Миры Мельпомены. 2

2.
(Без подошвы)

- Привет. Как ты? - психолог подсаживается рядом с художником.

Тот, надутый и подобиженный, заговаривая, старается казаться все понимающим:
- Я нормально, - отвечает.
У него на коленях лежат какие-то нитки, кусочки ткани, бисер, бумага, карандаши, но он бессильно смотрит на них. Психолог ничего не говорит, но о многом догадывается.
- Знаешь, - осторожно начинает П., - я хотел сказать, что был не прав, говоря с тобой.
Художник удивленно искоса взглядывает, пряча улыбку в складках рта.
- Я требовал от тебя, чтобы ты прекратил... я настраивал тебя не мечтать о Музе, - с усилием продолжает тот, - но не учел, что сам я двигаю нас к условиям, в которых тебе будет сложно это сделать. Это как, идя с ребёнком по делу, срезать путь через парк аттракционов и одергивать дитя за желание насладиться ими, а не устремленно и безжизненно идти к цели.

Художник корпусом поворачивается к психологу, чем-то занимая руки, чтобы не так сильно выдать свой порыв и казаться отчасти разумным, спокойным - чтобы быть услышанным.
- О, я рад.. ..слышать это! Раз ты понял, что Муза нужна нам обоим, может, теперь ты не станешь ее прогонять?
Психолог опускает глаза; берет руки художника в свои и ласково проговаривает:
- Понимаешь, мы застрянем. Застрянем в этом месте. Будем, как зачарованные, следовать тропой блесток, оброненных нашей удивительной Музой. Понимаешь? Подбирая эти блестки, ты будешь проникновенно воскликивать: "Ура, я напишу песню о блестках!" или "Ура, мне так светло и красиво от блесток Музы! Это так эстетично!" А я буду говорить: "О, это восхитительно полезные для духовного и интеллектуального роста блестки. Они очень пригождаются мне, как я рад!" И мы будем кружить этой тропой среди густых ветвей непроглядного леса - ходить взад-вперед, чтобы не дай бог не выбраться из него. Но что будет с Викой? Оглянись: она - это и есть наше жилище.. Или парусник, в котором мы плывем, который куда-то направляем (мне нравится думать, что этот дом, эта комната - что-то вроде комнаты Элли, улетевшей в Изумрудный город.. Ведь сидя здесь на изоляции, Вика, что удивительно, движется куда-то).

- Как ты художественно всё это описал! - заулыбался художник.

- Да. Но сосредоточься, о чем я... Я ведь и сам рад бы соскользнуть в этом месте. В целом всё, что я говорю, обнаруживает вот что: мы оба знаем, что для нас, для Вики, хорошо отпустить Музу. Открыться новой жизни, ринуться туда где ее - этой Музы - нет. Поверить в возможность найти умудряющие и эстетически захватывающие нас блёстки где-то еще.
- Но...
- Но мы этого не хотим.
Художник сложил губы в какое-то детское выражение. Психолог смотрел прямо перед собой невидящим тяжелым и мудрым взглядом, в действительности разглядывая всё еще отапливающую, невзирая на время года, батарею. Так и сердце Ви.. разогревает её жизнь, когда пришла пора на время отключить отопление. Кто там в ДЭЗ устраивает это и зачем? Это беспокойство о людях или нежелание отвечать на звонки с жалобами, если похолодает, и они замёрзнут?
- Я знаю, о чем ты думаешь, - прерывает его мысли художник, - и эта логическая цепочка довольно скучна. Ты опять рационально потягиваешься к полкам стеллажа, на которых "следует" разместить чувства, решения, события, реакции других людей. Послушай, это невероятно скучно! Ты сам не чувствуешь потерю энергии в этом месте?

Психолог делает знак бровями и одновременно жмет плечами.

