Отражение в зеркале. 16. Примак

          Успев после своего первого ранения и скороспелой женитьбы побывать еще в нескольких горячих точках, Петр так и не смог возвратиться с войны. Сменять одну войну на другую его заставлял поствоенный синдром. А теперь война, словно преследуя его, заползла прямиком в его дом, укрывшись под лживой личиной “антитеррористической операции”.
     После Великой Отечественной, как и после любой войны, поствоенный синдром также косил ветеранов, но все же не столь повально - солдаты воевали за свою землю. Победили, отстояли, возвратились. Нужно было восстанавливать порушенное и жить дальше. Ведь ради этого они кропили землю “красненьким”.
     Возвратившись из очередной “горячей точки” с тяжелым ранением и контузией, Петр почти год провел в госпиталях. А через некоторое время обнаружил, что живет уже не в огромной стране, которую всю целиком считал своей родиной и за которую воевал, а в совершенно другой.  Родина его сократилась до отдельной и очень гордящейся своей самостоятельностью страны. Разбираться в произошедшем у него не было пока что ни сил, ни желания.
     В доме его все еще жили квартиранты достраивавшие неподалеку себе хоромы. Петр, которому любое общение было сейчас в тягость, пока они не съехали, вынужден был ютиться в летней кухне – маленьком флигельке, стоявшем в глубине двора.
 Жилец его Иван первое время повадился было ходить к нему по вечерам с бутылкой и бесконечными расспросами – как оно там, на войне, страшно ли, да за что медали, да за что ордена. Однако нарвавшись на краткие рубленые ответы Петра, а пару раз даже и на откровенную грубость, увял. Решив, что с контуженным лучше не связываться, он оставил, наконец, Петра в покое. С таким мрачным собутыльником, что за радость пить?
     И все же Петра тянуло к людям, ему хотелось выговориться, но останавливал страх натолкнуться на стену равнодушия. Он знал, что люди, погрязшие в обыденной суете, думающие лишь о пропитании, семье, детях, удовольствиях, понять его не смогут. Да и он не сможет высказать все, что на душе. Какими словами? Был бы жив дед Евдоким... Да, он бы понял. И Аня. Ему казалось, что будь она рядом...
Нет, тут же говорил он себе, столько лет прошло. Где ее теперь искать? Да и замужем она, наверное, давно.
     От боли терзавшей тело и от лютой тоски он вновь и вновь хватался за стакан. Только бы забыться. Заглушить эту боль, бесконечный звон в голове, не видеть эти проклятые сны, не вспоминать, не думать.
     Кто знает, может быть и спился бы он, в конце концов, если бы не случай. Однажды встретилась ему старая знакомая. Она его узнала сразу, а он с трудом разглядел в располневшей, пышущей здоровьем даме ту самую Зинулю, первую свою женщину, к которой мотался на мотоцикле, будучи еще пятнадцатилетним подростком. Был Петр в хорошо “подогретом” состоянии, а потому сильно и не противился, когда она зазвала его в свой новый дом.
     К тому времени она овдовела и очень обрадовалась, встретив давнего кавалера, ставшего на ее взгляд настоящим мужчиной и “совершенным красавцем”, о чем она тут же и сообщила Петру, смерив его восхищенным взглядом. И не покривила душой - в сравнении с тем крепким, но тощим долговязым юнцом, которого она некогда азартно обучала тонкостям плотской любви, он теперь был настоящим брутальным мужчиной, мужчиной ее мечты.
     Отношения их наладились сразу и вскоре Петр перебрался жить в новый красивый Зинулин дом, снова наступив на те же грабли – женившись, и во второй раз став “примаком”.* Зинуля была все такой же, какой ее помнил Петр еще с юных лет - любила поесть, поваляться в постели, покомандовать, покапризничать.
     Года полтора их жизнь шла ни шатко ни валко. Дом был еще не до конца достроен, и для Петра нашлось в нем очень много работы. Он старался по мере сил, терпел капризы и укоры. Но сил было мало. Мучили невыносимые головные боли, осколок у позвоночника, который во избежание худшего исхода доктора сочли за благо не вынимать, постоянно напоминал о себе.
Здоровье восстанавливалось медленно, работник из Петра получился так себе, да и в постели он не оправдывал надежд. Зинуля, плененная поначалу его мощным телосложением и суровой мужской красотой, была сильно разочарована. Да и Петр обнаружил, что плотские утехи без любви, как это бывало в юности с той же Зинулей, не вызывают в его душе ничего кроме досадного послевкусия и раздражения. Так, “стакан воды” и не более.
     Теория “стакана воды”, была очень распространена давным-давно, еще в первые годы советской власти. Отношения между мужчиной и женщиной сводились к сексуальной потребности, которую должно было удовлетворять без всяких условностей, так же просто, как выпить стакан воды. Таким "стаканом" был для Зинули Петр, впрочем, как и все мужчины в ее жизни. За исключением разве что престарелого почившего супруга, обеспечившего ей безбедное существование.
     Глубокое чувство разочарования и презрения к самому себе легло дополнительной тяжестью на и без того израненную душу Петра. В один из дней, чтобы не наделать беды в приступе агрессии, которые случались у него все чаще, собрав свои немногочисленные пожитки, Петр ушел без всяких объяснений. Зинуля отнеслась к его уходу довольно безразлично, искать и выяснять отношения не стала. А Петр после этого дал себе зарок никогда больше не жениться.
________________
Продолжение http://proza.ru/2020/05/09/1337
Предыдущая глава http://proza.ru/2020/05/08/852
* ”Примак” – муж, принятый в семью жены и живущий в ее доме.