По зову сердца

Миронов Степан Семёнович зашёл в кабинет издательства как всегда в скверном настроении. На его лице была маска мученика, приходящего на работу поскольку другие по его мнению с ней бы не справились. Степан Семёнович трудился главным редактором журнала «Литературный авангард» уже больше двадцати лет и за годы стал законченным мизантропом. А ведь кто бы мог подумать, что заступая на эту должность, Миронов превратится в такого напыщенного страдальца. Его родители, получившие от жизни всё, были типичными номенклатурными работниками. Жили в четырехкомнатной сталинской квартире, а по выходным ездили на дачу в Павшино. Стёпа рос изнеженным и беспутным мальчиком. Больше всего ему нравилось валятся на веранде дачного домика и наблюдать как днем летают птицы, а вечером выступают звезды. Родители не разделяли его интересов и пинками заставили поступать нерадивого сына в филологический, и то, помогло то, что на кафедре работал старинный друг его отца. Учёба давалась Стёпе без особого труда, но и рвения он не проявлял. Появилась компания таких же шалопаев, которые собирались у каждого из них, валяли дурака и до утра пили вино. Тем менее, диплом он свой получил, а что с ним делать он и не знал. Какое-то время он слонялся без дела, дозоляя отца, прибиваясь то к одной, то к другой не особо трудной работе. Пока в 25 лет родители не поставили ультиматум: или Степа берется за ум, найдет приличную работу, либо пусть ищет себе где жить. Безоблачная жизнь обвалилась как старый деревянный мост. Он собрал вещи и уехал на дачу. Там он сидел неделю, но вместо привычного созерцания, стал обдумывать чем ему заняться. Дни шли один за другим, а ничего путного в голову не лезло. Немного мест куда можно пойти с его образованием, и желательно, что работа была несильно напряженной. Он сидел, пил чай, и придавался далеко нерадостным мыслям, как за воротами раздался автомобильный гудок. Стёпа лениво встал из кресла и пошёл посмотреть кто там. За воротами стоял его дядя. Крупный, видный мужчина с усами как у Гиляровского.
Ну здорово, племяш! - ухнул он басом и мужчины обнялись.
Собственно мне то ты и нужен, - продолжил родственник.
Они зашли в дом, Степа заварил чай и они долго беседовали на веранде, дядя много жестикулировал в воздухе, то вставал, и словно отдав очередной приказ, садился в кресло, давая время племяннику на ответ. Никто не знает о чём они говорили, но в итоге дядя уехал, а Степан с понедельника вышел на новую работу. Старый редактор скоропостижно скончался за месяц до их разговора и новым стал Степан. Дядин риск оправдался. Начальник из Миронова вышёл что надо. Юношеский инфантилизм сдуло, и он плотно зарос бюрократическим мхом и излишней придирчивостью.
В кабинете помимо него работала шестидесятилетняя секретарша Мария Михайловна. Одинокая и меланхоличная женщина, давно переставшая замечать смены настроения своего начальника.
Селиверстов рукопись сдал? - спросил он с порога
Нет, Степан Семёнович - ответила секретарша
Так, значит опять запил, он уже должен целую книгу написать такими темпами. Я уже третью неделю жду от него четыре, четыре, Мария Михайловна листочка его статьи и что делает этот охламон? Он скорее всего валяется дома, допившись до состояния улитки.
Так, что у нас с Ганюшкиной? - пошел он по списку
Ганюшкина звонила, как всегда заикалась и слёзно просила в следующем месяце опубликовать ее поэму - ответила Мария
О!!! Поэму, нет, давайте только не поэму, я тысячу раз просил Ганюшкину не писать поэмы, вирши и прочую его стихотворную галиматью объемом больше 8 строк. Помните, Мария Михайловна, как она пришла сюда, в своем этом занюханном кардигане и несла какую-то невнятную ересь про Вордсворта и поэтов 19 века, писавших про природу.
Пастораль, она говорила про ценность пасторали - отрешенно добавила секретарша
И в чем простите ценности пасторали для нашего журнала, как ее бесконечная стихотворная белиберда о жучках, паучках сделает наш журнал интереснее для читателя. Я их все прошу по человечески, я же работаю по зову сердца, чтобы эти охламоны оставили хоть какой-то след в истории литературы, и чего я получаю, ценность пасторали во ста строках.
Она мне сказала что очень полюбила творчество Уолта Уитмена, - добавила женщина
Господи, Миронов хлопнул себя по лбу, и что, значит поэму она видать описала в его духе. Вы понимаете что так все без начала и конца, но видна хоть какая-то мысль и чувствуется слог. А у Ганюшкиной что? У меня весь ящик нижнего стола в ее словесной пасторали. Так что у нас там? Киреев сдал статью?
Да, Киреев написал сатирический рассказ о жизни долгоносиков - со смешком добавила Мария Михайловна
Так. У этого долгоносики, ладно, я посмотрю чего он там накропал.
А что это за кипа бумаг у меня на столе, - отвлекся от темы и спросил Миронов.
Это вам на отбор, помните вы же объявили ежеквартальный литературный конкурс. Откликнулись десять человек.
Надеюсь Амбарцумян догадался не присылать свою политическую сатиру? - с недоверием задался вопросом Степан Семенович.
Амбарцумян сдал какой-то небольшой рассказ, но о чем не сказал, добавил что вам понравится.
Это уже страшно, что Амбарцумян так решил. Ладно, оставим его творение на потом, кто еще у нас.
Михайчук и Федотова написали какую-то фантастическую повесть. - сказала секретарша
Коллективный разум рождает чудовищ - почти про себя заметил Миронов
А я еще забыла вам сказать, звонил Алексей Геннадьевич, сказал что внес правки, на которые вы ему указали и настоятельно просит издать его роман. Говорит мы авангард или нет, а его книгу издать не хотим.
Не хотим и не будем, Мария Михайловна, знаете когда человек начитавшись Набокова и Джойса начинает слепо копировать их идеи, при это не понимая смысла ими написанного, на выходе мы имеем что имеем. Джойс и сам писал так, что порой мне кажется это бредом сумасшедшего, а у нашего уважаемого Алексея Геннадьевича дела еще хуже.
Он министерский, - со слабиной в голосе добавила секретарша. Может и надавить.
Знаю я знаю, с ним больше всего проблем, ноет и ноет, я его правлю, другой бы сдался, этот - нет. Упрямый старый носорог.
Да, вам еще дядя звонил, - сообщила она
Уфф, - все что смог добавить Степан Семёнович
Набрав трубку, он услышал старый бас на той линии, разговор был как всегда долгим, входе которого Миронов то краснел, то зеленел, то лишь издавал какие-то пыхтящие звуки, и в конце концов повесив трубку, вытер пот со лба, и сообщил. Роман издать придется, черт с ним, денег дадут на издание. Одним хламом больше, другим меньше. И да, Мария Михайловна поддавите Селиверстова, пусть делает что хочет, но завтра чтоб статья была у меня на столе. На сегодня всё, с меня хватит всех этих Ганюшкиных, кто будет звонить, запишите и оставьте на завтра.
- Хорошо, Степан Семёнович, - с пониманием отнеслась она и пожелала удачи. Миронов неспешно надел пальто, и, нахлобучив фетровую шляпу, вышел из кабинета. По зову сердца он отправился на дачу. Где его ждали: крепкий травяной чай, уютное кресло и, столь обожаемая Ганюшкиной, пастораль.