Прощание

Как только было объявлено о грядущем через три дня режиме коронавирусной самоизоляции, я понял, что пришла пора прощания со старой жизнью, возможно – надолго, а, может статься, и навсегда.
Поскольку в поддержании жизненного тонуса я завишу от современного искусства, прощальная программа должна была непременно включать посещение какой-нибудь выставки; однако на поверку оказалось, что на коронавирус уже закрылись все музеи, выставочные пространства (например, «Винзавод») и интересующие меня художественные галереи,  за исключением, лишь трех, и я в них тотчас поспешил.
В галерее RuArts, расположенной в тихом переулке на Остоженке, был представлен очередной проект Алексея Гинтовта и Михаила Розанова на имперскую тему: «Мечта». В общем, ничего нового: архитектура сталинского периода – проекты дворца Советов Иофана и Щуко, Центрального дома Аэрофлота Чечулина, архитектуры на мостах Чернихова. Однако Гинтовт смог придать им особую выразительность выбором техники: архитектурные рисунки в крупном  масштабе нанесены офсетной краской на позолоченный холст. Это не только превращает рисунки в картины, но придает последним сходство с мозаиками, чем многократно усиливается торжественность, присущая архитектурным фантазиям 1930-х.
Следом за этим я направился в ГУМ, в галерею Red Line. Было уже семь вечера, и я не поверил своим глазам: на Никольской улице количество прохожих, по сравнению с обычным, уменьшилось раз в десять; в ГУМе вообще посетителей почти не оказалось; когда я поднялся на третий этаж (там и находится галерея “Red Line”), то все охранники вылезли из бутиков, чтобы на меня поглазеть, как на диковину.
В галерее была представлена выставка Семена Файбисовича «Новый мир» (работы 2016 – 2019 годов, выполненные в Израиле, где он теперь живет). Живопись этого интереснейшего художника тесно связана с фотографией; либо это жанровые сценки, снятые в городской среде, которым превращение в крупноформатные картины придает характер обобщения, доходящего до притчи, до легенды, либо снимки поверхностей стен и мостовых, которые, будучи многократно увеличены, превращаются в абстрактные полотна. На данной выставке, наряду с жанрами, традиционными для Файбисовича, были  представлены абстрактные картины, выполненные методом нанесения красочного слоя (без использования фотографии). Эта часть экспозиции представляет самый большой интерес, раскрывая эмоциональную основу внутреннего мира художника; оказалось, что под холодноватой и рассудочной внешностью кипят бурные и разрушительные страсти.
Из ГУМа я последовал на Варварку, в галерею «Триумф». Едва войдя во двор, я издали через входные двери галереи, увидел на ее стене картину, которая сразу захватила мое внимание: посередине какого-то пыльного помещения стояло пианино; в этой сцене царило поистине кафкианское настроение; войдя в помещене, и подойдя к изображению, я прочел на табличке: Мария Сафронова «Спортзал». При более подробном знакомстве с картиной обнаружилось, что с пианино снята внешняя оболочка, - так, что видны его внутренности (это напоминает рисунок человека со снятою кожей из анатомического атласа). Однако самая интересная работа Сафроновой – объект «Метель»:  прозрачная надувная сфера, в которую помещены миниатюрные макеты качелей и деревянной сортирной будки; в этом интимном пространстве бушует искусственная метель из довольно крупных снежинок. В этой работе я усмотрел аллюзию на метель Александра Бродского (правда, у него она разразилась над макетом городского района, размещенном в большом аквариуме). Своими впечатлениями я поделился со смотрителями галереи, и они разделили мой восторг; такой контакт с единомышленниками многого стоит, и с его возможностью я тоже простился.
Всю свою сознательную жизнь я был оголтелым книжником, и мои дневные распорядки неизменно включали систематическое посещение книжных магазинов. Теперь мне предстояло проститься и с ними. В советское время я был рьяным посетителем букинистических магазинов, захожу я туда и сейчас, но в наше время что-нибудь в них для себя найти удается раз в полгода, поэтому мой поход в «бук» превратился в еженедельную рутину, эмоционально нейтральную;  я не знаю, буду ли по нему испытывать ностальгию, но все же его совершил для порядка. Новые издания я покупаю на книжных ярмарках, где они продаются без торговой наценки; следующая из них должна была бы быть в июне на Красной площади, но в этом году ее проводить наверняка не будут, и поэтому, чтобы запастись литературой на время карантина, я пришел в магазин Библио – Глобус на Лубянке. Когда я подходил к магазину, мне показалось, что он закрыт, но впечатление было ошибочным: просто здесь напрочь отсутствовали посетители. Осмотрев несколько торговых залов, я  убедился в их богатстве; например, здесь я нашел книги Сэмюэла Беккета “Malloy” и “Murphy” элитарного издательства Faber, которые, не надеясь их купить в магазине, я заказал через Интернет. Поскольку ждать следующей ярмарки может оказаться слишком долго, я задорого купил «Кольца Сатурна» Зебальда, и поторопился уйти, чтобы не подпасть под другие соблазны.
