Повесть Солдаты ДОТа 205. Глава 11

Глава одиннадцатая

Комбат Хомутов. Рота Щербакова выбивает немцев из хуторов. Убиты Иващенко и Ахмед.

В темноте ночи, где-то далеко, прожекторы освещали небо. Ракеты разных цветов поднимались ввысь и долго висели в воздухе, а потом рассыпались искрами и падали на землю. Ружейная и пулемётная стрельба нарастала. Трассирующие пули, как огненные стрелы, то здесь, то там летали низко над землёй.

Вдалеке справа гремела наша артиллерия. Шёл ночной бой на участке, занятом полком.

Немцы уже зацепились за хутора и, стараясь удержать их, бросали туда пехоту и танки.

На окраине хутора, который уже горел, в блиндаже с двумя накатами стоял рослый, широкий в плечах «комбат один» – старший лейтенант Хомутов. Перед ним были два полевых телефона. На грубом самодельном столе горел огарок свечи, слабо освещая убогое убранство блиндажа. Левая нога комбата была обута в сапог, а правая – в какую-то рваную галошу.

Комбат стоял спиной к двери и кричал в трубку командиру первой пулемётной роты:

– Ни шагу назад! Понял, Свиридов? Что танки? Жечь их! Что ты не знаешь? Бутылки с зажигательной смесью у тебя есть? Вот и хорошо! Держись, Свиридов, до утра. Утром дам пополнение.

– Товарищ комбат, к вам прибыл какой-то лейтенант, – доложил связной.

– Какой лейтенант? – удивился комбат. – Наверное, опять из газеты? Зови его сюда.

– Здравия желаю, товарищ комбат! Лейтенант Щербаков. Прибыл в ваше распоряжение со своими солдатами.

– Здравствуйте, товарищ лейтенант! Будем знакомы – Хомутов, – подавая руку, сказал командир батальона.

Щербаков подал ему выписку из приказа. Хомутов прочитал и радостно вскрикнул:

– Дорогой мой, какое счастье, что вы прибыли, да ещё в такую тяжёлую минуту! Сейчас обрадую Свиридова, позвоню ему. Бедняга совсем измотался! Рота его поредела, а немец на его участке ох, как жмёт! Сегодня только отбили три атаки.

Опять зазвонил телефон.

– Что, немцы заняли последний хутор? Отошли? Куда отошли? К берёзовой роще? Ну, давай, окапывайся, да получше! – Комбат опустил трубку и позвал связного. – Отведите сейчас же командира Щербакова и его солдат в первую пулемётную роту. Я Свиридову позвоню. Вот видите, лейтенант, нам некогда и поговорить с вами. Я прошу вас, постарайтесь, голубчик, выбить немцев за ночь с этих хуторов. Желаю вам успеха!

Рота Свиридова окопалась среди редкого кустарника. Шёл мелкий и холодный дождь.

– Где командир роты? – спросил Щербаков, подойдя к солдату, сидящему у полевого телефона в маленьком окопчике.

– Только что пошёл в первый взвод. Посидите, сейчас вернётся.

– Некогда ждать. Разыщите его! – приказал он второму солдату, сидевшему рядом с телефонистом.

Через несколько минут пришёл младший лейтенант Свиридов.

– Мне комбат звонил. Мы вас ждём. Здравствуйте, товарищ командир роты. Очень хорошо, что и подкрепление с вами прибыло.

– Будем знакомы, – сказал Щербаков и пожал ему руку. – Сколько в вашей роте осталось солдат?

– Восемьдесят шесть человек, – ответил Свиридов.

– Вот ещё моих двадцать. Ночью сам пойду в разведку, узнаю, где и как немцы укрепились, а утром, на зорьке, мы за них и возьмемся.

– Что вы, товарищ командир роты! В разведку я назначу других людей. Они всё узнают и доложат вам. Что скажет комбат, когда узнает, что вы сами ходили в разведку?!

– Нет, товарищ Свиридов, я должен увидеть всё своими глазами.

