрыв глаза и держась рукой за его шею. Сережа губами попробовал ее лоб.  Кажется температура нормальная.

  Путь  до ее двери невелик. Но не прост. Те немногие, кто встречался им на пути, не знающие истинной трагичности положения, двусмысленно улыбались. Каждый думает в меру своей испорченности. И Сереже на минуту стало обидно. И за себя и за Ларису.  За Ларису потому, что мера испорченности этого непорочного ребенка, конечно, была нулевой. А за себя, потому что ему, прожженному общагой, могут вменить в вину мягкотелую сентиментальность. Зря Ларису головой не шмякнуло. Была бы у нее голова перевязана,  сопровождали бы их слащавыми улыбками. А  трещину ребра видно только на рентгене. Не совать же всем в нос снимок: мы  из травмпункта. 

  Руки его были заняты. Он стукнул в дверь ногой. За дверью молчание. Он стукнул снова. Там не торопились. Он приложился в третий раз.
- Кто? - наконец услыхал он недовольный Людкин голос.
- Конь в пальто, - раздраженно ответил Сережа.
- Слушай, ты с ума сошел? Я не одна, -

  Людка говорила, не открывая дверь. Понятно, что она стоит, прильнув к косяку. Не одна? Это фокус! Может быть, она потому и настаивала, чтобы он исчез с Ларисой, что имела на вечер грандиозные планы.  То есть, он был только промежуточным этапом? Может быть, поэтому Людка не раскрыла, что Лариса в шкафу. И все так ловко подстроено? Сережа с ужасом представил себе, что бы было, если бы в самый интересный момент из шкафа вынырнула Лариса. Потом он прокрутил в голове слухи, циркулировавшие по  поводу Людки.

   Почему он должен тут унижаться перед дверью? Он ни в чем не виноват. На войне как на войне. Сережа пошел на штурм. Даже не собственной корысти ради, - ему корысти никакой, - а ради страдалицы коротышки. Проблема в том, что дверь открывалась в коридор. Ее не высадишь. И если она заперта, можно, в крайнем случае, ручку оторвать. Но даже тянуть за ручку не давала лежащая на руках Лариса. Уже не стесняясь, он саданул в дверь и заявил, что он тоже не один, и что промедление дорого обойдется. Наверное, за дверью испугались. Он почувствовал, что в комнате включили свет. И дверь отворилась. Перед ним стояла Людка в  халате, накинутом на ночную сорочку. Она никак не ждала увидеть свою соседку на руках у Сережи. Сережа шагнул в комнату со своей ношей. Первым делом посмотрел на шкаф в поисках притаившегося врага. Но увидел не то, что предполагал. В своей кровати лежала  третья соседка. И они, пробудившиеся от стука, с трепетом смотрели на вошедших.

- Трещина, -  Сережа постарался придать максимум  трагизма своему голосу.

  И вдруг, Лариса открыла глаза, словно проснувшаяся спящая царевна.  И чмокнула Сережу в губы. Никаких препятствий на этом пути для нее не имелось. От ее губ до его лица  сантиметры. Поцелуй был короток и легок, как сама коротышка.
Узнай об этом Лорьян, он изрек бы: остановись мгновенье, ты прекрасно. Но Сережа не ощутил ничего прекрасного. Ладно бы перед общагой, когда он  только подхватил  Ларису. Там было темно и пусто. А тут, при свидетелях, поцелуй недоростыша явился полной  дискредитацией.  Он - молодец в полном цвете лет, и коротышка. Конечно, это  можно расценить как благодарность с ее стороны. За помощь. Но его неприятно поразило то, что секунду назад она была как бы без чувств. А оказалась живее всех живых. Как в сказке. Неожиданно проворно спорхнула на пол и сказала, что теперь ей гораздо легче. И, большое спасибо за помощь.  А Людка, наблюдавшая это сошествие Ларисы на землю, спросила,  у кого трещина. Не треснулся ли Сережа головой?

  Сережа не нашел, что ответить.  Он пошел он к себе. Одно облегчение. Лариса жива, здоровехонька Необходимость повторно звонить в скорую отпала. Посиделки уже закончились. Суворов  спал. А Сережа заснуть не мог. Один вопрос рождал другой вопрос. Как коротышку занесло в шкаф? Ответа нет. Людка собственноручно закрыла створку шкафа. Знала, что Лариса внутри?  Ответа нет. Почему вдруг Людку зациклило, чтобы Сережа сопровождал коротышку в травмпункт? Ответа нет. На что намекал капитан, говоря, что Сереже крупно повезло? И на это ответа нет.

  Скоро, многие узнали и о том, что Сережа, пронес коротышку на руках по общаге до самой ее двери. И о том, как он молотил в двери посреди ночи. Ладно, тому были свидетели. Но и про поцелуй нежелательные сведения просочились. И понесся такой  слух, что не коротышка его прилюдно поцеловала, а он ее. Подхватил на руки и поцеловал. Как в  индийском кино. У девушек в этом возрасте и воображение богатое. И язык без костей. При этом такой острый, что как спицами свяжет хитроумную сеть, только  попадись. И Сережа, влетел мухой в паутину. Как человек благородный, он не хотел обелить себя, сказав, что с  неожиданным поцелуем испытал даже легкий дискомфорт.  Но великий энциклопедист женских сердец Лорьян желал подшить этот эпизод в свой гербарий. Ему не терпелось узнать подробности. Он  рассуждал сам. Он даже допустил, что, положим, коротышка первой начала. Но как Сережа вообще вдруг вышел на коротышку. Вдруг заметил, что девушке стало плохо, подхватил и понес на руках? Красиво, романтично, но не верится. Сереже пришлось рассказать про поездку в травмпугкт.
- В травмпункт?  А тебя какого хрена в травмпункт понесло?
- Так получилось, - отнекивался Сережа.
- Так просто ничего не получается. Будь я на ее месте. Повез бы ты меня в травмпункт? Не повез бы. Принес бы на руках в общагу? Поцеловал бы? То-то и оно.  Ну а если ты говоришь, что она первой начала, так я  бы не упустил шанса. Ответил бы ударом на удар.  Как говорится, если тебя целуют в правую щеку, подставь левую.

