de omnibus dubitandum 111. 69

ЧАСТЬ СТО ОДИННАДЦАТАЯ (1902-1904)

Глава 111.69. Я ДО ОБЕДА ПОЖАЛУЙ ВЗДРЕМНУ…

    В ту пору моей жизни я еще не стоял перед вопросом: как мне осуществить себя? Куда направить жизнь, чтобы она была согласна с подлинной природой моей души? Я был бессознательно убежден, что река жизни, без руководительства, сама сохраняет должное направление; что надо только жить и жизнью насыщать душу, взрастить ее, как дерево в саду.

    Я радовался, что светили летние дни, что с утра горел зной, что беззаботно проводил я дни в кабинете старика и в своей комнате, где сидел над древними и итальянскими мотивами Майкова и выписанным из тифлисского магазина томиком Фета.

    В гуще сада, почти у ограды, стояла скамья под старой липой, где сходились мы с Марьянкой после заката, в полусвете потухающей зари. Она прибегала босыми ногами в короткой синей запаске, белой рубашке. Я наслаждался великим покоем, потому что в душе моей не было мучительного червя честолюбия и я, хотел жизни ради чистого и самодельного потока самой жизни.

    Старик мне сказал однажды:

    — У вас, Алеша, хороший слог. Не попробовать ли вам и самостоятельно работать? Недаром у вас такая страсть к чтению.

    На этот счет я как раз тогда продумывал некую целую теорию, которую немедленно ему и развил. Я ответил, согласно выросшим тогда в моем молодом сознании идеям, что хочу расти и создаваться не в литературе, вообще не в какой-либо области знаний или искусства, а в самой жизни, в непосредственной глубине ее.

    Старик моих рассуждений не понял.

    — Ну, как же это?.. Вы темно выражаетесь, Алеша. Начитались вы своих философов. Ну, дайте какой-нибудь пример.

    Я отвечал:

    — Представьте себе человека, который накопляет знания, развивает и создает свою душу не для того, чтобы быть врачом, музыкантом, писателем, но чтобы просто быть человеком. Не для других, а для себя. И даже не для себя в узком смысле слова, а для себя, как воплощающего некую истину.

    Жизнь — для себя, и нет задачи глубже этой… Вот, Василий Александрович*, высшая точка моей теории.

*) ПОТТО Василий Александрович (герм)(13 января 1836-11 ноября 1911)(см. фото) — уроженец Тульской губернии, начальник штаба Кавказской армии, генерал-лейтенант, военный историк. В.А. Потто получил известность благодаря своим трудам по истории Кавказских войн. Отец - Александр, р. ? г. Мать - ?, р. ? г. Брат - Федор, р. ? г., полковник.
Жена - Ванда Ксаверьевна, р. ? г. Сын – Александр, р. ? г., полковник. Дочь – Елена, р. ? г.
Военное образование получил в Тульском Александровском кадетском корпусе, в Орловском кадетском корпусе Бахтина и в Дворянском полку. В 1855 году произведен в прапорщики, назначен в Новороссийский драгунский полк. Вместе с Новороссийским драгунским полком участвовал в блокаде и взятии Карса во время Крымской войны, а также в подавлении восстания в Польше в 1863 году. В 1866 году был преподавателем Николаевского кавалерийского училища чине капитана, затем был переведен Уланский Его Величества лейб-гвардии полк. С октября 1870 по декабрь 1881 года служил начальником Оренбургского казачьего юнкерского училища и числился в Лейб-гвардии Уральском казачьем эскадроне. В феврале 1877 года произведен в полковники, в 1899 году - генерал-майор. Был начальником военно-исторического отдела при штабе Кавказского военного округа. Вышел в отставку в чине генерал-лейтенанта. В.А. Потто получил большую известность как талантливый писатель и историк, автор многих трудов по военной истории. Значительная часть его произведений посвящена Кавказу, а самая известная его работа - "Кавказская война". Его сын - боевой полковник, Александр Васильевич Потто. Внук Василия Александровича Потто попал 18-летним юношей в ГУЛАГ, о нем упоминает А.И. Солженицын.
    «…Расстреливали и иначе — прямо на Онуфриевском кладбище, за женбараком (бывшим странноприимным домом для богомолок) — и та дорога мимо женбарака так и называлась расстрельной. Можно было видеть, как зимою по снегу там ведут человека босиком в одном белье (это не для пытки! это чтоб не пропала обувь и обмундирование) с руками, связанными проволокою за спиной, - а осуждённый гордо, прямо держится и одними губами, без помощи рук, курит последнюю в жизни папиросу. (По этой манере узнают офицера. Тут ведь люди, прошедшие семь лет фронтов. Тут мальчишка 18-летний, сын (внук – Л.С.) историка В.А. Потто, на вопрос нарядчика о профессии пожимает плечами: «Пулемётчик». По юности лет и, в огне гражданской войны он, не успел приобрести другой.) (Источник: Солженицын Александр Исаевич. Архипелаг ГУЛАГ. 1918-1956: Опыт художественного исследования. Т. 2 - Страница: 12.)

