Глава 32. Разоблачение командира отделения

или
НЕМНОГО СЛОВ О ГЕНЕРАЛЕ РАХИМОВЕ

На фото из инета:
генерал Рахимов (в центре) принимает боевое решение комдива для войск 37-й гвардейской стрелковой дивизии.


Пока кролик готовился, Сергей решил сбегать за командиром взвода лейтенантом Проничевым и пригласить его на угощение. Но на его беду в доме, где расквартировался лейтенант Проничев, оказался комроты. Почему это – на беду? Да потому, что в ходе последовавшего вскоре почти домашнего досуга за столом с праздничным кроликом под водочку, а приятное это дело происходило восьмого марта вечером, капитан Анчуков посвятил разведчиков в историю, как младший сержант Сабиров добивался аудиенции с генералом Рахимовым. Собственно, из-за этой отчаянно смелой выходки младшего сержанта он и взял его к себе вместе со всем его отделением.

Рассказывал комроты хоть и с долей укоризны из-за головотяпства Сабирова, допущенного им до этой встречи, но по тону голоса и потеплевшим глазам командира дивизионной роты разведчиков чувствовалось, что говорить о комдиве ему было очень приятно.

Так вот. Капитан Анчуков как раз выходил от генерала Рахимова вместе с одним лейтенантом из тыловиков. Они только что отчитались ему о результатах приёмки сдавшихся на их участке фашистов и об оприходованном немецком имуществе. И теперь оба офицера направлялись к своим подразделениям для проверки их готовности к выдвижению на марш. Но в дверях их чуть не сбил с ног отчаянно ломившийся к генералу младший сержант, что-то громко кричавший по-узбекски.

Генерал Рахимов тут же дал охране команду пропустить буяна, а заодно попросил капитана Анчукова задержаться. Ну, мало ли что может роиться в голове у неадекватного сержанта. И тут же что-то очень строго выговорил младшему сержанту на его родном языке. Тот полыхнул лицом до кончиков ушей и продолжил по-русски:
- Разрешите обратиться, товарищ генерал!

После чего честно поведал генералу, а заодно и всем присутствующим о причине, из-за которой они отстали от 946-го полка. Был пунцовым от стыда, готов был сквозь пол провалиться, но говорил правду – и про рыбу, и про вымокшего Павлова, и про пани Зосино угощенье из чая с вареньем. И тут произошло нечто невероятное. То ли из-за трагикомичности ситуации, в которую попали горе-разведчики, то ли от предельной искренности и очень сильной взволнованности младшего сержанта, то ли по иной причине, но генерал постепенно оттаивал и добрел.

А в гневе он бывал очень скор на руку, этот сорокатрёхлетний бесстрашный генерал, который не ходил в атаки со своими бойцами только потому, что ему это было строжайше запрещено сверху. И без того Рахимов всегда слишком близко к передовой выдвигал свой командный пункт, из-за чего его ругали командармы – вначале генерал Батов, а затем и генерал Федюнинский.

Генерал Рахимов был довольно высокого роста и крепкого телосложения. Форму всегда носил очень аккуратно, потому что при затягивании портупеи она очень выгодно подчеркивала стройность его фигуры. Был храбр, хорошо подготовлен теоретически и на практике очень любил военное дело. Но имелась у него одна существенная слабинка: был очень вспыльчив.

Поговаривали и небезосновательно, что до назначения генерала Рахимова командиром 37-й гвардейской дивизии в Москве решили поберечь его и направить на службу то ли на Северный Кавказ, то ли в одну из среднеазиатских республик. Но вскоре после этого нежелательного для боевого генерала назначения, во время официального приема в Кремле он довольно резко поговорил с английским дипломатом относительно их волынки с открытием Второго фронта. После чего очень вскоре оказался в действующей армии – а именно этого он и добивался!

Ещё генерал был большим любителем классической музыки и народных песен. Но вторая эта слабинка для мужественного человека была очень даже простительна. Был у него ещё один, не совсем характерный для мужчин штрих. В напряжённые моменты творческого вдохновения для решения очередной заковыристой боевой задачи немного удлинённое лицо Рахимова со слегка грубоватыми восточными чертами становилось очень привлекательным.

