Сон в карантинную ночь

  В 6 утра 6 мая я проснулся раньше на два часа раньше запланированного из-за обиды на свой склероз, по причине которого я не досмотрел  сон, в котором, как и в шутке, была доля сна, которую я так хотел досмотреть. Ведь известно, что из подобной доли Д.И. Менделеев сотворил Периодическую таблицу элементов. В моём случае дело было так: какой-то большой политический начальник давал интервью французской журналистке, а та, "оборзев", спрашивает его: «Когда уйдёт Путин, наверное, вы и многие другие лишитесь своей работы, так как будущим правителям ваши услуги не потребуются?» Начальник улыбнулся и сказал: «А давайте спросим это у человека, который гораздо старше нас и много сотрудничал с вашими соотечественниками с 1974 года и по-прежнему работает, хотя на пенсии».

    Я почему-то стоял на расстоянии около 50 метров (?), во сне и не такое бывает, быстренько(??) подбежал и подумал: «Можно же запыхаться, всё-таки под 80, да и сердце…», но во сне такие мелочи опускаются. Почему-то меня, как Остапа, понесло. Я решил выпендриться перед молодой нахальной журналисткой, чтобы знала с какими «винтиками тоталитаризма» она столкнулась (наверное, такое мальчишество одолело меня из-за недостаточного, на мой взгляд, признания моих литературных экзерсисов на Стихире и Прозаре, должно же быть какое-то рациональное объяснение иррациональной метафизики снов). Отсюда и далее я буду прибегать к скобкам, допуская такие стилевые вольности, которые не приветствуют даже редакторы научных физических журналов, но это «оправдывает» эклектику как средство мгновенно менять тему, как это происходит во снах.

    Итак, меня понесло. Извинившись перед начальником, я перешёл на французский с блестящим прононсом, над которым работал ещё в аспирантуре (1965), и который даже в 2001 году в Лионе (куда меня забросили в свободное от работы время причуды ублюдочного капитализма Ельцина-Гайдара-Чубайса) один французский инженер назвал безансонским (Безансон – департамент Франции, как Коньяк или Шампань). Во сне я не заметил удивления журналистки и решил припомнить все свои контакты с французами и особенно, в Советско-французском проекте АРАКС (ARAKS – AuRora Artifissiele Kerguelene – Sogra, по-русски Искусственное полярное сияние Кергелен – Согра, Кергелен – французский необитаемый остров (до нашего времени не нашлось племён, чтобы жить на этих широтах при устойчивой круглогодичной температуре воды 4 градуса 2-3 безветреных дня в году) в 50-х широтах Индийского океана). Рассказал, как я с двумя сотрудниками с особым тщанием транспортировал   американский супер-видеомагнитофон IVC-870 (чудо тогдашней техники для записи телевизионного сигнала) стоимостью 8,500 долларов США (для сравнения вдвое худший по полосе записи японский –  стоил всего 2000, а наша копия с японского Воронежского з-да в деревянном корпусе – всего 650 руб) погрузились на самолёт Аэрофлота и через Каир -Дакар -Энтеббе -Найроби и через 15 часов оказались почти на экваторе в почти социалистической Кении.

    Во время посадки видели большую свежую кучу обломков, за два часа до нас упал при взлёте Боинг-747 (об этом нам сообщил представитель Аэрофлота, который выручил нас из лап пограничников, которые держали нас и не думали отпускать нас в город безо всяких объяснений). Этот соц. реализм не для журналистки, для неё похвальба, как в самолёте Эр Франс Найроби-Реюньон-Маврикий я написал на французском стишок для стюардессы, которая неожиданным стихом завела меня (как будто знала, что в будущем рифма будет моей страстью), в результате её приятель-стюарт принёс нам бесплатно по бокалу шампанского. Кстати, для демократов: на Реюньоне и Маврикии ЦРУшные туземцы демонстративно фотографировали нас, чтобы мы знали, что разрядка (разгар которой и обусловил возможность этого беспрецедентного проекта) холодной войны не отменяет.

     Опять соц. реализм. В Пор-Луи (порт в Маврикии) нас ждёт корабль Космической службы «Боровичи» (для связи с космонавтами, а теперь на время АРАКСа для проекта, чтобы доставить нас на Кергелен через ревущие сороковые и пятидесятые, в которых шторма с качкой в семь баллов – обычное явление, а я, хоть и не адмирал Нельсон, но также не любитель этой забавы).

    Затем два месяца на Кергелене (январь, февраль 1975): два пуска французской ракеты Эридан на высоту до 250 км, с неё инжекция электронов из пушки (высокотехнологичного сварочного аппарата высокого качества с космическими примочками, чтобы электроны смогли улететь по силовым магнитным линиям в Архангельскую область и над Согрой вызвать «полярное сияние» - мгновенную вспышку с яркостью звёздочки седьмой величины, которую и глазом-то не увидать, поэтому потребовался сверхчувствительный прибор и идеальная погода ночью в двух магнито-сопряжённых точках: Кергелен-Согра и радио молчание рыболовного флота в окрестности Кергелена). Это тоже не для журналистки.