    Выразить все это полностью я вам пока не могу. Но — понимаете ли — необходимо расти и жить не для того, чтобы занять какое-то там место в обществе или приносить пользу людям… Никакой пользы приносить не нужно, — сорвалось у меня даже с криком при виде гримасы удивления на лице старика. — Надо решать, решать личную задачу жизни, а не делать ее средством для других. Это слишком легкое и быстрое отрицание задачи, а не решение ее.

    Генерал недоуменно качал головой.

    — То, что вы говорите, — весьма солидным тоном ответил он мне, — возмутительно… От молодого человека слышать это странно и неприятно. Жить только для себя — ведь это эгоизм…

    — Нет, вы не поняли меня. Ну, как бы вам это пояснить? Ведь жизнь, поймите, дар — данный лично. Нужно ее прожить, нужно ее решить. Она — у каждого иная, и никто не может сделать ее средством. Вот оно слово… Жизнь — цель, цель у каждого. Величайший грех делать ее средством. А мы это видим на каждом шагу.

    Возьмем пример из природы, там все законно, гармонично, там вечный лад. Ни одно дерево не живет для других деревьев, так хочет природа, так хочет Бог. И по отношению к людям: жизнь вся не в узкочеловеческом своем содержании, а в мировом, всеобщем — предстоит отдельному сознанию каждого человека. Нужно жить самой жизнью, а не отвлекаться от нее отдельными задачами…

    — Я никогда не слышал ничего подобного, — ответил старик, — и это, во всяком случае, не согласно с учением Христа.

    — Согласно. Отдаться Его идее — значит вырешить до конца свою жизнь, выполнить свою индивидуальную волю в такой полноте, где она уже сливается с Его волей.

    — Ну, а пример, пример?..

    — Пример — каждый человек глубокой и чистой жизни. Он не отдается целиком служению людям. Люди — это еще не конец. Его задачи жизни вмещают в себя любовь и идею служения. Но ведь служение-то не самоцель. Он служит им не для них, он живет для себя во имя высшего…

    Генерал махнул рукой.

    — Пощадите. Мои старые мозги путаются от этой философии…

    Вдруг из-за портьер раздался знакомый звучный и решительный голос:

    — А целовать свежие губки молоденькой девушки нужно тоже во имя высших целей, господин философ?..

    Между складками портьер просунулась голова Елены. Ее сочно развернутые волнистые губы язвительно улыбались. Намек ее мне после происшедшего был понятен.

    Глядя вниз, на складки ее белого газа, я помедлил, потом ответил:

    — Когда хочется счастья, — нужно брать счастье…

    Глядя на меня в упор, сурово и почти с ненавистью, она повторила вопросительно мое последнее слово:

    — Счастье?..

    — Счастье… — тихо, как эхо, повторил я, глядя ей в глаза.

    Мне показалось, что мой взгляд упал куда-то в самую глубину ее зрачков, блестящих и влажных. Секунду мы так смотрели друг на друга, потом она повернулась на своих высоких каблучках и ушла. Я неловко, дрожащими руками, собирал в папки бумаги. Генерал сказал:

    — Вот попробуйте, пофилософствуйте с ней… А меня уж увольте. Я до обеда пожалуй вздремну.