Холодный дождь

Тело выбросило на берег рано утром. По пляжу бродил старик со второго этажа, именно его собака, носившаяся с высунутым языком по мокрой гальке, и наткнулась на Юлю. Девочка пропала вчера вечером, но об этом я узнала только когда поднялся шум.
Наша панелька стоит метрах в ста от берега, на холме, продуваемом со всех сторон. Мое окно смотрит прямо на унылый морской пейзаж. Собираясь на работу, я заметила, как люди идут через двор, спускаются по бетонной лестнице и направляются к пляжу.
Мне стало любопытно. Уже одетая, я захватила сумку, взяла ключи с тумбочки в прихожей и вышла из квартиры.
Оказавшись на улице, увидела пожилую женщину из соседнего подъезда.
— Юля утонула, — сказала она, взглянув на меня черепашьими глазами.
— Когда? — выпалила я.
Соседка махнула рукой.
— Не знаю.
Жесткий ветер ударил по нам, мы привычно отвернулись. Мимо пробежал какой-то мужчина, и я не сразу узнала в нем отца девочки. Раньше видела его только издали. Мы не общались.
— Так что произошло? — спросила я.
Лето было суровым, я чувствовала холод несмотря на теплые колготки. Куртка тоже мало помогала. Сырой ветер бил мне в лицо, точно непросохшее полотенце, болтающееся на веревке.
Соседка повторила, что ничего не знает, и отправилась к пляжу. Я, поняв, что иного выхода у меня нет, пошла за ней.
На пляже успел собраться почти весь дом. Когда я спустилась с холма, то заметила полицейскую машину. Подумала, надо спешить, иначе всех разгонят, чтобы оцепить место происшествия, и я ничего толком не увижу. Прибавила шагу, врезаясь в толпу.
У тела громко ругался с женой отец Юли, ее мать плакала и оправдывалась. Соседи бубнили, пробовали успокаивать обоих, но достигали обратного эффекта. Отец, решив, что тратить время на жену, вмиг ставшую ему чужим человеком, бесполезно, опустился на колени перед дочерью и завыл, как пес.
Я выглянула из-за плеча женщины передо мной. Девочка-подросток лежала на спине, раскинув руки. Волосы спутались, мокрое лицо, облепленное обрывками водорослей и грязью, побелело, глаза лениво приоткрыты. Не помню, какого цвета они были при жизни, но сейчас казались двумя лужицами свинцовой воды. Я разглядела мокрые джинсы, темно-красный свитер. Одну ногу в голубом носке без ботинка, ботинок на второй был.
Эта деталь поразила меня до глубины души. Мне представилось, что какое-то подводное чудовище сдернуло ботинок при попытке утащить ребенка в глубину. А Юля старалась плыть изо всех сил, сражалась, но проиграла. И море, словно извиняясь за неудачную шутку, вернуло тело домой.
«Что она чувствовала, когда холодная вода заливала ее легкие?» — подумала я.
Отец Юли выл. Мать стояла, опустив руки, и молчала. Лицо женщины исказилось как в кривом зеркале.
Подъехала полиция. Народ стал расходиться, чтобы дать людям в форме дорогу. Под ногами хрустела галька, волны набегали на пляж с громким шипением. Полоски пены подхватывал и рвал ветер, и белые невесомые комочки ее уносились прочь.
Полиция велела очистить место возможного преступления, но люди, словно им было трудно двигаться, лишь отодвинулись немного дальше от тела. Двое полицейских проводили мать и отца Юли к подоспевшей «скорой помощи».
Меня охватило оцепенением. Было очень неприятно смотреть на то, как эти двое страдают. Казалась чудовищно нелепой эта смерть и то, что мы ничего не знаем о ней. Сама ли девочка прыгнула в море или произошел несчастный случай. Или Юля стала жертвой убийства. Я ненавижу неопределенность, меня выводят из себя недомолвки, люблю, когда ясно и четко — но кто успокоит мою совесть сейчас? Мы соседи, мы брошены тут на краю света и повязаны одной судьбой, ведь так? Я имею право знать, что произошло с Юлей, не меньше, чем ее родители. Мысль о том, что гибель девочки, не начавшей толком жить, могла быть случайностью, ужасала сильнее всего.
