Глава 5. Молодая вдова

 
Сестра Надежда поступила в тот год в институт, а к весне вышла замуж за молоденького аспиранта  и переехала к нему на Сокол.
Остались Катя с тёткой Зиной вдвоём. Надежда редко их навещала. А Катя частенько после школы ездила на Арбат и гуляла там по нетронутым реконструкцией переулкам. Незаметно прокатилось время, она тоже  окончила школу и подала документы в МЭСИ. Сама удивилась, что так легко поступила. Без репетиторов. Да и какие репетиторы могут быть у сиротки.
Тридцать лет она прожила на Профсоюзной, в этом доме, но так и не привыкла.
Когда Катерина вышла замуж, тётку взяла к себе старшая сестра, Надежда, которая жила у мужа в сталинском доме на Соколе.
А Катин муж, Виктор, учившийся двумя курсами старше, не прожил долго в этой квартире. Катерина частенько вспоминала, как они познакомились, и лёгкая улыбка трогала её губы, несмотря на выкатывающиеся из глаз слезинки.
С Витькой они познакомились в стройотряде после второго курса. Знакомство было неординарное, поэтому рассказы о нём постепенно переросли в чудесный анекдот.
Стройотряд расположился в бараках метрах в двухстах от Волги, в чудном месте под Астраханью. Посёлок, который находился рядом, назывался словом непонятного происхождения — Шамбай.
Ребята и девчонки работали порознь. Девушки собирали арбузы и помидоры. А парни эти помидоры и арбузы грузили на баржи. Ребята возвращались с пристани, когда девчонки, накупавшись уже после работы, потихоньку подтягивались к ужину, о котором оповещал повар, стучавший половником в специально подвешенный таз.
Звук этот разносился далеко по степи. В тот день Катерина шла с Волги одна. Ей показалось, что она перегрелась, потому что стало знобить, и заболела голова.
Перед самым лагерем был небольшой овражек, заросший бурьяном и ещё какими-то неизвестными Кате южными травами. По самому дну овражка была прокопана узенькая канавка, в которую стекала вода от умывальников, стоящих на пригорке с   стороны барака, в которой жили ребята.
Она спустилась в овражек и уже занесла ногу над канавкой. И дёрнуло же её посмотреть вниз, вместо того, чтобы перешагнуть и идти дальше.
По дну канавки беззвучно скользила змея. Это была гадюка. Чёрная, блестящая и противная. Бр-р-р-… Им накануне такую, только убитую, демонстрировал отрядный доктор, объяснявший, что надо делать, чтобы избежать укуса, и куда бежать, если укусили.
У Катьки сразу прошёл и жар, и головная боль. Она заорала так, что ребята, плескавшиеся под умывальниками после работы, остолбенели. Первым пришёл в себя Витька. Он спустился к канавке и стал уговаривать Катю перешагнуть. А гадюки уже и след простыл.
Если бы змеи умели слышать, то от Катькиного крика, змею хватил бы инфаркт. А она всё стояла, боясь шелохнуться, и орала. Тогда Виктор перешагнул через канавку, подхватил девушку на руки и пошёл с ней к лагерю. Катерина уже не кричала, а сипела: она сорвала голос.
Она обхватила Витьку за шею и опять вспомнила, что перегрелась. Её начало знобить. И Витька понёс её сразу в лазарет, как прозвали остроязычные студенты крошечный закуток, в котором обретался Андрюха, высоченный детина с пятого курса мединститута, поехавший отрабатывать обязательную практику. Там же был устроен крошечный изолятор. Доктор показал ему, куда  положить девушку, и быстренько выставил спасителя за дверь.
Укрыв Катерину хорошенько, доктор дал ей лекарство и велел уснуть.
Витька вышел из лазарета под аплодисменты. Театрально поклонился на все стороны, приложив руку к сердцу. И тут же получил прозвище, прилипшее к нему до самого выпуска — Змеиный Король. Почему Король, никто не смог бы объяснить. Просто очень красиво звучит.
На следующий день после работы Витька пришёл проведывать Катю.
 — А, спаситель! — улыбнулся доктор, — Заходи! Катюшка, к тебе гости!
