Пепел

 Вчера я сидел у окна и допивал третью чашку чая, наблюдая за каплями на стекле. Я решил открыть окно. Душный воздух. Эту густую и вязкую массу не разбавлял уже даже дождь. В нос ударило огромное множество запахов: дешёвых и дорогих духов, плохих сигарет, мужского, женского и подросткового пота. Я каждой частичкой кожи ощущал, как они ходят, дышат, едят и размножаются.
 Я закрываю окно. Невыносимо хочется помыть руки, умыться, вывернуть себя наизнанку и очистить каждую косточку, каждый нерв. Из крана лениво вытекает ржавая струя воды. От неё пахнет старостью и очередным бездомным на улице.
Сегодня я понимаю забавную для себя мысль: жизнь - слишком монотонный процесс. Я, кажется, уже наизусть знаю распорядок дня своего тела. Вот уже несколько лет не происходит ничего нового.
 Ботинки снова в грязи. За окном - превращающая дорогу в грязь осень.
Выхожу. Изрисованный лифт не работает. В подъезде опять ссыт какой-то ублюдок, и я не могу ему ничего сделать: этот мудак и выше, и шире меня.
Иду. Где-то метрах в пяти от меня кладут мостки через лужу. Останавливаюсь на несколько минут, и вижу уже привычную картину: только что положенные доски, стоило уйти коммунальщикам, уже кто-то деловито уносит.
 Срезаю путь через дворы улицы, имеющей имя какого-то великого деятеля. Я не помню, что сделал этот Плешов, в честь которого и названы длинные ряды серых, с изображениями партийной символики, пятиэтажных домов. Вроде бы, этот Плешов одержал какую-то победу, закидав силы противника толпами новобранцев, только призванных на фронт.
Плакат, призывающий купить пиво новой марки. Естественно, полуголая девица, состоящая наполовину из силикона, олицетворяет вкус пива лучше всего.
 Иду дворами. За гаражами курят подростки. Слышатся стоны. Недавно в газете я читал о всплеске венерических заболеваний. Из серого подъезда выносят два трупа. Я даже не удивлён тому, что один из мешков в два раза меньше второго. Ребёнка убить легче.
Я ненавижу эту дорогу, но по старой привычке иду именно ею, ведь когда-то именно этой дорогой мы шли с тобой. Очередная девчонка предлагает своё тело за такие дешёвые деньги, что я мог бы купить её на несколько дней, так ещё бы и на еду для себя осталось. У девчонки опухшее лицо алкоголика со стажем и слишком детское тельце. Она отвратительна.
Твой дом. Приветливая улыбка. Тёплые ладони и мягкие волосы. Знакомые с давних пор ямочки на щеках, которые я видел ещё и на детских фотографиях. Ты красивая. Это - самая глупая характеристика, ведь ты, несомненно, куда более восхитительна. Я, однако ж, не умею делать комплименты. Я принёс тебе мармелад. Было трудно купить его на рынке. Ещё тяжелее было донести этот мармелад до дома: где-то на середине пути домой меня ограбили.
Мы пьём дешёвый чай и едим мармелад. Ты позволяешь себе проявить фантазию и намазываешь кусочек пшеничного хлеба маргарином, а сверху кладёшь тоненькие, почти прозрачные, кусочки мармелада.
 Ухожу домой со странным осадком. Каждая минута рядом с тобой заставляет сердце биться быстрее, будто я занимаюсь пробежкой.
 Сегодня я вернулся домой, сбросил с ног грязные ботинки, положил на стул мятое сырое пальто.
 Всё вокруг меня есть деятельность человека. Я чувствую, будто вокруг меня стоит человек. Он смотрит на меня. Я не вижу его глаз, но вижу этот чёртов взгляд. Сегодня мне стал невыносим этот человек, которого я вижу не только в зеркале, но и в стене, в пустой вазе с засохшей незабудкой, в раскиданных бумагах и бумажках. Я устал от этого человека.
Сегодня ты сядешь у шкафа, где лежат давно купленные и ни разу не надетые детские ползуночки и маечки. Они были куплены нами ещё тогда, четыре года назад для маленького тела, которое сейчас спит в земле, и черви медленно поедают его и пелёночку, в которую я его завернул в первый и последний раз. Ты тогда была убита горем, и не смогла одеть нашего сына в первую и последнюю дорогу.
 Сегодня ты откроешь газету, откроешь на последнем развороте сухой некролог для погибших на этой неделе. Там ты с облегчением не найдёшь своих родителей и совершенно неожиданно встретишь в списке меня.