Три дня в поезде смерти

Мне удалось незаметно добежать до леса. А там…к партизанам.
Неожиданно позади я услышала перестрелку. Оглянулась. Женщина с годовалым ребёнком на руках бежала впереди, а мужчина, наверное, её муж, прикрывал их, отстреливаясь. Им немного оставалось до спасительного леса, но тут автоматная очередь подкосила их. Я наблюдала из-за спасительных деревьев. Ребенок тихо плакал, но фашистам уже не было никакого дела до тех, кого они убили. Развернувшись, они снова пошли патрулировать улицы города.
Уйти, бросив ребёнка, я не смогла. Решила дождаться темноты, и забрать его с собой. Время тянулось медленно, сумерки сгустились, а затем летняя ночь набросила на мир свою черную шаль.
Пока  я дожидалась темноты, ещё раз проверила содержимое своего вещмешка. Вроде, всё самое необходимое взяла.
Всё, пора! Переходя от дерева к дереву, я добралась до опушки, а там ещё метров 200 по открытой местности. Я сделала короткую перебежку.
Попыталась потихоньку извлечь из-под трупа женщины ребёнка, но тут прозвучал такой оглушительный визг, что я чуть не оглохла. Всё-таки я умудрилась взять малыша на руки, шепча ему: «не бойся!», но моя пробежка обратно к лесу проходила как под вой сирены, так что, я застыла, как вкопанная, когда фонарь мне ударил прямо в лицо, и прозвучало: «хэндэ хох!».
Медленно выпрямившись, я ещё крепче прижала к себе трясущееся от страха тельце ребёнка. Как птица крылом, так и я полой своей кофты, укрыла малыша с головой. Стояла. Два немца тоже стояли, молча уставясь на меня.
Затем подошел  ещё один, и отдал приказ вести меня к железной дороге.
Поезд смерти! Нас повезут в концлагерь!
Неприятный холодок пробежал по спине. Как я хотела избежать этого! Но, видимо, от судьбы не уйдёшь! Страх пробежал по всему телу, и съехал в ноги, которые сразу стали тяжёлые-тяжелые, и я еле переставляла их, ещё и неся на руках ребёнка.
Малыша  уже перестала бить нервная дрожь, и он задремал.
Меня погрузили в товарный вагон. Темно, душно, и полно народу. Атмосфера подавленности, всхлипывания, вздохи…
Войдя, я со всеми поздоровалась, услышав пару-тройку тихих ответов. Найдя место, села, положив ребёнка себе на колени. Мои руки уже тряслись от усталости. Малыш спал.
Голод давал о себе знать – в животе заурчало.
В заплечной сумке у меня было немного еды. Достав, разломила. Спросила: « Кто очень голоден? С кем поделиться?». Некоторые отозвались, и я попросила соседей, что не спали, передать куски еды. Живая цепочка из рук донесла голодным хлеб, сыр, яблоки.
Поели. Ребёночек проснулся, и заплакал тихо так, жалобно. Я достала флягу, накрошила хлеба в кружку, залила водой, и принялась его кормить. Тот поначалу капризничал, прижимаясь к моей груди, требуя молока. Только мне-то его,  где взять?
Потихоньку начала разговаривать с малышом:
- Ты мой маленький, и как же звать то тебя?
Почувствовав на себе удивлённые взгляды, рассказала о гибели родителей ребёнка.
В этот момент услышала вдалеке сдерживаемые женские рыдания:
- А моего малютку затоптали!
Женщина продолжала рыдать, но потом, вытерев слёзы, вдруг сказала:
- Передайте мальчика мне, молоко перегореть у меня ещё не успело.
И снова цепочка рук передавала теперь уже ребёнка.
- Так это же – девочка! – сказала женщина, покормив ребёнка.
Женщины засмеялись. А когда мне было разглядывать то малыша: то визжал, то я его под дулами солдат на руках к поезду тащила?!
Мне показалось, или в этот момент атмосфера в вагоне действительно изменилась?
Забрезжил рассвет. Мы услышали крики проверяющих, запирание дверей, и поезд тронулся.