- Все-то тебе надо жить, как надо. В вузе и в книжках учили, над чем "надо" работать, чтобы быть зрелой личностью... Но основную идею гештальта, мне кажется, ты все равно не словил.
- А ты словил?
- А я словил. Я же художник. Я же еще, читая литературоведа А. Б. Есина, ликовал, как он подметил про целостность произведения - про единство формы и содержания. Короче говоря, наша задача - понять про потребности. Ну, и про ценности. Я бы нарисовал такое: слева - они, а справа - те, а посередине - мост. Нам нужен мост, понимаешь?
- Мост?
- Да, мост между ценностями (твоими профессиональными в том числе) и потребностями. Ведь мы словно пытаемся выбирать между ними.
- Я предлагал не потакать этому желанию идти к конкретному предмету потребности, чтобы мы могли удовлетворить потребность в целом, а не зависнуть в нигде на года.
- Но сейчас это происходит. Надо понять, куда сейчас деть чувства, а не погрузиться в очередную подготовку в будущему. Что это за план вообще - сделать все, чтобы разлюбить Музу, чтобы потом была жизнь?! А сейчас что - не жизнь?

Психолог нахмурился.
- Сейчас жизнь. Но прожить одно и то же событие можно по-разному. Можно стремиться к Музе и застрять во фрустрации надолго. Можно отсечь для себя путь к Музе - провести операцию над жизнью по удалению "лишней", "мешающей" части. Мне кажется, радикально и то, и другое. Очевидно, что ни то, ни другое не подходит...
- Угу, не подходит, - согласился художник.
- Тебе не кажется, что мы отвлекаемся от поиска решения, как быть с этим? Я - на книги по психотерапии, ты - на творчество? Мы занимаемся тем, что нам интересно, и это хорошо и тоже важно. Но решать проблему мы как-то будем? Вот что меня волнует.
- А как бы ты обозначил проблему? У меня-то это не такая уж проблема... Ты знаешь, я люблю мечтать и питаться чувствами, снами, фантазиями, грезами... Мне нормально. Ты скорее беспокоишься о своих интересах и интересах других частей Вики.
- Да, возможно, тебя это в меньшей степени касается. Но я обрадован тем, что ты размышляешь об этом со мной. Потому что других наших соседей не видать... Где вот эта дама, которая хочет отношения, семью и детей? Почему она с нами все это не обсуждает?
- Не знаю, но предполагаю, что она боится.
- Чего?
- Решать.
- Хм. Но ведь больше всего тут про ее интересы. А она пока не высказалась.
- Мне почему-то неохота ее звать...
- Почему? Я бы послушал.
- Не знаю... Мне кажется, она очень начнет качать права. И страдать. И мы тут все закиснем.
- Похоже, ты ее слегка недолюбливаешь, - смеется психолог.
- Да ей подавай заурядную жизнь и стабильность! Какое вдохновение может быть в том, чтобы выйти замуж и погрязнуть в материнстве? О чем мне потом писать стихи? Стишки для детей, сказки, песенки про Чебурашку... Нет, спасибо.
- Ты сказал про стабильность. Но ведь мы ее хотим, если так посмотреть: мы не хотим отпускать Музу.
- Ну да... Но она мой конкурент, понимаешь!
- ...А еще вчера ты конкурировал со мной. Я напоминал тебе, что мы соседи и нам так и так жить в общем доме.
- Ну да. Думаю, хорошо, что хоть у одного из нас есть способность к здоровой конкуренции.
- ...Главное, чтобы к здоровой...

В ответ художник иронично скривился, морща губы и переносицу.

- Ну и агрессивный же ты товарищ временами, - засмеялся художник (впрочем, с теплом).
- Смотри, а она так и не явилась.
- Спокойно. Мы ее и не звали. И вообще, интересно, чем она занимается, если отношений у нее нет, детей тоже. Где она, про что она, что с ней?

