Маня Шестакова

23 июня 1941 года  Николая Шестакова вместе с другими мужиками нашего колхоза забрали на войну. «Не ревите бабы, - сказал он - как только дойду до фронта, сдамся в плен». Сдался он в плен или нет, один Бог знает. Только ни писем, ни похоронки от него не было. Осталась бедная Маня, жена его, с пятью детьми одна. Дети: Саша, Серёжа, Лида, Валя и Миша, почти погодки. Как галчата большеротые, есть просят. А есть нечего. Послали Маню колхозных поросят кормить. Кормили поросят мёрзлой картошкой. Когда-то весёлая не дурная собой, ещё молодая, идёт от свиней Маня в дырявой грязной фуфайке, верёвкой подпоясанная. И вроде бы голод в деревне, а Маня полнеет. Полнота её из-под фуфайки выпирает. И только после войны Маня призналась, что  таскала под  фуфайкой с фермы мёрзлую картошку и ей кормила своих ребят. Трудно даже представить, как выжили они. Как все другие жители деревни, Шестаковы ели всё от лебеды до дохлой конины. Только стает с бугорков снег, все ребята отправлялись за добычей. Обычно наша компания была: Галька Марьи Долгой, Витька Рогожников, Серёжка Шестаков и я. Сил хватало только выйти за околицу в деревне. За воротами, на бугорке, рядом с дорожной колеёй от телег, мы присаживались отдыхать, и разговор заходил о хлебе. Витька Рогожников  говорил: «Вот парни, если бы дали мне сейчас хлеба, я бы целую буханку съел». Ему вторил Серёжа Шестаков, что он бы две съел. Но мечты были нереальны. Приходилось подниматься и собирать пестики, гнилую картошку или прошлогодние колоски. Как-то все выжили, не умерли. Вот и война кончилась. Бедная Маня мужа своего Николая так и не дождалась. Жизнь есть жизнь. Стала Маня другого мужа приглядывать. Да где его возьмёшь. Мужчины остались на поле боя. Какой-нибудь калека, и тот на вес золота был. Но всё-таки Маня нашла какого-то, да недолго длилось бабье счастье. Не захотел он жить с пятью чужими детьми. И опять Маня осталось одна. Ребята подросли и выпорхнули из родного гнезда. Саша был мобилизован в школу ФЗО. Выучился на шофёра я остался жить в Москве. Лида вышла замуж за парня из пароходства, и уплыла с ним на барже, там и осела, где-то в Перми, на родине мужа. Сергей подался на шахты, на Урал. Остались при матери Валя да младший Миша. Но и они вскоре завели свои семьи. И осталась Маня одна в своей старой избушке в три окна, на краю деревни. Бывало, выпьет бражки, споёт и спляшет. Весёлая была женщина. Умела вдовью жизнь свою приукрасить. В любой приезд на родину я навещал её. И вот в очередной приезд, захожу в знакомый домик, а там  была соседка Шура  Рогожникова. Она сказала мне, что Маню парализовало. Отнялась правая нога и рука. Однако Маня узнала меня и назвала по имени. Собрались дети. Продали домишко, а мать взяла Валя и перевезла к себе в село Печёнкино. Прошло пять лет. В очередной приезд в город Советск, я оказался в Печёнкино, навещал свою сватью Марусю и  случайно встретился с Валей. Оказалось, что мать её жива. Я спросил разрешения и вот вхожу в их квартиру. На моё приветствие откуда-то  из-за перегородки, из дальней комнаты, слышу голос Mани. « Это ты, Алексей». Я иду к ней. Маня постарела, но как прежде на меня смотрят живые, всё ещё с искоркой, глаза. Мы вспоминали минувшие годы. Ей очень хотелось побывать в нашей деревне. Тем временем Валя собрала нехитрую закуску и позвала меня к столу. У меня была бутылка водки. Мы выпили, я попросил разрешение отнести Mане рюмку водки. Валя с лёгкостью согласилась. Не отказалась от рюмки и Маня. Когда посуда опустела, между матерью и дочерью завязался, видимо не впервые, такой разговор: «Скоро ли ты умрёшь. Мне надоело убирать за тобой горшки». Маня уверенно ей возражает из-за перегородки: « Проживу ещё долго, не избывай». Чтобы не слушать такие любезности, я попрощался и вышел с горечью на душе, думая, что вижу Маню последний раз. Я шёл и вспоминал военные годы, и думал про Маню, как она несла под своей фуфайкой мёрзлую картошку, рискуя быть посаженной в тюрьму, чтобы накормить своих голодных детей. Следующий приезд услышал от знакомых, что Маня, то есть Шестакова Мария Ивановна умерла. Отмучилась бедная.
                1991 год. Посёлок Лесные Поляны.
 Может быть, кого-то удивит, что женщину звали Маней. Не удивляйтесь, в деревнях такой был обычай.  Рогожникова Анюта, например, так и прожила свою жизнь Анютой, хоть и имела шестерых детей. Её звали Анна Ивановна. Была Маня Володина, так называлась, потому что муж был Володя. Мария Долгая была так прозвана за свой высокий рост. Есть много и других примеров.