Я уснула. Когда проснулась, было уже совсем светло. Отыскала глазами девочку. Она играла с людьми, переползая от одного к другому, и каждого внимательно разглядывала. Отыскав одного бородатого мужчину, принялась, как котёнка, гладить его бороду, и глядеть на окружающих, взглядом приглашая их присоединиться. Люди заулыбались. Некоторые начали отпускать добродушные шуточки, завязалось общение.
Девочка отыскала еще двух детей – девочку, лет семи, и мальчика, лет десяти.
Я тем временем достала одежную щётку, и привела в порядок свои вещи. Увидев, что у соседа порван рукав рубашки, достала иголку с ниткой, и уговорила того разрешить мне зашить дырку.
Девочка снова поела у своей кормилицы, и приползла ко мне спать. Я стала рассказывать малышке сказку, изображая руками фигурки, делая взмахи. Оба других ребёнка тоже оказались возле меня, смотря и слушая сказку, сочиняемую мною прямо на ходу, а затем все трое уснули.
Всё время сидеть неподвижно было невыносимо. Когда детвора проснулась, я встала, разминая затёкшие конечности. Женщин в вагоне было больше, чем мужчин. И я обратилась с просьбой сдвинуться так, чтобы часть вагона была пустой, и желающие могли походить. Особенно это необходимо детям. Нехотя, но народ сделал то, что я попросила.
От одного старика малышку просто невозможно было оторвать. Это был крепкий, улыбчивый, с длинными седыми усами, казак. Звали его Василий Иваныч, как Чапая. Он был ласков с девочкой, поглаживая крохотную головку своей огромной стариковской рукой. Мы ходили, дети бегали. Чапай тоже встал, с удивительной лёгкостью, усадил малышку к себе на руку, и принялся ходить по  вагону взад-вперёд, о чём-то тихо шепча ребёнку, щекоча при этом её щёчку своими усами, от чего та смеялась от восторга, обнимая ручонками шею дедушки.
Вроде, как и нет войны, а дедушка просто гуляет со своей внучкой…
Поезд остановился. Открылась дверь. Нам принесли отваренную в мундире картошку, хлеб, сыр и воду. Для детей дали бидон молока.
И тут произошёл инцидент.
Один крепкого телосложения мужик, который сидел, отвернувшись и нахмурившись, встал, и забрал себе бидон с молоком, оттолкнув детей, подошедших со своими кружками, и принялся пить молоко прямо из бидона.
Чапай крякнул, вставая, и желая восстановить справедливость, но его опередил другой мужчина, средних лет, который сидел до этого, погружённый в себя, страдающий от какой-то личной трагедии. Он встал, подошел к наглецу, выхватил у того бидон, и окатил гада таким взглядом, что тот так и остался, как пригвождённый, стоять на месте. Сам налил детворе молока, а что осталось, вручил кормилице малютки, сказав: « Пей, родная, тебе дитё кормить надо!». Та робко улыбнулась, принимая бидон с молоком.
Я по-доброму посмотрела на заступника, подсаживаясь ближе к кормилице. Тихо, чтобы никто не заметил, отдала ей свой кусок сыра: « Бери, Надежда, тебе нужнее», и улыбнулась. Малышка сидела между нами, глядя то на одну, то на другую, она была уверена, что её накормят, согреют, что её…любят.
Стемнело. Сквозь маленькие решётчатые окошки было видно тёмное небо, на котором ярко блестели звёзды. Я стояла возле этого окошка, и представляла, что вот, все мы, сидим возле яркого костра, на берегу реки. В котелке варится уха, а вокруг слышны шутки и смех. Ведь у каждого из нас должна быть счастливая жизнь, свобода, родные и любимые…
Под стук колёс хорошо думается. Я вспоминала сегодняшний день. Остановки, на которых мы справляли нужду. Так хотелось сбежать, но конвоиры зорко следили за пленными.
Я села на своё место, и дети были тут как тут, желая услышать очередную сказку или историю. Глядя на них, я стала рассказывать про их будущее, сделав их главными героями моего рассказа, полного невероятнейших приключений. Марат и Ира внимательно слушали, дополняли, добавляя что-то от себя. Мы всех пассажиров поселили в одном городе, а дети ходили к ним в гости, помогали по хозяйству, чинили, относили гостинцы тем, кто заболел, одним словом, делали добрые дела.