Через час, когда солдаты поужинали, Щербаков с Фоминым и Ахмедом пошли в разведку. Долго пробирались они от хутора к хутору, изучая огневые точки врага. Вернулись мокрые и грязные, но довольные результатами своей разведки.

Свиридов сидел в маленьком блиндаже. Телефонист, держа трубку в руке и свернувшись калачиком, спал в углу. Не одну папиросу выкурил Свиридов, дожидаясь своего нового командира, так и задремал с потухшей папироской в зубах.

Войдя в блиндаж, Щербаков сел на лавку, сделанную из дёрна, прислонился спиной к холодной земляной стенке и стал жадно курить. Выкурив подряд две папиросы, посидел в задумчивости, посмотрел на часы и решил разбудить Свиридова.

– Вот я и вернулся. Теперь мне картина ясна. Собери командиров взводов.

Когда собрались командиры взводов, Щербаков представился им и сказал:

– Жаль, товарищи, что мне некогда познакомиться с вашими солдатами, да и с вами вот впервые видимся. Через час идём в бой. Там бок о бок будем бить врага и знакомиться. Нам нужно вернуть хутора.

Все молчали, изредка слышались тяжёлые вздохи некоторых командиров. Они понимали, какая трудная задача стоит перед ними.

– Я ходил в разведку, – продолжал лейтенант, – и определил, где расположены огневые точки врага. Сейчас два часа. Через час выступаем всей ротой.

Щербаков поставил командирам взводов задачи и нацелил их на то, чтобы скрытно как можно ближе подойти к врагу, ничем не обнаруживая себя.

– Врываясь в траншеи, – обратил он внимание взводных, – солдаты должны как можно громче кричать: «Хенде хох! Гитлер капут!» Это кое-кого, особенно в темноте, деморализует и заставит сдаться без боя. В каждом взводе выделите по два бойца, которые будут забирать тех, кто поднимет руки вверх. Гранаты бросать только на тех участках траншей, где враг будет упорно сопротивляться.

Перед вторым взводом, куда влились солдаты Щербакова, была поставлена особая задача: по сигналу атаки стремительно броситься к домам, захватить их, не выпускать никого. Немецких офицеров стараться взять живыми.

– У кого есть вопросы?

– Всё понятно, – ответил командир третьего взвода.

– Сверьте часы с моими. Сейчас – 2.10. Желаю вам всем удачи.

Землянка опустела. Вскоре телефонный звонок нарушил тишину.

– У телефона Щербаков. Что? Комбат просит? Доложите, что я у телефона. Хорошо чувствую себя, товарищ комбат. Был в разведке. Всё видел своими глазами. В 3.00 будем брать хутора. Да, это будет надёжнее, если поможете другими ротами. Будем стараться, товарищ комбат.

Медленно тянулось время. Казалось, что оно остановилось. Щербаков поминутно поглядывал на часы. Когда стрелка приблизилась к намеченному им времени, он послал связных во взводы.

Ровно в три часа ночи взводы начали наступление. К заранее намеченным участкам двигались ползком, тихо, молча. Взводы уже приблизились к исходным для атаки рубежам, как вдруг немецкие часовые открыли автоматный огонь.

Сигнальная ракета зелёной лентой взвилась в небо, и не успела она ещё достигнуть своей предельной высоты, как солдаты поднялись и с могучим, всесокрушающим криком «Ура!» бросились на траншеи и огневые точки врага. Немцы всё же были застигнуты врасплох и не смогли оказать организованного сопротивления.

«Хенде хох! Гитлер капут! Хенде хох!» – слышались громкие повелительные голоса наших солдат среди беспрерывной автоматной и винтовочной стрельбы. Многие немецкие солдаты поднимали руки и, бормоча «Гитлер капут», выбирались из траншей. Те участки траншей, откуда активно велась стрельба, моментально забрасывались гранатами, и стрельба там прекращалась. Не прошло и десяти минут с начала атаки, как траншеи и все огневые точки были захвачены. Часть немецких солдат была перебита, а большая часть сдалась в плен.

