Звезда эстрады

     Не мешкая, Мурат уверенно с замиранием в сердце переступил порог ДК Софьи Перовской. Или сейчас, или никогда!
- Где мне найти руководителя ансамбля «Голос юности»? – смело спросил Ночкин вахтёршу.
- Ансамбль сейчас на гастролях в Болгарии, – отрываясь от вязания, взглянула поверх очков вахтёрша и поинтересовалась: - Вы на прослушивание?
- Да, - бреханул Ночкин.
- Тогда пройдите в тот кабинет, - указала в конец коридора женщина.
   Прыгая в душе от предстоящего успеха, Ночкин подошёл к заветной двери. За дверью играли на пианино, и кто-то пел. Ночкин прислушался, усмехнулся и покачал головой. Ну что это за пение? Будто неделю не кормили! Поёт, словно кота за хвост тянет! Пение прекратилось, и из класса вышла девчонка. Ночкин проводил её снисходительным взглядом и дёрнул головой, сбросив движением со лба чуб.
- Сейчас я вам покажу всем, что такое настоящее пение! – тихо произнёс он и, стукнув в двери, решительно вошёл в класс: - Разрешите?
   За пианино сидел молодой хормейстер. Он оглянулся и спросил:
- Вы ко мне?
- К вам, - утвердительно кивнул Ночкин.
- Проходите, садитесь. Слушаю вас, - кивнул на ряд стульев вдоль стены мужчина.
   Ночкин сел на стул и вдруг ни с того, ни с сего заволновался и оробел! В горле отчего-то запершило.
- Ну? Я вас слушаю, – выжидающе смотрел на него хормейстер.
- Я... это... ну… пою! Ой… петь хочу! – залепетал Мурат и поспешно добавил: - Я… в вокальном… инструментальном ансамбле!
- В ансамбле? – не понял бессвязный лепет мужчина и уточнил: - Вы поёте где-то в ансамбле?
- Не. Пока это… репетирую дома пока, - бессвязно  ответил Мурат, волнительно теребя в руках шапку, и вытер ею нос.
- И что же вы дома поёте? – задал преподаватель вопрос, непроизвольно разглядывая Ночкина.
    От его пристального бегающего взгляда Мурат поспешно спрятал ноги под стул. Одежда желала быть лучше. Спасибо бабке за позорное создание имиджа!
    Вон хормейстер как с иголочки одет! Белоснежная рубашка, тёмно-коричневый костюм, коричневый галстук! Прямо денди-менди-шменди-шармель-мармель!
  Тут ещё отчего-то внезапно прошиб пот, и затряслись колени! Не то от волнения, не то от вранья. Ночкин вытер с лица пот шапкой, опять ею утёр нос, крепко прижал колени друг к другу и снова наврал:
- Я это... ну... всякое... м, всякие... тю ты, всяческие песни пел… ой, пою.
- Ну-с, хорошо, - развернулся к нему хормейстер и предложил: - Давайте попробуем нотку пропеть!
- В смысле? – не понял Ночкин и ещё больше заволновался.
   Его решительность и храбрость окончательно и непонятно куда юркнули! Хормейстер сыграл ноту на пианино и кивнул, подбадривая:
- Ну! Спойте эту ноту!
- А-а-а, - тихо запел Ночкин дрожащим голосом, словно застонал в страшном сне.
- Смелее! – тряхнул головой хормейстер, громче задал гамму нот и приказал, подпевая: - Пожалуйста, громче! До, ре, ми, фа!..
- Ми-и… фа… сифо-о-о… - стонал Ночкин невпопад, не понимая, чего от него хотят.
- Вы что, совсем ноты не знаете? – остановил прослушивание хормейстер и уставился на Мурата.
   Мурат закашлял и неопределённо подёргал плечами и головой. Ведь уроки пения в школе он вообще не посещал. И представления о нотах поэтому не имел!
- Ну хорошо. Тогда спойте так! – ударил по клавишам учитель и пропел всю гамму: - До, до, до, до, до, до, до, до, до-о-о!
- До-до-до, до-до-до… - как попало прододокал Ночкин, вообще не понимая хормейстера.
    Хормейстер пристально посмотрел на бестолкового пацана и проиграл октаву ниже, кивнув головой:
- Ну, продолжайте, продолжайте петь!
- До-до-о-о!.. – громче потянул Мурат, от бешеного волнения не попав в унисон музыкальному звуку.
   Откуда он мог знать, что сея проверка будет настолько жестока?!
