Переводчик
А ему говорили:
— Заканчивай добро переводить. На …это самое. Не можешь по-нормальному — брось. У тебя же подстрочник, по сути выходит. Дикий, притом, — и были правы...
Так прекрасный чувственный стих юной чукотской поэтессы Гитиннэвыт Вывырагтыргыновой про Любовь у Кузьмы превращался в сказку про Кота в сапогах, а из поэмы-сказания о Добре и Зле киргизского автора Абдухуддуса Абдуллаева у него вообще выходило страшное — Чук и Гек. Причём, естественно в прозе и в среднеазиатском варианте. Где вместо снега песок. А вместо Гека Чук...
— Откуда ты его вообще выкопал? Кота этого, — с ужасом спрашивали Кузьму. — В лирическом и нежном стихе юной чукотской поэтессы про Любовь. В заснеженной тундре и в сказочной по красоте юрте. А Чук и Гек? В барханах? С подзорной трубой? Ты с ума сошёл! Убери немедленно. Пока никто не видел…
Между тем, Кот в переводе с чукотского был и никуда убираться не желал. А Чук и Гек почему-то работали в чайхане г. Бишкек официантами. На выходных. И были — наоборот. В переводе Кузьмы, разумеется. Идиотизм...
Другими словами, бесподобные стихи современных авторов выходили у Кузьмы довольно странными. И это было ещё мягко сказано. Собственно, и подстрочником назвать это всё язык не поворачивался. Только бредом…
И главное, никто чукотского не знал. Чтоб проверить. И киргизского. Сердцем чувствовали. Нюхом. Кожей. Что талантливо творят современники. Всех возрастов, национальностей и вер. И что не могла юная Гитиннэвыт, начинающая поэтесса с оленьей заимки, про Кота в сапогах написать. Из сказки детской. На чукотском. В своей дивной саге о Любви на Дальнем Севере. В условиях крайней мерзлоты. Что она — дура что ли? А уж про Чука с Геком и говорить не приходилось. Хрень полная. Перепутались. Хотя доказательств и не было…
Звонили им. И девушке из чума, и в аул — юноше. Но выяснить ничего не смогли. Языковой барьер…
Даже версия возникла. У кого-то. Что давным-давно, в глубоком детстве, Вывырагтыргынова и Абдухуддус до отрыжки начитались Гайдара Аркадия и Перро Шарля. На ночь. И это якобы наложило на всё их творчество неизгладимый отпечаток. Так кто-то и сказал:
— В мозгу у них пропечаталось. Навечно. Не вытравить...
Впрочем, Кузьма во всех этих спорах и версиях участия не принимал. Ведь он в гимназиях не обучался, а просто пахал. Переводил. Современных авторов. И даже с русского. И остановить его было невозможно…
Свидетельство о публикации №220050701718