Чарли. Глава 5

Основа большинства фильмов, книг, театральных постановок и всего подобного – это какая-либо социальная или философская, или любая другая проблема, раздутая и утрированная до такого состояния, чтобы любой дуралей понял, о чём идёт речь и в чём суть всего произведения. Желательно, чтобы сюжет, раскрытие персонажей и атмосфера всей композиции приводили ещё и к тому, чтобы этот самый дуралей смог немного пораскинуть мозгами и задуматься о той самой проблеме, заявленной автором. Целая магия, скажете вы. Жизнь, преумноженная на крайности, скажет автор.
Иной раз посмотришь фильм и думаешь о том, какое счастье, что не ты оказался на месте главного героя, что не тебе приходится переживать все эти страдания вновь и вновь, каждый день встречаться с несправедливостями этого мира. Чарли жил в такой обстановке, что ему не приходилось сочувствовать главным героям, потому как он сам вполне мог стать одним из таких главных героев. Если бы вы зашли в его школу, вам бы не пришлось преумножать на крайности ту ситуацию, которую вы бы увидели. Не нужно было бы ничего утрировать, чтобы снять фильм об издевательствах и травле. Можно было бы приехать туда со съёмочным оборудованием, постоять пару перемен и вышел бы отличный триллер, возможно, он бы впечатлил многих людей. Потом они бы обсуждали игру актёров, сидя на своих кожаных диванах, и говоря, что «вон тот парень в кепке» не особо искренне сыграл гнев, в то время, как тот парень в кепке в самом деле и не испытывал гнева, ведь избиение и унижение других людей приносило ему удовольствие и наслаждение.
Это примерное описание школы, в которой учился Чарли. Тогда он ещё представлялся по имени и даже верил в светлое и доброе, несмотря на всю свою меланхоличную от рождения натуру. Отец погиб, когда Чарли, а тогда ещё Диме, было восемь лет. Несмотря на серьёзный для семьи удар, вдвоём с бабушкой они смогли пережить это и пойти дальше, думая о хорошем. Это был своеобразный лозунг его бабушки – «Думай о хорошем». Наверное, если бы их квартира горела, она бы стояла возле дома в обнимку с любимым котом и говорила именно эту фразу, и да, она не смогла бы не спасти кота, она бы сделала всё, что угодно лишь бы этот рыжий шерстяной мешок не погиб.
В общем, излишний позитив и настрой на положительные эмоции бабушки уравновешивали периодические уныния Димы и жили они своими планами и мечтами какое-то время. Потом он пошёл в школу и не испытал какого-либо восторга от того, что там происходило. Он почти ни с кем не общался, хотя пару раз и пытался завязать разговор с теми, кто казался ему интересным. Периодически на больших переменах у старшеклассников случались какие-то размолвки и их отправляли к директору, оттуда злые родители уволакивали их домой ровно до следующего гормонального всплеска растущих организмов. Учителям давалась практически полная свобода в обучении и воспитании детей. Это было одновременно забавно и пугающе, что взрослые, казалось бы, разумные люди считали, что удары линейкой по рукам могут воспитать что-то кроме злобы и обиды.
Школа была похожа на лес, где стаи волков не давали покоя бедным и трусливым зайцам, пока не придёт строгий, но добрый медведь, по совместительству директор и не усмирит всех. Вот уж кто вызывал уважение, при всём понимании ситуации, при бесконечно одинаковых и безрезультатных действиях и попытках вразумить всех вокруг, он не сдавался и раз за разом объяснял детям, что надо быть добрее друг к другу. Хотя, конечно, он как и все считал их бездельниками и «разбойниками», так он называл тех, кто посещал его кабинет не меньше, чем раз в неделю. Он не верил ученикам, когда они жаловались на учителей, не верил, что те могут оскорблять или бить детей. Он хотел, чтобы дети стали добрее друг к другу, чтобы они стали лучше, но сам не верил в это, а значит, все его нотации проходили без толку.
Потом директор был вынужден уйти в отставку. Это произошло внезапно, и ученики лишь распускали слухи, что его уволили из-за алкоголизма или рака, или туберкулёза, но так или иначе его уволили, и на его место встала ещё более строгая и расчётливая учительница химии и биологии, которой если честно не было дела до учеников, её волновали только финансы и возможность управлять ими, ей нравилась власть и со школьниками разговор был короткий, без попыток привить им взаимоуважение друг к другу. Она знала о методах учителей, знала о том, какие низкие шуточки они опускают о своих подопечных, но это не входило в спектр её интересов. Учителя же в свою очередь чувствовали ещё большую безнаказанность и ещё меньше беспокоились о том, что происходит за дверями их кабинетов.
Дети сбивались в стайки, чтобы как-то выжить в этом чрезвычайно опасном обществе, где особо жестокие и аморальные школьники окружали одиночек, словно стая коршунов окружает умирающее животное. Дима старался быть незамеченным и держаться где-то в середине школьной пищевой цепочки. Чаще всего он общался с парнем из параллельного класса, с которым их связывала физкультура и общий маршрут до дома. Обычно они неловко говорили об уроках, домашнем задании, погоде. Такие разговоры, которые созданы только для того, чтобы заполнить эти молчаливые дыры, но не приносят радости или интереса никому из собеседников. В один из таких походов до дома Дима и его приятель по физкультуре Толик шли как обычно и ничего не предвещало эмоционального срыва, но тут Толик резко скинул рюкзак на землю и пнул его. Недоразумение в глазах Димы диктовало ему пояснить, какого чёрта вообще произошло. Он сел рядом с рюкзаком и заплакал, правда сразу отвернул лицо и старался не показывать Диме своих слёз.