Открываются дверцы платяного шкафа. Оттуда делает движение наружу заплаканная девушка, тут же подаваясь назад.
- Я всё слышала, - говорит она, - и я не обижаюсь.
- Оно и видно... - присвистнул художник.
- Тс! - осекает его психолог.
- Мы не предполагали, что ты обижена. Может быть, если ты отрицаешь обиду и сама об этом подумала, ты все-таки обижена?
Художник ёрзает на табуретке, бормоча что-то насчет: "Это нескладная часть рассказа... Ее лучше подправить... Это неважно". Психолог:
- Мой демиургский друг, если хочешь что-то сказать, предлагаю тебе напрямую обратиться к нашей соседке.
- Она не ответила на вопрос.
Девушка все-таки вылезает из шкафа, закрывает дверцы, облокачиваясь на одну из них. У нее пушистые после ванной волосы, свободная домашняя одежда, в которой она выглядит уютно. От нее пахнет грушевым гелем для душа. На левой руке самодельный браслет, очевидно, подаренный каким-то ребенком.
- Да, я, наверное, обижалась немного. Но я не хотела бы, чтобы вы сочли меня невежливой...

Видя, что собеседники не реагируют и ждут продолжения, она продолжает:
- Я слышала, о чем вы здесь говорили и спорили. И вчера тоже. Только я думала, мне нет никакого смысла вмешиваться.
- Почему же?.. - мягко спросил психолог.
- Ну-у... - (она замялась) - Вы оба влюблены в нашу Музу. И я тоже. Я не исключение. Думаете, мне не хотелось бы мечтать о том, как прожила бы с этим человеком всю жизнь? Как у нашего ребёнка были бы такие же карие  глаза-сигмы.. - (улыбается) - Я вам не показывалась оттуда, - (кивает в сторону шкафа) - потому что мне неловко за эти мысли и вообще за то, что я есть.
- А отчего неловкость?.. - осторожно, дрогнувшим голосом поинтересовался художник.
- Оттого что... Ну, вы же помните того парня, который несколько лет был нам так дорог? Он был настоящей творческой личностью и очень тогда помог тебе, художник. Он тебя взрастил. До него я была хозяйкой этого дома, мне принадлежало будущее. Жизнь должна была свестись к семье и материнству. Я с детства думала, что в этом и заключается взрослая жизнь: мне не говорили, что взрослые занимаются чем-то кроме воспитания детей... или говорили так мало, что я не помню. Но я очень радовалась, что я - нужная часть личности, потому что я люблю детей и со мной что-то особенное делается, когда они рядом.
- Так.. - произнес психолог.
- Вот, и я очень радовалась за тебя, художник, что тот парень вдохновил тебя пошевелиться, решить, что в жизни тебе должно быть место. Но потом он говорил всякое... я забыла слово, которым он называл женщин, зацикленных на детях. Он очень над ними смеялся, и я тогда подумала, что, оказывается, я смешная и не очень-то нужная. А я, понимаете, раньше думала, что это хорошо, что я есть - что я заслуживаю уважения, что я - признак, что Ви хорошая, такая, как нужно.
- Нужно кому? - нейтральным голосом уточнил психолог.
- Нужно для счастливой жизни. Что так выглядит счастливая жизнь - такая, в которой я. Я думала, что Вике повезло, что я есть. А оказалось, я.. просто интроект.
- Думаю, что ты не просто интроект, если тебе так больно, что ты оказалась ненужной. Осознавать интроекты тяжело, если они прочно связаны с идентичностью. Но от некоторых других интроектов, пережив первый испуг, Вика, если и не отказалась, то без грусти думает, что обойдется без них. А вот когда она думает обойтись без тебя, ей больше, чем грустно. Она не хочет тебя терять.