    Хормейстер поморщился, остановил пианино и попросил:
- Хорошо. Достаточно. Спойте что-нибудь.
- Что? – как дурачок растерялся Ночкин.
- Ну, что вы мне споёте? Спойте, что знаете, – попросил хормейстер.
- Где? – вытаращился Ночкин.
- Ну, спойте что-нибудь из того репертуара, что вы поёте, - разъяснил преподаватель.
- Чево? Какого тротуара? – глупо заморгал Ночкин.
- Ну что вы поёте дома, то и спойте. Чего тут непонятного? – вытаращился преподаватель от такой бестолковости.
   Ночкин от растерянности и волнения вытаращил ещё больше глаза, чем преподаватель:
- Как спеть? Прямо вот тут так и спеть?
- Ну да, - не сдержавшись, улыбнулся хормейстер.
   Преподаватель не понимал, - то ли пацан из себя строит дурака, то ли из него. И вообще, чего он хочет? Какой ансамбль?
- А что спеть? – в свою очередь бестолково спросил Ночкин, расстегнув хабзайку, чувствуя, как бешено заколотилось сердце и ещё больше задрожало в волнении дыхание.
    Стало совсем жарко, как в бане! Сердце уже не билось, а бухало, грозя выскочить из груди и удрать за дверь подальше от ДК Софьи Перовской! В горле внезапно запершило!
- Ну, а что вы поёте, то и спойте, - повторил хормейстер.
- А! – наконец дошло до Ночкина: - Так щас спою!
    Он решительно тряхнул головой, стараясь изо всех сил унять противное волнение. Потом хорошо откашлялся и объявил:
- Про мороз!
- Вам подыграть? – кивнул на пианино хормейстер.
- Не, я сам! – отказался Ночкин, совершенно не соображая от волнения, чего ему предлагают.
    Хормейстер замер во внимании. Ночкин заметался в мыслях:
«Господи, Боже мой! Как петь-то?! Громко или тихо? Так, стоп! На танцульках пацаны поют все по-разному. От кого из них больше всего тащатся девки? – молниеносно начал он соображать: - Так! Вечеринов и Песков «там, где клён шумит» поют спокойно. Все зажимаются парочками. А Медиков когда орёт «Шизгару» вся толпа бесится! Значит у Валерки успех больше! Следовательно, чем громче петь, тем лучше!»
    Мурат смахнул шапкой с лица пот, прокашлялся, зажмурил глаза и, как тонувший в океане, который взывает о помощи, заорал дребезжащим голосом:
- Ой, моро-оз, моро-о-оз! Не моро-озь меня-а-а-а!
    Хормейстер невольно схватился за рот, насилу сдерживая смех, и сделал вид, что трёт пальцами под носом. Вахтёрша на вахте вздрогнула от вопля, упустив из целого ряда спицу на пол, и невольно прислушалась!
- Не моро-озь меня-а-а-а, моего коня-а-а-а-а!!! – как пьяный орал Ночкин что есть мочи так, что конец потянул не в ту сторону и неожиданно для себя «дал петуха».
   Хормейстер, хохоча глазами и усиленно зажимая рот рукой, чтобы не захохотать во всё горло, остановил певца:
- Понятно. А что ещё вы можете спеть?
- Что? – бестолково вытаращился Ночкин, вновь откашливаясь.
- Ну, ещё что-нибудь можете спеть по-другому? – спросил хормейстер, усиленно пряча улыбку.
- А! Так могу ещё громче! – не поняв просьбы, ответил Ночкин.
   И прежде чем хормейстер успел что-то сказать, он так заорал на весь кабинет песню про тот же мороз, что дверь тихо открылась и в класс заглянула испуганная вахтёрша. Ночкин прекратил тяжёлый сольный рок-н-рёв и уставился на женщину.
- Вадим Петрович, у вас всё нормально? – спросила вахтёрша.
- Галина Ивановна, всё нормально, - кивнул Вадим Петрович и рассмеялся.
- Там к вам Таня Свитюшкина пришла на занятие, - сообщила вахтёрша и кивнула в коридор.
- Очень кстати! Спасибо! – оживился хормейстер и  обратился к Ночкину, указав в конец ряда стульев: - Вы сядьте пока туда. А вы, Галина Ивановна, пригласите, пожалуйста, Татьяну.
   Ночкин сел в сторону и уставился на преподавателя. Он так переволновался, что охрип и вообще прекратил соображать! Сердце опять понеслось с места в карьер. И Ночкин подумал:
«Наверное, его моё пение пробрало!»
