День рождения. Х. М. Кулиев

Заходите, дорогие гости, заходите! Садитесь,  располагайтесь по удобнее. Очень рад. Здравствуйте!
   Что? Разрешить  принять ваши поздравления? Разрешаю, конечно. Почему бы не разрешить?  Только, вот, извините,  не знаю, с чем  вы меня поздравляете?
  Именины? У кого? У меня?  Я  сегодня родился? Да вы что, шутите? Как я мог родиться сегодня, когда мне уже девяносто лет? Что? Именно поэтому вы и пришли? Поздравить меня с днём рождения?
  Что ж. Это другое дело.  Большое спасибо. Только, видите ли, родился я не сегодня. Это   у меня по паспорту сегодня. Там и год и число  вымышленные. Почему так получилось, спрашиваете?
  Ну, это длинная история. Если вам это интересно,  расскажу.
Расскажите, говорите? Ну, что ж, слушайте. Я постараюсь  покороче.
 Итак,  я отлично знаю,  что  родился   осенью. На нашем огороде.  Помню,   картошку в тот день копали.  Год, правда, не помню.  Да и как его запомнишь, ведь картошку каждый год копают.
  Вот. Зато хорошо помню, как мамаша моя, бывшая в ту пору, как говорится, в интересном положении,  нагнулась  за одной крупной картофелиной  и вместо неё подобрала меня, выпавшего прямо на клубни.  Выпал я, и тут же заорал. Потому что лежать в чём мама родила  на сырой земле, было не очень- то приятно.
  Ну, мамаша подняла меня, и кричит папаше. – Принимай,- кричит,- ещё одного бугая!  С тебя магарыч!
  Папаша подбежал и…. налил мне сто грамм. Пусть хряпнет, - говорит, а то холодно.   Согреется хоть.
  Мамаша   рассердилась на него, и выплеснула  водку,  а я рассердился на мамашу, потому что эти сто грамм, как я потом понял, мне очень не помешали бы в ту минуту.  Потому что, бил меня озноб, и было действительно ужасно холодно. Вот.
  Ну, открыл я глаза, а кругом темень. Я опять заорал. Уже от испуга. Думаю,- куда это я попал? Почему ни черта не вижу? Я, что, в колодце, что ли? Ору и ору. Тут папаша подходит и вежливо, так, говорит.- Заткни, говорит,- хлебало.  Не видишь, что уже ночь, а мы всё ещё в огороде. Надо кончить копать картошку. Так что, молчи в тряпочку. И действительно суёт мне какую-то тряпку в рот.
  Эээх!  Если бы я мог бы тогда говорить, то, наверное, от души бы….ммм..  высказал родителям всё что о них думаю в данный момент, но поскольку говорить я ещё не мог, пришлось опять заорать.
  Папаша удивился. –Что он у тебя, -говорит мамаше,-  такой крикливый? –Почему у меня?- резонно отвечает мамаша,- Он такой же твой, как и мой. А  крикливый,  потому что весь в тебя. Ты тоже как зальёшь зенки, так и начинаешь орать.  Ну, -говорит папаша, -тут ты, мать, неправа. Я, почему ору? Ору, когда не допил. А когда допью, то ору песни. А у этого бугая крик и вой совсем на песню не похожи. Ты бы его укутала чем- нибудь. Вишь, дождик собирается. Да и похолодало что-то. Дело к зиме, а он голый  лежит на грядке.
  -Ничего,- отвечает мамаша, - небось не замёрзнет. Вот сейчас докопаем эти двадцать рядов и пойдём.
   Я как услышал, что мне  ещё двадцать рядов  тут коченеть, заорал пуще прежнего, выплюнул тряпку, и подаю знаки , что мне, мол, холодно, и что я запросто  могу  тут коньки откинуть.
  Но оказалось, что всё это напрасно. Картошка была куда важнее и меня и моих знаков. Вот.
  Ну, наконец, пришли мы домой. Дома, бабка, спасибо ей, тут же искупала меня и уложила в люльку, сунув мне в рот вместо соски шматочек сала, что мне очень понравилось, так как я был страшно голоден, а от папашиной тряпки не очень-то наешься. Вот.
   Тем более, что я её выкинул ещё в огороде, поняв, что это «туфта». С этим шматочком я и заснул. Во сне чувствую кто-то опять суёт мне что-то в рот.
Просыпаюсь –оказывается это мать  мне грудь даёт.  Отличная вещь, доложу я вам. Это далеко не тряпка! И даже не сало.  Это….
  Ладно. Не буду распространяться. Сами, наверное знаете, что это такое. 
Ну, мать покормила меня, я приободрился и думаю, дай хоть на белый свет гляну, узнаю, что в нём делается.
  Гляжу и вижу: Старушки какие-то поют,  батя с соседом пьют самогон, причём батю я  узнал сразу, потому что он весь в меня, лысый и нос  красный. Вот.
А  старушки прямо заливаются. Тоже, наверное, хорошо приняли на грудь, хотя самой груди у них и нет. Ямы какие-то вместо неё. Зато пузы как шары. От самогона лопаются.  Самогон у нас крепкий, забористый.  Бабуся  делает. Отца мать. А отцов батя, дед, стало быть мой, оценивает. Вот и сегодня приняв пятую кружку бабусиного творенья, он довольно крякает и никого из нас не узнавая, вразвалочку подходит к бабусе, которую тоже не узнаёт. –Милашка,- говорит он ей игриво, -вы вечером свободны? Может прогуляемся до болотца?
 Бабуся тоже довольно ухмыляется, поняв, что самогон удался, и небрежно толкает деда к лежанке.- Проспись кобель старый,- говорит она,- уже смерть на пороге, а он всё о девках думает.
