Бабушкин сундук

Вряд ли кто попытается возразить против той истины, что самое счастливое время в жизни человека – это детство: радостная и безмятежная пора. И он, на протяжении всего своего существования на Земле, раз за разом, в мыслях возвращается к своим истокам…
     Родиной моих предков и, соответственно, меня самого, является старинное татарское село, которое раскинулось в лесостепной зоне одного из районов Саратовщины. Его основали государственные крестьяне, переселенцы из Пензенской губернии, во времена «аби – патши» («бабушка – государыня» - Екатерина II). Сначала в официальных бумагах оно значилось незвучным словом – выселок, потом статус несколько повысили и стало именоваться деревней, ну, а спустя лет двести, «доросло» и до названия «село».
      Время было послевоенное, голодное. И потому летом, на деревенский хлеб и дары природы, на радость бабушке Салиме, но к ужасу ее соседей, приезжали мои двоюродные братья и сестры, обитающие в разных городах и селах. Аби (бабушка) жила в небольшом доме, вместе со своим сыном Сабиром, снохой Марьям и их детьми. Нас собиралась, ни много ни мало, целая орава - двадцать один внук. И начиналось настоящее столпотворение. Хозяев от нас спасало лишь то, что они с раннего утра и до позднего вечера пропадали на работе, и нам была предоставлена полная свобода действий. Все в доме дрожало, летело, звенело. Аби делала слабые попытки нас успокоить, но у нее ничего не выходило, и она отступала, давала нам возможность наиграться вдоволь.
      Думается, ее настоящей головной болью в обеденное время являлась мысль, чем нас накормить. Она долго молча ходила по дому, вероятно, размышляя, что подать на стол для жаждущих поесть. Затем уверенно подходила к печи, отодвигала железную заслонку и ухватом ловко вытаскивала оттуда чугунок с едой. Потом разливала суп с чумарой (галушками), деревянной ложкой подливала катык, и мы начинали уминать еду, держа в руках по большому куску еще теплого ржаного хлеба. 
      После сытного обеда, вечный подстрекатель Равиль, что-то горячо начинал шептать на ухо Рашиду. Тот сначала мотал головой с чем – то не соглашаясь, но потом сдавался и подойдя к аби и нежно обняв ее начинал канючить:   «Аби, каны шикяр» («Дай сахар»). Мы удивлялись прозорливости Равиля: нам казалось, что бабушка больше любит Рашида чем нас, как внука от единственной дочери, и вряд ли ему откажет.
Аби обиженно поджав губы скажет: «Юк. Каян алыйм» («Нет. Где я вам возьму»). Но Рашид был настойчив, и аби ничего не оставалось делать, как не направиться к заветному для нас месту.
       В чулане, на красивом самотканом половике стоял зеленый кованый сундук внушительных размеров, украшенный ажурным орнаментом и выпуклыми узорами, покрытый домотканым красно-черным ковриком. Оковку дополняли фигурные ручки по сторонам и замочные накладки.
Аби осторожно снимала с головы платок, шепча какую – то молитву, обнажив седые как лунь волосы, поправляла многочисленные косички на голове с монистами на конце, аккуратно отводила их на грудь и через какое – то мгновение отыскав на одной из них маленький ключик и, немного замешкавшись, открывала замок. С трудом подняв крышку сундука, нагнувшись начинала аккуратно перекладывать лежащие там вещи – платья, камзолы, ичиги, полотенца с вышитыми узорами: комнату заполнял противный запах нафталина, дышать становилось трудно – но мы терпели.   
Наконец, пожалуй, с самого дна сундука, аби аккуратно доставала то, о чем мы вожделенно мечтали - завернутое в марлю, самое лучшее и желанное лакомство в то время – крупные куски сахара – рафинада. Она осторожно брала один из больших кусков и специальными щипцами начинала откалывать от него тоненькие кусочки сладости и раздавать нам.
Мы радостные и веселые, толкая друг друга, становились в ряд по росту и возрасту, согласно установке Равиля: сначала мальчики, а потом девочки – Римма, Айсылу, Няфися – и другие. Но аби всегда нарушала порядок построения, резко отодвигала Равиля в сторону и ставила первыми в очереди трех наших сестер, у которых отец погиб на фронте – Рону, Розу и Леру.
После обеда, аби нас выгоняла на улицу, желая хоть немного отдохнуть.
Весело, толкая друг друга на ход, мы устремлялись к выходу на улицу, навстречу солнцу и вольному ветру.
Часто летом, шли теплые дожди, и мы с большой радостью ждали их. Нам доставляло огромное удовольствие попадать под тугие струи дождя, освещенного яркими лучами солнца и цветами радуги, начинали, дурачась и приплясывая, горланить татарские песни – прошение о продолжении дождя.

Янгыр яу,яу,яу
Илэктян, чилэктян
Пярямячэ коймактан
Арыштан, бодайдан
Без сорыйбыз Ходайдан
(«Дождик лей, лей – веселей. Этого мы просим у Всевышнего»)

Дождь заканчивался и мы, шлепая по лужам, под нежное щебетанье птиц, стремглав бежим к стоящим недалеко колхозным складам, где можно было всегда найти хоть какое – то пропитание: то ли это жом (субстрат семечек), вар или зерна пшеницы, которые можно было потом пожарить на сковороде.
В разрыве облаков блестело ласковое солнце, от земли шел пар, буйно зеленела трава, радуя детвору и вселяя надежду на счастливое будущее.