- Разве психолог может так уверять? - встревает художник.
- Друг, мы все живем в одной голове, я о вас знаю чуть больше, чем какой-нибудь психолог о другом человеке.
- Но тогда и мы о тебе.
- Тогда и вы обо мне.
- Я видела, как ты вчера целовал листочки у фикуса... - проговорила девушка. - Словно ты был художником в тот момент и чувствовал как он.
- Ты целовал фикус? - просиял художник.
Ничуть не смутившись, психолог кивнул и посмотрел на них.
- Это важные вещи, хорошо, что мы говорим их друг другу. Но я помню о том, что тревожило.. прости, я не знаю, как к тебе обращаться, - обратился он к девушке.
- Я тоже не знаю, как ко мне обращаться. Мне кажется, все названия, которые можно придумать, смешные и неважные.
- Будто бы ты обесцениваешь себя, принижаешь?
- Да. Но все равно я не хочу называться так неизящно... Я бы хотела называться так, чтобы и художники уважали меня.
Художник потянулся за сборником древнегреческих мифов:
- Мы могли бы звать тебя именем богини плодородия... Хотя, может, это слишком пафосно.
- Но моя суть не только в том, чтобы родить детей. Я понимаю себя как в целом всё женское, все женские желания, идущие от тела и от души. Психолог здесь рационален, анализирует происходящее; ты, художник, - идеалист, ты тоже о чем-то нематериальном волнуешься. О вдохновении для творчества и так далее. Но я - та, кто хочет ощущать телесно эту жизнь, прикасаться к мужчине, переживать свое естество. Это я, я все чувствую кожей, нервами, всеми рецепторами. Я - плоть! Я - женское начало (и продолжение). Культура, в которой мы выросли, напитала меня ценностями и представлениями о том, какую форму должны принимать мои импульсы. Может, желание супружества и материнства и интроект изначально, но теперь это часть идентичности, это что-то, что до конца вырвать, я думаю, не получится. Может быть, проживя жизнь в другой культуре, я предстала бы другой перед вами сейчас: я представляю себе образы-символы грубых животных влечений, отсутвия ценности соединять свою жизнь моногамными отношениями. Но мне это дорого. Это те ценности, которые, ребята, я бы не хотела дать попрать.
- Ты можешь всю жизнь прятаться в шкафу и плакать, пока мы наше жилище летит в Изумрудный город, а мы творим и интеллектуально обогащаемся, но без твоего счастья что-то будет не так, - кивнул художник.
- Ты больше не злишься на меня? - спросила она.
- Нет, не злюсь... Мне хочется нарисовать тебе что-то, возвращающее в твоих глазах твою ценность. Мне кажется, я до этого момента до конца не знал, кто ты. У меня было предубеждение против тебя. Я думал, ты помеха моему творчеству, но ты - часть естества нашей Ви.

- Тогда мы можем называть тебя естество? - полуутвердительно уточнил психолог.
- Да, можете. Мне кажется, мне подходит это имя.
- Психолог, художник и естество... - психолог почесал в затылке, улыбаясь.
- Значит, ты тоже влюблена в нашу Музу. И твоя тревога - сигнал. Иногда тревога возникает при прекращении или фрустрации привычного слияния.
- Я не очень понимаю, что это значит.. - ответила естество.
- Думаю, ты предоставила решение насчет того, как быть с Музой, нам, а сама воздерживалась от высказывания. Ты остановила себя, хотя тебе было, что сказать. Слилась с нами. А мы, посмотри, хоть части одного целого - нашей Ви - понимаем, где чьи интересы. Мы - на то и разные части, что мы не слипшийся комок однаковых импульсов. Внутри у человека органы - дыхания, пищеварения, сердечно-сосудистой системы... И все эти органы по-разному выглядят и выполняют разные функции, хотя обладают и сходствами. Я могу быть в чем-то творцом и сам (как художник), но я - отдельное стремление. Так и ты. Ты отдельная, пусть и связанная с нами, и ты представляешь ценность сама по себе - ты не должна слепляться с нами, да мы можем и не включать твои специфические интересы, ведь у нас - своя специфика.