   А тем временем,  старушки уже обслюнявили мне всю харю, целуя её взасос  и пустились в пляс.  И тут дядька мой, отцов младший брат заходит.
  -Ба!- кричит,- с прибытком вас! – и хлоп целый жбан самогона.  Закусил огурцом и ко мне. А я в люльке  опять шматочком  пробавляюсь. Зубов у меня пока нет, и я этот шматочек  усердно сосу. Вкуснятинааа, слов нет!  Вот.
  Глянул на меня дядька и захохотал.- Богатырь!- кричит.- Добрыня Никитич! Вишь, как к салу припал! Сразу видать нашу породу. Мы в еде не последние! Это в работе мы…Ну, ладно, это неважно.  Главное, расти большой.  Быстрей расти!
  С тем гости ушли, а я стал расти.  Прошло, наверное, лет пять и тут родители спохватились, что не взяли на меня метрику.
  Пришлось позвать дядьку. Потому что у него в сельсовете «рука». Он с тамошним секретарём  «вась- вась». Вместе когда-то сидели в КПЗ. За драку.  Подрались на рынке с приезжими мужиками из-за какой-то «хмары». Потом эта «хмара» оказалась женой одного из этих мужиков.   Вот.
  И теперь, дядька эту метрику может получить без всякой волокиты.
Ну, дядька не стал ерепениться, хлопнул как обычно жбан  и потянулся за вторым, но бабуся сказала, что старый самогон кончился, а новый  «ещё не подошёл», и дядьке пришлось компенсировать это стаканом водки. Вот.
   В общем,  пошли  мы в сельсовет. Дядька и я. По дороге дядька забежал в потребиловку  и взял, по его словам, «пузырёк». Половину тут же выдул сам, а оставшуюся заставил  выпить меня. –Для храбрости,- пояснил он.
  И дейсвительно.  Минут через десять, уже сам чёрт  был мне не брат. Всё мне было трын-трава,  и хотелось дурачиться, петь и танцевать.  Правда, и подраться хотелось. Набить кое-кому ряшку.
   Пришли мы в сельсовет, и тут выяснилось, что дядькину «руку» давно выкинули  и вместо него сидит какая-то мымра. Причём бешеная.
  Увидев нас мымра вскочила и прямо зашлась в крике. – Куда,- кричит,- прётесь? Не видите, я обедаю!
  Смотрим, действительно обедает. На столе пироги, мясо, бутылка с чем-то красным  и зелень.
 Мы проглотили быстренько слюни и выскочили на улицу. Заходим через час. Мымра эта, секретарша сельсовета, помягчела после сытного обеда, порозовела от выпитого  и ласково, так, спрашивает.- Ну что,- спрашивает,- припёрлись? Что надо?
   Ну, дядька объяснил, так мол и так, нужна метрика.
-Кому? –мымра пялится на нас- Кому  метрику?
Дядька показывает на меня. –Вот этому молодцу. – Секретарша захохотала. – Этому алкашу, что ли? Он же на ногах не стоит! Ему не метрику, а в ЛТП прямая дорога. И что, -перестаёт она хохотать, -он, что у вас, до сих пор без метрики? Сколько ему лет?
-  По- моему,  где-то пять.- говорит дядька.-  А может и шесть,- добавляет он.
-А что вы шесть лет делали?  О чём думали? – Секретарша достаёт бланк.- Мужика  уже женить пора, а они ему только сейчас  метрику берут. Ну, народ! Вы бы ещё лет через двадцать  бы  пришли!
 Уффф! Ну, ладно. – Секретарша берёт  ручку.- С какого он года?
-Дядька смотрит на меня.- Слышь? С какого ты года?
Я пожимаю плечами и покачиваюсь.
- Он осенью родился,- говорит дядька. – Когда картошку копали.
- Я вас не о картошке спрашиваю! –начинает сердиться секретарша.- Я что, в метрику картошку внесу? Мне его год рождения нужен!
Дядька опять смотрит на меня. А опять пожимаю плечами. – Не знаю, -говорю, - и вообще мне эта метрика нужна как корове седло. Пойдём лучше вмажем.
- А есть?- радостно вскидывается дядька, но тут же спохватывается. – Ты это брось, -говорит он неуверенно.- Это потом. – А сейчас нам год нужен. Год твоего появления на свет.  Кумекаешь?
-Нет.
- Ладно,- смотрит дядька  на секретаршу, -напишите уж сами какой- нибудь.
год. Одним больше, одним меньше, какая  разница?  Напишите сами, очень просим.
Секретарша недовольно хмыкает. – А месяц, число, - спрашивает она.
Дядька вздыхает.- А бес его знает месяц и число. Осень была. Опять же картошку…
-Слушайте! –взрывается секретарша, -вы заткнётесь сегодня с этой картошкой?  Заладили как попугай, картошка,  картошка. Когда вы её копали эту картошку. В сентябре, октябре, ноябре? А может и вовсе в декабре!
-Точно в декабре,- встреваю я.- Помню холод собачий был.
- Уффф! – Вздыхает секретарша,- замучили совсем! Ну вот что! Я напишу тридцать первого декабря, а год впишите сами. –Лады?
-Лады!- Радуется дядька.- Год мы нарисуем!
-Ну вот и хорошо,- успокаивается секретарша и протягивает мне метрику. –Поздравляю вас с днём рождения!
-Спасибо!- ору я и мы  вылетаем за дверь.
  Вот так случилось, что я до сих пор не знаю настоящей даты своего рождения.Это дядька потом вписал год, по которому мне сегодня девяносто лет. Да оно, может быть, и лучше когда не знаешь. Как говорится, будешь много знать, скоро состаришься. А я стареть не хочу. И вы не старейте. По крайней мере, душой. Вот!