    В класс вошла скромная девочка. Ночкин сразу преобразился и приосанился. Пусть видят все, чей это голос сотрясал только что стены Дома Культуры самой Софьи Перовской!
   Девочка поздоровалась, встала у пианино сбоку и под аккомпанементы спела по одному куплету несколько песен разной тематики. Затаив дыхание, Ночкин смотрел на эту девочку-певицу. Она пела и тихо и громко, глаза не зажмуривала и не потела, ноты брала легко и низкие и высокие.
- На сегодня всё, Татьяна. Я желаю вам огромного успеха в прослушивании, - пожал ей руку преподаватель с довольной улыбкой.
- Спасибо, Вадим Петрович, - благодарно присела девочка и вежливо кивнула Ночкину: - До свидания.
    Двери закрылись, и наступила тишина. Хормейстер, молча, посидел с минуту, прикрыв клавиши крышкой. Потом развернулся к Ночкину и, барабаня, по крышке пианино пальцами, сдержанно спросил:
- Слышали, как она пела?
    Ночкин кивнул. Что он глухой что ли? Он всё равно громче её пел! Так пел, что чуть стены не рухнули! И пусть кто-нибудь попробует его перепоёт!!! Фиг всем с два! Ничего не получится!
     Глядя на Ночкина, Вадим Петрович вдруг медленно произнёс:
- Ну-с, я буду предельно краток и честен, молодой человек. Чтобы вам попасть в какой-нибудь ансамбль, надо хотя бы примерно петь так, как пела она.
- Здрасьте-полторасьте! А я что, хуже спел что ли? – возмутился Ночкин и покраснел не то с досады, не то от стыда.
   Вадим Петрович встал со стула и безжалостно выдал ещё хлеще:
- Видите ли, до настоящего пения вам ещё очень и очень далеко. Голос надо ставить на дыхание. Работать над яговыми и йёговыми звуками, вырабатывать правильную артикуляцию рта и много чего другого. Задатки для пения у вас есть. Слух хороший.
   У Ночкина внутри всё оборвалось! Вся спесь и гордость слетели враз с чела славы! По словам педагога получалось, что он неотёсанный бездарь, а не певец! И петь совсем не умеет! Придумал какие-то звуки, дыхание! Да Ночкин пел так, что чуть не задохнулся! Пацан, глядя исподлобья, слушал тихий разнос тирады своего бездарного безграмотного воя!
- Однако, я могу вам предложить одно, - словно изгаляясь над талантом и покусывая, как репочку, продолжал нудно гундеть хормейстер: - приходите ко мне на хор. Попоёте года два-три, а там посмотрим, где вы будете потом петь...
- Куда?! – убито привстав со стула, бесцеремонно перебил Ночкин.
- На хор, - повторил Вадим Петрович.
- Не-е, я на хор не хочу! – замахав руками, запротестовал Ночкин и враз скис.
    Звёздная слава с оглушительным грохотом и треском накрылась медным ржавым тазом!!!
- Но с такими данными вас ни в один ансамбль не примут, - беззлобно пожал плечами хормейстер.
- Ай, тогда я пошёл, - расстроено махнул рукой Ночкин и вышел из класса весь в нервах, даже не попрощавшись.
   Проходя мимо вахты, он увидел только что певшую девчонку. Та переобувалась в сапоги и весело разговаривала с вахтёршей.
- И куда ты потом, Танюшка? – спрашивала женщина.
- Буду поступать в Филармонию на вокал. Уже документы собираю, - с улыбкой ответила счастливая Танюшка.
   Ночкин завистливо покосился на девчонку и весь в нервах вышел из здания. Он скривил рот и передразнил девчонку:
- В Хиралмонию на вохзал тебе, а не на вокал! Танюшка-свинюшка! – и пробухтел под нос: - А я вот на стройку маляром пойду! Тьфу на вас!!!
    Он шёл по Невской набережной, кутаясь от холодного сквозняка, и с грустью думал:
«Как так пацаны перед всеми поют? Легко поют, не краснеют, не потеют, голос у них не дрожит. Не то, что я. Лоханулся, как баран на заклании. И какого хрена я орал?! Не надо было петь, как Медиков. Этот тоже свою «Шизгару» вечно орёт, как пьяный чукча в тундре! Лучше бы я спел как Вечер с Немцем».
    Больше ярким красивым афишам Ночкин не верил и не поддавался на искус певческого творчества. Может его звезда славы ещё не зажглась. И может она вообще в другом месте и на другом поприще поджидает своего звездаря!

продолжение следует---------------------