-Эй, что случилось? Сомневаюсь, что твой портфель заслужил этого пинка.
Толик рассмеялся, отряхнул рюкзак, поднялся с асфальта и с ухмылкой посмотрел на приятеля.
-Уж кто заслужил, так это точно не мой рюкзак. Скажи мне, тебе не надоело, что эти ублюдки позволяют себе так много? Почему они считают, что имеют право унижать нас? Да, они выше и сильнее, но не пошли бы они в задницу, я устал от этого, Дим. Ты не считаешь, что надо что-то менять? Если учителям всё равно, что происходит у них под носом, значит, мы должны защитить себя и других. Тех, кто не может за себя постоять.
-Я понимаю. Но это ничего не изменит, что мы можем сделать, если каждый третий в этой школе беспредела может сломать тебе ногу, даже глазом не моргнув, а потом спокойно сесть и доесть свою запеканку, пока ты корчишься от боли и ползёшь в мед пункт.
-Сегодня мне плюнули в лицо прямо перед девчонкой, которая мне нравится. Я ничего не смог сделать, потому что испугался, что будет хуже. Я стоял там как последнее чмо и просто слушал, как они смеются, как эта шайка шакалов наслаждается моим позором. Но больше я этого не потерплю. Ты не сможешь вечно отсиживаться в стороне, ты не сможешь вечно быть простым наблюдателем.
На этой фразе он развернулся и прибавил шаг, давая понять, что разговор окончен, и их совместная прогулка до дома тоже. Дима ещё долго переваривал эти слова, быть «простым наблюдателем», так его видели? Таким его считал единственный школьный приятель? Ему и вправду прилетало гораздо реже остальных, потому что он умел оставаться невидимкой, или это было простым везением. Так или иначе, в ту ночь он не пришёл к какому-то определённому выводу, он и дальше остался при своём мнении, что один человек ничего не изменит, да и два тоже ничего не изменят.
Следующий день. Большая перемена, почти вся школа находится в столовке. Дима сидит на подоконнике в противоположном крыле и сочиняет наброски очередного рассказа. Чем дальше от большого скопления людей, тем лучше. Сейчас тут почти никого нет. Где-то вдали раздаётся чей-то бас, после чего следует смех других людей, по звукам где-то четверых. Обычное дело – волки осматривают свои владения, надеясь наткнуться на зайца, пока все остальные, включая учителей находятся в столовой. Судя по звукам, они уже нашли свою жертву и купаются в лучах своего превосходства, опуская дурацкие шутки и оскорбления в адрес зайца, который обычно на пару классов их младше. Тут подключается ещё один голос. Вдали из-за угла выбегает заплаканный пятиклассник, видимо, та самая несчастная жертва, которую шакалы отпустили, увидев дичь побольше. Разговор определённо накаляется и проходит на повышенных тонах. Голос кажется знакомым, но издалека не разобрать. Это голос Толика? Его фраза прерывается глухим ударом. Ещё удар. Дима вскакивает с подоконника, заталкивает все свои вещи в портфель и бежит в сторону драки. За какие-то десять секунд его слух распознаёт падение и ещё несколько ударов, он выскакивает из-за угла и видит, как один из нападавших с размаху ударяет Толика ногой по лицу, ещё три парня смотрят и смеются. Один из них замечает Диму и начинает идти на него, грозно зажав кулаки. Ступор, страх и отчаяние приказывают ему стучать в двери класса, в котором сидит учительница, поглощённая рассказом про служанку, добившуюся любви офицера. Проходит ещё несколько секунд, пока учительница выходит, парень, идущий на Диму, успевает развернуться и побежать обратно, попутно призывая всех остальных обидчиков уходить прочь. Напоследок один из них ещё раз пинает Толика в голову, и они с гоготом скрываются за углом. Учительница выходит из класса, всем своим видом давая понять, что она недовольна прерванным поворотом в книге. Дрожащим голосом Дима пытается объяснить, что случилось, но слёзы подступают к глазам, ком в горле перекрывает дыхание, и он лишь вытягивает руку, показывая на тело, лежащее посередине школьного коридора. Учительница округляет глаза и бежит помогать Толика.
Перелом ребра, гематомы на лице, множественные удары по голове, повлекшие за собой смерть. Смерть ребёнка. Прямо в школе. В школе, которая призвана обучать и наставлять, помогать и защищать. Которая призвана быть вторым домом для учеников. Школа, которая стала местом преступления и местом совершения убийства. Учительница, которая, конечно, не хотела, чтобы так случилось. Которая испытала невероятный шок и ужас от того, что увидела в тот злополучный день. Которая «ничего не слышала» и которой все поверили. Но правда в том, что её кабинет находился всего в двадцати метрах от происходящего, а подробности личной жизни служанки казались интереснее, чем драки, которые происходят каждый день, после которой хулиганов отчитают и отправят по домам, а жертв пожалеют и отправят восвояси до следующей драки.
Безразличие приводит к ужасным вещам. В тот день Дима это осознал, он осознал, что значит быть «просто наблюдателем». Потеряв всю веру в людей, в их доброту и сочувствие, он навсегда запомнил, что он один из тех людей, которые ничего не сделали, которые могли помешать трагедии, но не помешали, не успели, не смогли, попросту не захотели, но в итоге ничего не сделали для спасения жизни ребёнка. И это был именно тот день, когда всё началось. Тот день после которого Дима больше не мог находиться дома подолгу, поскольку стены окутывали его болью и отчаянием того дня. После которого в его рассказах никогда не проскальзывали радость и счастье. В этот день и появился Чарли, который всеми силами желал отрешиться от всего земного и человеческого, от своего прошлого и всего, что было в нём.