    А вот для журналистки, хоть ей и не понятно, это ведь не на смартфоне кнопки нажимать. В эксперименте АРАКС впервые в мире была применена широкополосная телеметрия с полосой 5 МГЦ вместо стандартной (эти отсталые русские и несовершенная государственная форма собственности), в сто раз менее информативной. Записанная нами информация, в возможность записи которой нашей аппаратурой, изготовленной всего за два года, не верили французы и потому чуть не «зарубили» как могущую помешать их приборам, теперь после нашего успеха представила для них интерес, поскольку, по их словам, у них в одном пуске и стандартная-то телеметрия не сработала, это к вопросу надёжности тогдашней западной техники. Для этого мы со своим IVC поехали в Париж, французы взяли на прокат подобный видео-магнитофон, и задача была решена. Заметим, что все эти работы были выполнены в рамках «несовершенной» государственной собственности.

   А дальше опять похвальба. Это уже 1976 год. Большая группа участников проекта АРАКС едет в Тулузу (Французкий Космический Центр) на совещание, и я занимаюсь переводом туда-сюда научной информации в течение целого дня (было нелегко), обычный переводчик был бы не так полезен. А потом был приём у мэра Тулузы, он произносит цветастую речь языком любимых  французами Достоевского и  Тургенева около минуты, в середине которой ко мне приближается наш зам директора и говорит, что я должен переводить мэра, а потом его самого. Да-а? Для речи мэра мне, к большому сожалению (ну, вылетела первая половина из головы), хватило несколько предложений, дай бог, если длилось это секунд двадцать.  С нашей речью было, конечно, лучше. Асимметрия была для всех очевидна. Я побоялся даже посмотреть на жену мэра, так как опасался, что она была готова заплакать. Потом, когда дело дошло до шампанского 19 века (стоимостью, которую вряд ли могут определить даже дегустаторы-профессионалы) ко мне подходит представительный человек и представляется как зам. мэра по безопасности (ну, это экология, уличное движение, болезни…Да-да, понятно, киваю я) и спрашивает: «Вы переводчик или инженер (смотри, какая проницательность!?)» Я говорю: «Хуже… Я учёный.»
-Тогда вам мой совет, вам нужно записывать длинные речи перед переводом (да-а? Я не знал…).
-Спасибо (мой проницательный, но ты же мог видеть, что у меня ни блокнота, ни ручки нет, и ты, конечно, не должен был замечать, что наш начальник подошёл ко мне в середине речи мэра и что-то сказал, ведь ты восторгался, как и я, не подозревая «засады», речью своего начальника).

      И всё-таки была польза от нашего не слишком приятного для меня диалога. Выпив шампанское, я по наивности решил повторить, но…не положено. И тут быстро подходит зам и жестом показывает: налить. Я удивлён, доволен и благодарю зама галантным кивком головы. Оказывается, он наблюдал за мной. Ну, что ж, от службы безопасности иногда есть польза. От глаз профи всё-таки не ускользнуло, что я переживал, что не смог передать всю красоту речи мэра. И это должно было быть вознаграждено. Вроде на этом закончилось моё сотрудничество с французами.

     Но не тут-то было. Как у Дюма, десять лет спустя в 1985 году я отправился с бывалым полярником Виктором Боярским (через 4 года он будет знаменитым, когда совершит самый протяжённый из возможных Трансантарктических переходов с американцем, французом, немцем, англичанином, японцем и китайцем из станции Беллинсгаузен через Южный полюс на станцию Мирный) на пассажирском теплоходе «Байкал» из Владивостока в Антарктиду на станцию Восток в так называемую сезонную экспедицию, чтобы начать новое научное направление, которое впоследствии было подарено американцам, они его реализовали (при этом успешно забыв наши первые результаты, доложенные на соответствующей научной конференции в Москве, впоследствии потеряв пару лет, чтобы их по сути повторить) и развивают по сей день уже более 25 лет, оставаясь единоличным лидером без последователей-конкурентов.  Единственная возможность конкуренции была с нашей стороны на станции Восток, хотя здесь существенно холоднее, чем на Южном полюсе, но после нашего «успешного» перехода-возврата к «прогрессивному» общественному строю и распада страны стало ясно, что  этому строю такая наука не по карману, «едва хватает» олигархам на яхты, футбольные и прочие клубы и виллы на тропических островах.