Ахмед, разгорячённый боем, бежал к крайней избе. Заметив слабый огонёк в окне, он, не раздумывая, ударил ногой в дверь и, открыв её, вбежал в избу. Немецкий офицер успел выстрелить. Ахмед, опустив автомат, упал на колени и повалился на пол. Степан, вбежавший вслед за ним, прикладом автомата ударил офицера по голове, и тот, качнувшись, повалился. Степан увидел бледное лицо Ахмеда. Изо рта его струйкой текла кровь. У Степана задрожали руки и ноги, от злобы перекосилось лицо. Мозг как бы перестал работать. Он оглянулся кругом. В избе было тихо, только на стене мерно тикали часы. Оглушённый офицер застонал и начал подниматься.

– Ах, ты, гадюка фашистская! Так ты ещё живой! – в исступлении крикнул Степан. – Ты ещё поднимаешься?!

Схватив лежащий на полу немецкий парабеллум, Степан выстрелил несколько раз. Офицер упал замертво. Степан выбежал во двор и направился к толпившимся солдатам. Он увидел Щербакова, который стоял на коленях возле командира взвода Иващенко и щупал пульс на руке. Ему не верилось, что Иващенко мёртв. Тут же рядом лежало несколько убитых немцев и корчился в муках раненый фельдфебель, который недавно сделал несколько выстрелов в грудь Иващенко. Степан подбежал к Щербакову и закричал:

– Беда, товарищ командир! Там Ахмеда убили! – Степан, развернувшись, помчался в крайний домик, где лежал его убитый товарищ…

Щербаков приказал солдатам отнести Иващенко в штаб батальона, а сам побежал за Степаном. Вбежав в дом, он бросился к Ахмеду, опустился на колени, схватил его голову руками и произнёс:

– Эх, Миша, Миша! Не уберёг я тебя от вражеской пули.

Горький комок застрял в горле Щербакова. Он замолчал, глядя неподвижными, широко раскрытыми глазами, в лицо друга. Потом поцеловал его в лоб, встал и, выйдя из дома, пошатываясь, пошёл в штаб батальона.

Комбат встретил его с тревогой.

– Что с вами, товарищ Щербаков? Я знаю, что погиб Иващенко, знаю, что убит ваш друг – солдат Ахмед. Что же поделаешь! Война приносит много горя.

– Я потерял своего лучшего товарища, с которым делил горе и радость, – в отчаянии сказал Щербаков. – Не смог уберечь его.

Утром под залпы автоматов солдаты опустили в свежевырытую могилу завёрнутых в серые солдатские шинели погибших товарищей. Несколько скупых, но душевных слов сказал над ещё не зарытой могилой комиссар полка. Все стояли с опущенными головами. Товарищи Ахмеда утирали слёзы, а Лазаренко громко рыдал. Даже трудно поверить, что так может плакать солдат, потерявший любимого друга и боевого товарища.

Обложив зелёными ветками свежий холмик земли, солдаты ушли, а Щербаков долго ещё стоял над могилой. В голове его билась тяжкая мысль: «Что же я теперь напишу его Земфире?»

– Товарищ командир роты! – подойдя к нему, обратился связной. – Вас в штаб батальона полковник и комиссар просят.

– Сейчас иду, – тихо ответил Николай и усталой походкой, держа в руке пилотку, отправился в штаб.

– Садитесь, товарищ Щербаков, – сказал полковник. – За умелое выполнение боевого задания, за героизм и отвагу вас, товарищ лейтенант, командование полка представляет к высокой правительственной награде. На особо отличившихся в бою солдат и командиров представьте списки через комбата в штаб полка для награждения. Благодарю вас за успешно проведённую операцию.

– Служу Советскому Союзу! – волнуясь, ответил Щербаков.

Полковник и комиссар пожали ему руку и пожелали дальнейших успехов в его боевой жизни.

В списке, подготовленном во взводах, Щербаков не увидел фамилий только что похороненных товарищей. И он первой внёс в него фамилию Иващенко, второй – Ахмеда, в скобках написав слово «посмертно».

– Этих товарищей в списках личного состава роты мы оставим навечно, – сказал он и велел писарю заново переписать список.