Глядя на ее мокрое лицо, я видела себя. Однажды и я могу не вернуться домой. Придут ли к моему трупу, выброшенному на камни, соседи, с которыми мы знакомы много лет? Я взрослая женщина. Стоит ли чего-то моя жизнь в сравнении с жизнью Юли?
Прибыл наряд патрульных, который очень быстро освободил пляж; нельзя мешать работе экспертов. Но мы не разошлись кто куда, просто переместились во двор, где, сбившись в неплотную толпу, обсуждали происшествие. Половина стояла, подобно мне, глядя в никуда, другие оживленно делились соображениями. Курили, сокрушались, кто-то плакал, ругал полицию, жизнь, неустроенность и отчаяние, намертво вросшее в наши души. Говорили, девочка не могла убить себя — с какой бы стати? Выстроили версию о серийном маньяке, но я этому не верила.
Может быть, все гораздо проще. Юлю убила сама жизнь. Так бывает, когда подходишь к черте, за которой, оказывается, нет ничего. Вместо цветущего сада перед тобой грязная подворотня, заваленная мусором.
Начальница позвонила и спросила, где меня носит. Я объяснила, что не в состоянии работать из-за этого ужасного случая. Она поворчала, разрешив мне отгул.
Мы стояли во дворе под ударами холодного ветра еще часа два, ждали, наблюдали за необычно долгой работой полиции. Наконец, она уехала и забрала тело. С ней исчезли и родители Юли.
В конце концов, я так устала и замерзла, что решила пойти домой.
Самые стойкие топталась во дворе до темноты. Точно в знак траура, фонари в этот вечер не зажглись. Пошел дождь, штормовой ветер завывал, наскакивая на фасад нашей панельки и раскачивая провода.
Я думала о Юле, о том, что ей пришлось пережить. Девочка умерла в одиночестве, испытывая ужас, который никто из нас и вообразить не может, и никого не было рядом.
Меня охватывал озноб и немели руки, а дождь лил во мраке, словно никогда до этого, с неутолимой яростью.
И вернулся в день похорон, словно издеваясь над нами, стоящими во дворе, куда вынесли гроб. Юля лежала вся в белом, над ей держали зонты, но толку от них не было. Вода все равно брызгала на покрывало и лицо.
Наконец, гроб погрузили в черную «газель», и мы, провожающие, растянулись цепочкой позади нее. Шли, сражаясь с мрачными мыслями, ветром и дождем.
Нам еще предстояло принять правду. Полиция сделала вывод, что Юля погибла в результате несчастного случая. Вероятно, поскользнулась, упала в воду, и течение унесло ее далеко от берега.
До кладбища я не дотянула. Не чувствовала в себе сил смотреть, как земля падает на крышку гроба.
Пристраивая зонт против ветра, хотя это было трудно из-за того, что он часто дул, кажется, сразу отовсюду, я вернулась к пляжу.
Никого не было рядом. Море яростно набрасывалось на берег, словно пытаясь дотянуться до меня и утащить с собой. Оно украло так много жизней, что и не сосчитать, но я ему не дамся, не позволю превратить себя в нечто, годное лишь в пищу сырой земле или безмозглым рыбам.
Я живая. У меня есть имя.
Морю, впрочем, были не интересны мои мысли, желания и страхи. Оно наслаждалось свое силой и могло ждать новую добычу сколько угодно долго.
Слезы кипели на моих щеках, дождь слизывал их с наслаждением. Отбросив зонт, я брала гальку покрупнее и швыряла ее в бешеные волны. Я кричала и бросала, пока у меня не заболела рука. Я пошла домой, забыв зонт. Его подкинуло ветром и покатило вдоль линии прибоя.
Моя ненависть к морю ничего не могла изменить, никого спасти или хотя бы дать надежду.
Позже я слышала от кого-то, что Юлин рюкзак выбросило на берег спустя два дня после похорон. Что с ним стало, мне неизвестно.