    Итак, мы пересекли Индийский и Атлантический океаны и оказались на станции Беллинсгаузен после чего  стали двигаться на станцию Мирный вдоль кромки льда, надеясь, что тяжёлая ледовая обстановка в тот год может позволить всё-таки подойти к Мирному, например, с помощью легендарного ледокола «Сомов», который был вызван на помощь. Не правда ли,  всё это стоит недёшево и постоянно требует развёрнутых глобально средств. Но все попытки оказались тщетными, наши запасы питьевой воды на исходе, но оказалось, что  «Байкал» в трёх сутках хода от Кергелена. Ничего не остаётся, как покупать воду на Кергелене (вот и снова моя встреча с французами через 10 лет). Через станцию Моусон сделали заявку на заход в Пор-о-Франсэ, так французы называют деревянный причал, к которому приличный пароход (моряки не говорят судно по понятным причинам) и подойти-то может не ближе 200 метров, мы десять лет назад стояли на якоре примерно в 500-х метрах,так как наш  капитан шутить не любил и доверял только лоции. Кергелен не отвечал, я сказал капитану, что ночью с 2 часов перед подходом готов всё время на французском вызывать по близкой связи, делая перерывы. Французы молчали до 10 утра, наконец, ответили: «Вы не оформили заход в порт.» Попытка объяснить, что болтались в шторме и вода на исходе, ничего не даёт. Правда, согласились вызвать Париж и подождать до 12 часов. В 12 часов сказали, что Париж заход не даёт, но воду можно купить, если сможете взять из ручья в 8 часах хода вдоль берега, есть глубокая бухта  и можно подойти на расстояние около 500 м до берега, но нужно подождать часов 5, так как поблизости есть военный сторожевик. Он проведёт до бухты, возьмёте на борт офицера и под его контролем закачаете нужные 400 кубов воды. Ну, что ж разрядка кончилась,  перестройка началась, на корабле «сухой закон», когда пересекали экватор праздник Нептуна обмывали сухим чаем из чайников, всё соблюдено, партийная принципиальность на высоте, и взят курс на развал Союза, но мы этого не знаем, а Париж выходит в курсе, раз такая «дружба», а как было 10 лет назад, АРАКС, ау!.
         
    Дождались, подошёл кораблик «Виктор Шельшер», и мы пошли, в час ночи зашли в бухту. Капитан поручил мне принимать офицера, выделив бутылку водки, пиво и сухое вино, поющую девушку с гитарой. Офицеру (лет 27 на вид) выделили каюту, а мы с Боярским и девушкой с гитарой в нашей каюте сделали приём, от водки и вина он отказался (устав), а на пиво согласился. Концерт ему понравился. Оказалось, что у него мать музыкант. Примерно минут через сорок ушёл в свою каюту спать, ведь было часа два ночи, а закачка воды предположительно часов до 8 утра, так что офицер спит, служба идёт. Утром после окончания «бункировки» капитан со звучной фамилией Дё ля Форкад (прямо звучит, как ля ви етернель(вечная жизнь)) решил нас удивить: он пригласил нашего капитана, первого помощника, начальника экспедиции и меня в качестве переводчика (как хорошо быть толмачём, кстати, капитан подарил мне брелок с надписью "Виктор Шельшер", который я с гордостью показывал французам в Лионе, а журналистке показал другой с надписью "Ла Рошель", купленный в Нанте) в лучший ресторан Индийского океана, как объявил он с гордостью. И действительно, его кок подтвердил это, хотя доказать это вряд ли возможно. Естественно, наш капитан пригласил троицу французов на борт с ответным визитом. И тут французы отличились: "матроса со шлюпки надо тоже накормить". Так закончилась эпопея моих отношений с французами, как я думал.

   Но нет, в 1996 году я за свой счёт поехал на конференцию в Лилле, и, наконец, в 2001 году, как я говорил, предстоял Лион (а журналистке, меня всё ещё несло, сказал,   что каждый школьник 50-х годов в СССР знал про забастовку лионских ткачей, а как твой дедушка знает про это? во сне вежливость не обязательна). Но вот я подошёл к 2010 году, когда я был на конференции в городе…И тут проклятый склероз: я забыл во сне название города Нант, какой конфуз и тут же проснулся от позора! Как я ни старался, но заснуть уже не мог, а так хотелось досмотреть сон, чтобы спросить ошалелую журналистку, что же она обо всём этом думает и почему ходит без маски, ведь у нас же карантин. А что вы, дорогой читатель, обо всём этом думаете, если, конечно, дошли досюда?

     Со своей стороны, мне кажется, что я понял, с чего это мне всё приснилось. Помните, наш зам директора в Тулузе на приёме у мэра попросил меня переводить, то есть выступить, так вот и во сне какой-то начальник попросил меня дать отпор наглой журналистке, что я с подъёмом и исполнил в отличие от неудачи в мэрии Тулузы, ведь так хотелось взять реванш, и мне это, кажется, удалось, несмотря срыв в конце. Вот такова метафизика этого сна. Но что интересно, специалисты по снам считают, что всё, что я рассказал журналистке приходит в голову за две-три секунды, пока просыпаешься, но их доказательства мне кажутся сомнительными. Представляете, сколько мне потребовалось времени, чтобы набрать всё это, при этом, предаваясь воспоминаниям 46-летней давности. Но…возможности нашего мозга, наверное, столь велики, что специалисты могут оказаться правы, но и у меня есть «аргумент», что эти чудеса во сне могут бы иллюзией, как в кино, обусловленной господством мира эмоций над миром рацио. На этой приятной ноте можно и закончить.