Далее я попытался найти произведения Зебальда на немецком, но ни в магазине «Иностранная книга» на Кузнецком мосту, тоже напрочь лишенном посетителей, ни в «Букхантере» на Новокузнецкой, таких книг не оказалось. Зато в последнем из них я нашел  то, что давно искал: книгу Вирджинии Вулф, объединившую  «Между актами» и «Годы» лондонского издательства Wordsworth, чтобы эти произведения прочесть в оригинале. Теперь у меня будет, чем скрасить самоизоляцию.
Я – большой любитель и знаток авторского кино. На последней неделе свободы в прокате шел единственный новый  фильм, пригодный для белого человека – «Тайная жизнь» Терренса Малика. Открыв ресурс «Киноафиша», я аж побледнел: все посещаемые мной кинотеатры были уже, как один, закрыты; нужный мне сеанс оказался в кинотеатре торгово-развлекательного центра Авиапарк, и я туда отправился на метро. Меня постигло сожаленье, что я буду самоизолирован в такое время, когда так приятно ездить по городу в полупустом метро. Сделав пересадку на новую, суперсовременную линию, я доехал до Ходынского поля, где мне еще ни разу не доводилось побывать; меня потряс футуристический облик этого района: словно ты не в Москве, а на другой планете. Торговый комплекс «Авиапарк» по своим масштабам превосходит все, что мне доводилось видеть в таком же роде, но главное, что бросилось в глаза: здесь было очень мало народа.
В зале 17-зального кинотеатра для просмотра «Тайной жизни» собралось 3 человека, включая меня; в этом не было ничего удивительного: артхаусные фильмы в нашей стране имеют очень незначительную аудиторию, так что коронавирус тут был не при чем.
В фильме имеются два плана; в первом представлена  идиллическая патриархальная жизнь альпийской деревушки; во втором – Германия, охваченная войной: Гитлер в Бертехсгадене, парад в Нюрнберге (фрагменты кинохроники), Берлин, представленный репрессивными учреждениями: судом и тюрьмами. Второй план оккупирован Злом; в первом же обитает Добро – оно представлено прекрасной Природой и простой деревенской жизнью. Здесь пшеницу косят и жнут вручную, муку мелят на водяной мельнице,  хлеб пекут дома, одежду ткут на домашнем станке. Но и в эту идиллию из Берлина проникает Зло; хотя Природа ему и не подвластна, оно здесь внедряется путем заражения сознания людей. Одни ему подвержены меньше, другие – захвачены полностью, и лишь главный герой – самый обыкновенный фермер – оказывается Злу абсолютно неподвластен, - он органически не может пойти с ним ни на какой компромисс. Буквально: получив повестку, он является на призывной пункт, но категорически отказывается присягнуть Гитлеру, так как считает его воплощением Зла. За это ему полагается смертная казнь, а его мать, жена и три малолетних дочери подвергаются издевательствам со стороны односельчан, но он остается непреклонным, и ему отрубают голову; на этом фильм кончается. Автор мог закончить его хэппи-эндом, так как прототип его главного героя (сюжет основан на реальном случае) после краха фашизма был канонизирован, но Малик этого делать не стал, в результате чего родился шедевр – подлинный гимн Природе, иногда рождающей  людей, подобных главному герою фильма, участь которых глубоко трагична, и ее не украсишь сусальным золотом официально признанной святости.
Мне повезло: лучшего фильма для прощания с артхаусным кинематографом было бы трудно придумать!
 Последний день, предшествовавший коронавирусной самоизоляции, я посвятил прощанию с дачей, которая на год старше меня, на  которой я давно уж не живу, но которую  посещал еженедельно, вне зависимости от сезона – зимою и летом, что стало одной из моих самых стойких привычек, последствия отказа от которой даже трудно представить.
Пустая электричка доставила меня на станцию, откуда до дачного поселка – двадцать минут ходьбы придорожным леском. День выдался отменный – тихий, прохладный и солнечный. Поскольку в теплую зиму снега выпало мало, он повсюду стаял, но земля еще не отмерзла. Поэтому вся трава еще прошлогодняя – неопрятные пучки желто-серого цвета, но над кочками кое-где уже вьется мошкара. Осторожно, еще неуверенно пробуют голос первые птицы. Верба уже стоит в сережках; черемуха ощетинилась ярко-зелеными иглами – молодыми листочками, туго свернутыми в трубочки.
Время пути пролетело незаметно; главное, что меня поразило в окружающем пейзаже – ощущение простора, которое возможно лишь в случае, если на деревьях нет листвы, и они прозрачны на просвет. Зимою такого не бывает, так как контраст со сверкающим снежным покровом деревья утяжеляет; поздней осенью солнце светит тускло; яркий же мартовский свет с легкостью пробивает голые кроны деревьев,  даль сливается с первыми планами, и весь огромный Мир раскидывается пред тобой! Ну, и, конечно же, ощущение простора усиливается многократно из-за того, что, кругом – ни души.
Вот я уже дошел цели. Проведя сезонные работы по приведению участка в порядок, и бросив прощальный взгляд на печально дряхлеющий дом, я, как бы завершая акт некоего покаяния, отправился обратно. Когда-то я здесь буду в следующий раз?
Когда, вернувшись вечером в московскую квартиру, я запирал входную дверь, мне показалось, что я завинчиваю люк батискафа перед погружением на дно.
                Март 2020 г.