Выслушав младшего сержанта, подобревший генерал Рахимов лично попросил капитана Анчукова присмотреть за непутёвым земляком, чтобы тот... снова не потерялся. Но причину небывалого снисхождения комдива, скорого на руку и беспощадно сурового, если того требовала необходимость, – этого не смог объяснить даже всезнающий адъютант славного комдива.

В ответ на вопрос капитана Анчукова гвардии старший лейтенант Юсупов только пожал плечами в недоумении и сказал, что раньше такого за его начальником не наблюдалось. По отношению к своим провинившимся землякам он был, как считал адъютант, далеко не всегда оправданно строгим и взыскательным. Правда, он отметил, что при первом взгляде на младшего сержанта генерал был немало удивлён. Наверное, своим обликом или поведением тот напоминал комдиву кого-то из своих близких и, наверное, очень дорогих людей.

Никому тогда в голову не пришло, что представившийся генералу младший сержант носил фамилию, созвучную с его именем Собир. Забегая немного вперёд, скажу, что в этом младший сержант Сабиров признался немного позднее, под Данцигом, когда всю его душу просто расплющила страшная весть о смерти генерала Рахимова.
- И да, – продолжил тогда Серёга свой рассказ о генерале Рахимове тусклым, убитым голосом, – в крепости, во время встрече в штабе дивизии, генерал сказал мне, что я очень похож на его приёмного сына Идриса.

И, забегая уже очень далеко вперёд, хочу предположить, что ветеран войны Сурен Сабиров, возможно, не дожил до дней национального, вернее, националистического позора славного города Ташкента. И не видел, что в нём начались бесстыжие, некрасивые политические манипуляции в связи с «разоблачением по национальному признаку генерала Рахимова», которому накануне двадцатилетия Великой Победы посмертно было присвоено звание Героя Советского Союза.

Узбекские националисты прознали, что великий сын их народа на самом деле оказался казахом. Поэтому добились переименования станции Ташкентского метро и района города, носивших имя славного генерала. И даже памятник генералу Рахимову из центра столицы Узбекистана убрали в один из городских парков. Да, позорные «политические вояки» нашего времени очень хорошо научились воевать с памятниками и могилами советских воинов. Хорошо, что позднее памятник Рахимову всё же вернули на своё законное и гордое место...

*   *   *
А под Мариенвердером, ещё до публичного «разоблачения» командиром роты капитаном Анчуковым действий командира разведотделения Сабирова в штабе дивизии, накануне вечером к ним во взвод приходил товарищ капитан – особист из штаба корпуса. Несколько вкрадчиво и как бы доброжелательно, но достаточно тщательно и цепко он расспрашивал каждого разведчика в отдельности, как же это они умудрились отстать от своей части. Но, когда он кое-что узнал конкретно о Сабирове, а также о том, что за месяц у них это был уже второй аналогичный «подвиг», больше не стал придираться. Посмеялся над вкусной рыбой с чаем и панским вареньем, и поверил солдатам. После чего спустил дело на тормозах. Но этот педант своего дела всё же сообщил в штаб 2-й ударной армии, в состав которой дивизия пока входила, о нашедшейся пропаже солдат из 142-й дивизии.

При этом он не стал отсылать чужаков в «свою» часть, расположенную не так уж и далеко, немного южнее Мариенвердера, и застрявшую там по точно такой же причине, как и весь корпус – из-за не работавшего парома вследствие сплошного ледохода. И поступил так потому, что «пришлые» разведчики продолжали считать своим родным 1260-й полк 380-й дивизии, который в данное время вёл бои довольно далеко за Вислой, в районе Черска, и наступал на север в направлении Данцига. 

Но думается, что при этом корпусной особист попросту пожадничал. У них самих в 37-й гвардейской каждый солдат был на счету. А, по словам командиров разведвзвода и разведроты, эти бойцы были опытными и обстрелянными разведчики. К тому же, судя по беседе с ними, все они были достаточно хорошо «стреляными воробьями». А такие солдаты и самим нужны.

Но и это не всё. С особистами так просто ничего не бывает. На самом деле всё потому так вышло, что в тот день, седьмого марта, 37-я гвардейская дивизия вновь была переподчинена 65-й армии. Так что не взыщите строго с него ни вы, братцы-ударники из 2-й армии, ни вы, коллеги из 49-й. Впрочем, сообщать в армию генерала Гришина о месте нынешнего нахождения месяц назад отбившихся от неё солдат никто даже не собирался.

Продолжение здесь: http://proza.ru/2020/05/08/477