- Да, я поняла. - сказала естество, немного подумав. - Ну хорошо. Только я, ребята, все равно не знаю, что делать с Музой. Если вы ждете решения от меня - и ответственность на меня возлагаете за это - то я совершенно не знаю. Я, так же, как и вы, влюблена в Музу. И тоже понимаю, что она недоступна для нас. Могу сказать, что мне бы хотелось суметь увидеть в жизни другие возможности, новые. Раз Муза не выбрала Ви, значит, хорошо бы двигаться к другим людям, быть открытой для новых встреч и новых чувств. Правда, тогда надо что-то делать со старыми. Например, отсечь вариант видеться с Музой, но я не уверена, что мы сможем, ведь мы не хотим. Мы видим в ней очень много смысла, словно она тоже здесь, с нами, часть нашего мира и индентичности.

- Может показаться (и может оказаться), что мы конкурируем с тобой, - сказал психолог, - ведь мои интересы (собрать мудрые блестки Музы, пойдя ее тропой, следуя за ней), художник хочет вдохновляться ею, и мы тогда рискуем именно тобой.
- Но я сама рискую собой! - засмеялась естество. - Вы так говорите обо мне, словно я рвусь уйти от любви к Музе, а вы организуете мне условия, в которых я не смогу остыть. Спроецировали, значит? Каждый из вас ищет кого-то еще, какую-то еще часть, которой положено хотеть разлюбить, чтобы она служила оправданием того, что вы этого не хотите? Дескать, мы бы с удовольствием, но вот наша девушка-естество... Ради нее мы должны, мы обязаны повернуть обстоятельства так, чтобы не опьянять себя Музой... Должны, но так не хотим...
- Вина! - воскликнул художник, сосредоточенно глядя перед собой.
- Что? - не понял художник.
- Вина. Мы чувствуем себя виноватыми перед своим естеством за то, что лишаем его другой, лучшей жизни, выбора. Мы чувствуем вину за нашу любовь и наши мечты - мечты о вдохновении и эстетике чувства, воплощающейся в творчестве; мечты о блестках мудрости, так важных мне на пути личностного и профессионального роста. Мы бредим блестками - частицами света, - источаемыми Музой. Но естество хочет дышать собственным светом.
- Но естество, - улыбчиво вставила естество, - естество - ваш товарищ по несчастью. Вы не виноваты передо мной. Может быть, даже я сама - источник ваших чувств, ведь они должны были изначально зародиться на мне.
- Может, на тебе и погаснуть должны? - предположил художник.
- Может. Но вы заметили, как мы, каждый по-своему, защищаем чувства к Музе? Мы спорим и терзаемся, мы произносим слова "отпустить", "уйти от чувств", но каждый приведит свои доводы для того, чтобы дать себе мечтать. Художник говорит, что как же он без вдохновения и кто сказал, что нельзя прожить жизнь с платонической любовью. Психолог говорит, что иллюзии - плохо, но если уйти от романтических чувств, можно сосредоточиться на блестках познания, исходящих от Музы, и считает, что без них никак нельзя обойтись. Ну, и у меня, в свою очередь, есть собственные мечты. Мне хочется мечтать о том, что когда-нибудь Муза всё же ответит мне взаимностью. Мне хочется мечтать о прикосновениях Музы. Мне хочется мечтать о том, что, вопреки каким-то там психологическим концепциям, надеяться на любовь - ничуть не фиксация, не психологическое отклонение, а одна из причин того, что жизнь совершенно прекрасна... Мне хочется вспоминать все вымышленные и не вымышленные истории о людях, которым посчастливилось дождаться, чтобы их полюбили в ответ.