Взрослые, слушавшие наш рассказ, улыбались нашим фантазиям, иногда комментировали, женщины возмущались и спорили, что ни за что не позволят им ухаживать за своей коровой, например, или там, на реке белье постирать.
А затем и взрослые, и дети, уснули.
Утро. Поезд резко затормозил. Нас вывели. Рядом была река. Нам разрешили умыться. Дали 10 минут.
Автоматная очередь в воздух сообщила, что пора вновь залезать в вагон. Мы побежали к своему вагону, но Галина почему-то замешкалась, и один фриц хотел ударить её, но Санёк, 15-летний, парнишка, сделал вид, что сильно упал, отвлекая на себя внимание громкими криками. Молодец, мальчишка, свой человек!
Нас втолкнули в вагон, выдав завтрак, который мы честно разделили между собой. За едой завязалась беседа. Теперь мы уже знали каждого из нас по имени.
Мои иголка с нитками и две щётки стали общими, как и гребни для волос. Мне было приятно, что мы все стараемся сохранить свой человеческий облик.
- Эй, ребятня, не шалите! Давайте я лучше научу вас делать настоящую зарядку, – сказал Санёк.
- А падать меня так же ловко научишь?- спросил его Марат.
- Если захочешь, я многому тебя смогу научить – спокойно ответил ему Саша.
 Они втроём сделали зарядку. Ещё пара мужчин тоже поупражнялась, а затем Иринка ушла учиться пуговицы пришивать, оставив мальчишек оживлённо беседовать о моделях самолётов и кораблей. Мальчишки – им всегда есть о чём поговорить!
Во время обеда мы ещё лучше узнали друг друга. О конечной цели нашего путешествия никто говорить, и даже думать не хотел. Мы оживлённо вспоминали героев понравившихся фильмов, обсуждали богатый урожай в прошлом году, о своих посещениях столицы СССР – Москвы, кому удалось там побывать.
Незаметно, за разговорами, подкрался вечер.
Вот уже 2 дня, как мы в пути. Остался всего 1 день, а там, дальше – концлагерь.
Да, но сейчас… сейчас мы – ЛЮДИ! Люди, которые не забились по углам, как мыши; которые честно делят еду поровну между собой; которые не мародёрствуют, а дружат!
Вечером мы плотнее подсели друг к другу, и до самой ночи тихо пели песни – наши, советские песни!
На третий день все пленные нашего вагона уже чувствовали себя единой семьёй: сделали зарядку, поели из общего котла. Даже Николай, что некрасиво поступил тогда, повинился и попросил прощения.
Вот, вроде бы всего ТРИ дня, а как много прожито, как много пережито!
Наступала ночь. Дети чувствовали себя повзрослевшими – Ира лежала рядом с матерью, Марат пристроился возле  Санька.
Все думали о чём-то своём, зная, что завтра уже всё изменится. В тишине раздался голос  Чапая, обращённый ко мне:
- Мне бы хотелось вновь услышать какой-нибудь рассказ.
- И мне.
-И мне – послышались голоса.
Я, прижимая малышку, которой дали имя Вера, к себе, начала повествование:
- Подъехав, поезд остановился, и из него стали выходить люди. Немцы были удивлены, когда из одного из вагонов вышли на свет не затравленные люди, а гордо выпрямившиеся мужчины и женщины. Страха не было в их глазах. Даже дети смотрели смело в глаза фашистов. Невольно расступаясь, гитлеровцы давали им дорогу, а те шли вперёд, дружным строем. Они знали, что даже, если и умрут, то каждый из них умрёт Человеком, настоящим ЧЕЛОВЕКОМ!
Они лежали, и мне казалось, что каждый из них уже нашёл своё место в этом строю.
…
Хлопок, щелчок.
Я открываю глаза.
Передо мной – табло монитора в экзамен-камере, на котором высветилось:
« ПОЗДРАВЛЯЕМ! ВЫ ПРОШЛИ ТЕСТ НА ЧЕЛОВЕЧНОСТЬ!»
Я сразу вспомнила, что я тут, в своём 3011 году.
Как же хорошо!
Но память всё – таки не хотела отпускать тех, кто ехал со мной в «поезде смерти», а руки всё ещё продолжали обнимать  малышку…