Катерина растерялась и даже покраснела так, что и астраханский не смог скрыть этого.
 — Привет! Вот тебе ребята велели передать! — Витька втащил громадный арбуз.
 Катя засмущалась ещё больше.
 — А это — от меня! — Витька отпустил край раздутой футболки и осыпался, как осеннее дерево душистыми персиками, которыми его угостил на пристани местный мужичок, отбывающий на рынок в Астрахань.
Они расстелили лазаретное полотенце и принялись уплетать нежнейшие плоды. Сок стекал по их подбородкам, по рукам до локтей. Они смотрели друг на друга и смеялись. Кате уже полегчало, и доктор обещал выписать её утром.
—Ты с какого факультета? — спросил Витька.
—С АСУ, на третий перешла, а ты?
—Я — с Финансов и Кредита, с осени пойду на диплом.

Утром доктор выписал Катерину из лазарета, но в поле не пустил, оставил на кухне помогать. Чтобы опять на солнце не перегрелась. Вечером, как обычно, пока не вырубали свет, были танцы. Генератор выключали в половине двенадцатого, чтобы загнать всех спать, потому что подъём был в 6-30, а в 7-00 уже приезжали машины, чтобы развезти девчонок по полям.
Ребята ходили на работу пешком, пристань была рядом.
Но разве можно было уснуть под чёрным южным небом, где звёзды были с кулак величиной, а иногда начинали так сыпаться с небес, что и желаний не хватало, чтоб на все загадать.
Витька крутился рядом с Катей, не скрывая своей симпатии. Они уже наплясались до одурения под «Шизгару», сводившую тогда с ума всю молодёжь, посидели у костра, где обычно собирались любители попеть под гитару. Комиссар владел этим инструментом столь виртуозно, что иногда возникал вопрос, почему он учится на факультете Механизированной обработки информации, а не в консерватории.
Когда Катя с Витькой уже собирались разойтись по отсекам барака, в которые их поселили, к ним подошла Ленка Петрова, с четвёртого курса факультета Статистики: «Вить, мы завтра пойдём до зарядки купаться, мне тебя будить?»
Катерина и не придала значения тому, как заходили желваки на Витькиных щеках, она увлечённо подпевала комиссарской песне про «Донну Магдалину».
Витька поднялся резко, отвёл Ленку в сторону, крепко держа её за локоть, и тихо прошипел: «Если ты хоть слово ляпнешь при Катьке, я тебя утоплю. Поднырну и утоплю… Поняла?»
 — Не очень-то и хотелось, — сказала Ленка, проглотив слёзы.
Она уж давно положила глаз на Витьку. Жених он был завидный. С московской пропиской. А она так устала мотаться каждый день из Томилино в Москву! Тем, кто жил в области, общежития не давали. Оно полагалось только иногородним.
Когда только заселялись в бараки, один отсек остался пустым. Ленка, вьющаяся шёлковой ленточкой вокруг Витьки, соорудила там за горой матрасов чудесную постель, повесила над ней оставшийся лишним полог от комаров. И, подпоив Витьку, уложила его с собой. Правда через две ночи он сбежал, уж очень Ленка была потливая, а Витька был ужасный брезгуша.
Катя, вся погружённая в новые впечатления, слегка опьяневшая от вкуса свободы, даже и не знала об этом, хотя комиссар на утренней линейке пообещал отчислить Ленку за аморалку и отправить обратно в Москву. Витьку он тронуть не мог, потому что ребят и так в отряде было мало, и рабочих рук на пристани не хватало.
Витька опять подсел к Кате. «Кать, — сказал он тихо, — Давай завтра до линейки искупаемся! Вода утром, как парное молоко… Пойдёшь?»
Катя засмущалась, но на свой страх и риск согласилась. Утром Витька тихонько постучал в дверь Катиного отсека. Она, уже одетая в купальник, накинула лёгонький халатик и бесшумно, чтоб не разбудить бригадиршу, выскользнула за дверь.