  Но не в Сережиных интересах было ради алиби откровенничать. Тем более, у него самого картинка не складывались. Он был рад и тому, что Людку не упоминали. Значит, коротышка молчала.

   Говорили, что Кривошеева девушка категоричная и проницательная  высказалась вполне определенно, что у нее в шестом классе тоже была трещина. Но ее никто на руках не носил. А если бы нес и попытался поцеловать, так она бы такую пощечину отвесила. На всю жизнь бы запомнил. И пусть Сережа  спасибо скажет, что избежал пощечины.  А вообще это он пробовал заработать себе дешевую популярность. Как говорится, «и мог бы в обществе принесть вам соблазнительную честь»

  Параллельно со всякими шутками-прибаутками по поводу случившегося у Сережи  по крупицам накопилась информация о коротышке, немного открывшая ему глаза. Оказывается Лариса, будь она трижды вундеркиндом, очень переживала из-за своего маленького роста. Страдала, что из-за ее субтильности все видят в ней ребенка. Поставила перед собой задачу: подрасти. Но как? Вытягиваться! Где? Нашла способ. Повиснет в шкафу на палке, на которую пальто вешают, и висит. Чем дольше, тем лучше. Она это не афишировала. Но девочки знали. Пока этот способ  мало что давал. Но она, внудеркинд, была упорной. Палка ее вес выдерживала. Только висеть на руках неудобно. Решила висеть на ногах, на подколенном сгибе. Даже меньше места требуется. Старалась, конечно, вытягиваться, в отсутствие  соседок.

   И услышав про это, Сережа догадался, что на именно такую, висячую вниз головой коротышку они с Людкой и рухнули. Сорвали с ее насеста. Но почему она не подала голоса раньше, когда он с Людкой только входил? Это для Сережи так и осталось загадкой. Положим, растяжка была ее тайной. А вот почему Людка не предупредила его, что в шкафу кроется ненужный свидетель, а только, прикрыла шкаф? Неужто, не знала? Почти наверняка, знала. Может быть, Людку такая ситуация заводила? Как говорил Лорьян, сердцу девы нет закона. А зачем Лариса перед общежитием симулировала потерю чувств? Теперь Сережа был уверен, что симулировала! Зачем поцеловала его на глазах у соседок? И тут  сердцу девы нет закона? Одна только трещина самая настоящая.  Факт, зафиксированный рентгеновским снимком.

   Но Сережина жизнь, благодаря коротышке, грозила дать трещину. Того и жди, что ославят на всю общагу. И поцелуем коротышки и обломом с Людкой. Неприятно. Даже воспоминание о Людкиных прелестях не грело. А про коротышкин поцелуй и говорить нечего. Поцелуй иуды. Так Сережа и объяснил Лорьяну.

  Время шло, а ничего из того, чего опасался Сережа, не приключалось. Никто его Людкой не попрекал и Ларисой тоже. Коротышка молодец. Как видно, не проговорилась. Ребенок, а твердая, как мальчиш - кибальчиш. Хотя, припоминая случившееся, Сережа пришел к выводу, что в поцелуй она все-таки самую малость вложилась. Может быть потому, что случай сам плыл в руки. И на руках несут, и по головке нежно погладили. Растаял ребенок.

  Сережа  коротышку старался обходить стороной. Но когда ему все-таки случалось на нее натолкнуться, он не мог не заметить, как на ее губах появлялась легкая загадочная улыбка. Улыбка, слава богу, понятная только посвященным: ему и коротышке.

  Пусть себе  улыбается, думал Сережа. Улыбается тот, кто улыбается последним. Его жизнь, несмотря на ее улыбочки, быстро вернулась в нормальную колею, которая  которышкам не по размеру. Так  каждый своей колеей  и подошли  к диплому. И все же  Сережа был не таким бесчувственным, чтобы не  заметить, что фирменная заметная улыбка, которую дарила ему раньше Лариса, понемногу блекла, стала почти неразличима и, наконец, вовсе разгладилась.
 
  И где теперь быть той полудетской улыбке, когда  выражение лица девушки изменилось. Появилось  что-то новое, какое-то идущее изнутри осознание собственной значимости. И были на то причины. Конечно, сказывалось и то, что Лариса оставалась первой ученицей, выходила на красный диплом, и что ей уже в каких-то НИИ делали  заманчивые предложения о работе. Но было и другое. Она заметно подросла. Может быть, чуть ниже среднего роста, но коротышкой никак не назовешь. И оформилась. Просто загляденье. Не было Сереже теперь резона проходить мимо, словно он ее знать не знает. Скорее наоборот. Но теперь Лариса проходила мимо, словно забыла, как Сережа возился с ней когда-то.  Смеется тот, кто смеется последним.