Замолчали. Художник через тюлевую занавеску прикасался ладонью к листочкам фикуса. Психолог почти не шевелился, и вся его поза выражала задумчивость и готовность принять любое решение. Он смотрел вверх, на потолок, но, похоже, видел при этом что-то другое - образы из головы. Естество обхватила себя руками и поглаживала свои плечи. Она смотрела то на художника, то на психолога, затем загадочно опускала глаза на какое-то время.
Было очевидно, что простым решением здесь не обойтись. Психолог говорил здравые вещи и старался не избегать того, что все они неосознанно избегали - всяких разных вещей, бог весть каких. Художник хотел жить, дышать и чувствовать, чтобы творить. Естество хотела жить, дышать и чувствовать просто так. О да, великий подгонщик под эффективность, одержимый достижениями и продуктивностью - это художник, вопреки ожиданиям, что он должен любить процесс. Процесс любит естество. Ведь она ничего не создает, она созерцает. Чувствует, принимает из мира. Она - один большой рецептор, одна большая чувствительная струнка, обращенная к миру в ожидании ощутить что-нибудь или кого-нибудь. Но способная и отторгнуть (правда, в случае Ви часто делает это очень нерешительно, желая запастись важным, ведь кто знает, будет ли что-то впереди?). Ей нужно рассказать, что впереди всегда что-то будет, пусть даже и неприятное. Она готова к неприятному, но в том, что знакомо. И раздражена своей консервативностью. Она робко оглядывается на психолога - он же теперь лучше знает, как должно быть. Она разочек уже ошиблась, воспроизводя интроект про семью. Теперь ей хочется подстраховаться. Молодец художник, что спорит с психологом изо всех сил! Не боится и разозлиться на него. Отстаивает свое. Ну, хотя ему дали больше места с тех пор, как представления о мире естества были подвергнуты жесткой критике. Но художник мало верит в себя, так же, как естество. А психолог хочет вернуть им веру в себя. Занят организацией разных жизненных сфер, пока художник носится со своими - часто прекрасными - идеями.

Как странно! Поняв друг друга, они снова почувствовали разобщенность. Решение не было найдено. Ревизии подверглись не только мечты художника, но и остальных. С этим было тяжело. Когда человек не хочет отказываться от алкоголя или сигарет, все так понятно: они очевидным образом не приносят никакой пользы. Что, если бы кому-то пришлось отказаться смотреть на каштаны? Допустим, этот кто-то обнаружил бы, что жить не может без каштанов. Хотел бы находиться возле них. Выбирал бы места работы такие, где каштан в окно видно - в общем, неполезное, рудиментное ограничение. И вот любитель каштанов, также поделившись внутри себя на части для решения этого непростого дела, стал бы думать, как уйти от любви к каштанам - есть ведь другие деревья. "Люблю я макароны, хоть говорят, они меня погубят" - пелось в одной песне.

- Так хочется протеста... - чуть морщась, произнес художник.
- Так хочется протеста! - взмолилась естество.
Третий еле заметно улыбнулся, глядя им в глаза. Он встал, потянулся, провел рукой по гитарным струнам, приглушив отзвук. Выглянул в окно, втянув носом майский последождливый воздух. Ненадолго почувствовал себя оранжевым фонарем. Удивительно, как с первого этажа на девятый мог доноситься запах сирени! Из окошкек домов, не мигая, смотрели чьи-то жизни, подзанавешенные тюлью и вискозой. Слышался смех какой-то девушки; он казался глупым и как будто счастливым, а голос был приятным.
Заперты ли мы тут? Несмотря на изоляцию, кто-то выходит. Выйти можно, просто не стоит. А с Музой?..
Иногда выбор кажется таким невозможным. Нести ответственность за то, как сложится твоя жизнь вследствие судьбоносных решений - что может быть интересней, опасней и мучительней? А что если ринуться в то, чего боишься? Пойти навстречу тем самым кошмарам, которые себе напророчила, чтобы проверить: что, действительно так будет? Несмотря на то, что я осознаю эти риски, так, ровно так и будет?..

Хей, а что если нет, жизнь!