Туман ещё висел над калмыцкой степью, но взошедшее солнце растапливало его на глазах, оставляя лишь полоску над самой Волгой. Вода была спокойная, гладкая, как зеркало. Даже страшно было нарушить это сонное спокойствие реки. Витька с разбегу нырнул. Его долго не было видно, и Катя забеспокоилась. Потом его голова показалась над водой. Он смеялся, отфыркивался и звал девушку к себе.
А Катерина плавала плоховато. Она уговорила его перейти на то место, где бы он мог спокойно стоять на дне, чтобы ей не было страшно. Вода была, действительно, как парное молоко. Катя, по-собачьи, как учил папа в детстве, поплыла к Витьке. Подплыв к нему, она попыталась встать, но не достала дна. Она не учла, что парень был намного выше её. Катерина испугалась и повисла на нём, обхватив за шею. Когда она отдышалась, то вдруг поняла, что Витька стоит в воде совершенно голый. Она хотела развернуться и плыть обратно, но парень обнял её и так крепко прижал к своему горячему телу, что Катька чуть сознание от страха не потеряла.
Витька потихоньку спустил лямочки её купальника с плеч, стащил их с рук, а потом и вовсе снял с девушки купальник. Катя молчала. У неё от страха отнялся язык.
Было ощущение, что она, зажмурив глаза, прыгнула с моста!
А Витька швырнул её купальник метким движением на берег. Он шлёпнулся рядом с его плавками. Парень плавал хорошо, поэтому, обняв одной рукой девушку, он потихоньку поплыл к берегу. Аккуратно он положил её так, что вода покрывала наготу. И улёгся рядом. Его рука скользила по её телу, аккуратно, ласково. А Катеринино тело напоминало натянутую струну. Но под ласкающей рукой девушка постепенно расслабилась. Теплая вода омывала их молодые тела, такие загорелые на фоне удивительно белого песка.
 — Витя, не надо… Мне хорошо с тобой, но не надо! — попросила девушка, — Я ещё не знаю, как я отношусь к тебе. И потом… У меня ещё никого не было…Никогда…
Витька, не ожидавший такого отпора, оторопел. Но именно этим Катя его купила, сама того не подозревая.
 — Отвернись, я оденусь, — и этой фразой она его добила.
Щучка стонала бы от восторга. Но Катя ни слова не сказала ей.
В конце ноября Катя с Виктором поженились. Как же счастливы они были!
И как же давно это было, словно в другой жизни. Виктору было только тридцать три, когда он умер во сне, — остановилось сердце.
С тех пор Катерина жила одна и воспитывала сына. Она боялась снова к кому-то привыкнуть, прикипеть сердцем и душою, потому что у неё всё время перед глазами была одна и та же картина.
Соседка уносит их сына к себе, чтобы накормить. Вокруг суетятся врачи и милиционеры. А она сидит в полупрозрачной сорочке на тахте рядом с покойным мужем.
Потом молоденький милиционер снял с вешалки зимнее пальто, впихнул в него онемевшую Катьку, нашёл в прихожей зимние сапоги, обул ей озябшие ноги и, увидев бутылку коньяку в серванте, плеснул в чашку и заставил выпить. Катька делала всё, о чём её просили, сама она ничего не соображала.
Истерика началась только тогда, когда вошли санитары с носилками, положили на них такого милого, любимого и красивого Витьку, заменившего и заставившего забыть её блондинчика Димку, щучкиного мужа. ...Витьку накрыли простынёй, закрыв даже лицо, то самое, любимое, которое она поцеловала накануне на ночь.
Пожилой милиционер оттеснил молоденького сержанта и, расстегнув бушлат, прижал Катькину голову к своей груди, сказав ласково, по-хохлятски: «Поплачь, доню, поплачь...»
В этот момент в квартиру влетела сестра. С синяками под глазами, посеревшим лицом. Она увела Катю на кухню и накапала ей валокордину. Но Катерине было всё равно, что коньяк, что валокордин.
Внутри что-то оборвалось. Словно все струны разом лопнули на гитаре. На той гитаре, что подарили им на свадьбу. А они так и не научились на ней играть. Решили, что сына научат, как только подрастёт маленько.
Было ей тогда 27 лет.

=========================
Купить книгу бумажную или электронную вы можете перейдя по ссылке внизу страницы
или на сайте магазина Wildberries