Самая красивая матенька-17 гл-Предсказание цыганки

 Как цыганка судьбу предсказала

Однажды ей гадала цыганка и, предсказав многое о ее будущей жизни, сказала, что умрет она в пятьдесят пять лет.
Годы шли. И все сбывалось как предсказала цыганка, и приближалась дата, предсказанная цыганкой. Тетя Шура, похоронив мужа и, выдав дочерей замуж, осталась в большом доме одна.
И решила она дом свой продать и все раздать детям. Дата-то приближалась!  А сама вышла замуж за старичка, который жил в хорошем районе. У старика была квартира и сын, который работал на Севере. Возвращаться домой в эту квартиру он не собирался. Прожив в этом браке несколько лет, тетя Шура похоронила и второго мужа.
Но тут наступили девяностые годы, которые сломали судьбы многим. С севера стали возвращаться люди, потому что на Севере стало трудно жить, с продуктами было плохо. Решил вернуться и сын ее мужа в свою квартиру и, извинившись, сообщил ей об этом.
Что делать ей теперь? Пришлось идти жить в семью к дочери в большой новый дом, который был построен и на ее деньги. Однажды дочь что-то невежливо ей ответила на вопрос об обеде, тетя Шура обиделась на такое обращение, пошла и написала заявление в дом престарелых, и вскоре ушла туда жить. Дочки тоже обиделись на нее, что она их опозорила, ведь они ничего страшного не сделали. И все последующие годы почти не навещали ее и не общались. А прожила она, подумать только, до девяносто лет!
  То ли ошиблась цыганка, то ли сказала ей неправду, зная на самом деле какая у нее жизнь, то ли сверху тете Шуре добавили еще много лет за ее доброе сердце, но жизнь ее оказалась намного длиннее пятидесяти пяти.
Только годы эти, проведенные в доме престарелых, были самыми несчастными в ее жизни, и пролито там было море слез из-за обиды на детей и внуков, которые забыли про нее. Даже хоронили ее не родные, а дом престарелых. Я навещала несколько раз, но смотреть как она рыдает было очень тяжело, а помочь я не могла, потому что дома была тяжело больная мама.
Так закончилась ее жизнь, посвященная мужу и детям, доброй и симпатичной, прожившую в хорошем доме обеспеченную жизнь, и, получившую в конце, на закате лет, жестокое одиночество и заброшенность. В нашей стране судеб, с плохим концом, бесчисленное множество, что заставляет задуматься еще в молодости: как бы нам, по возможности, избежать этого.
Только как от судьбы уйти — никто не знает!
И все-таки на фоне других женских судеб в нашей стране, у нее была более благополучная судьба, потому что прожила она свою жизнь, до глубокой старости, с мужьями, первым и вторым, чего были лишены миллионы женщин, оставшиеся с молодых лет навсегда вдовами, лишенные женского счастья, и воспитывающие в одиночку своих детей.
После выхода на пенсию, Матенька занималась внуками от старшей дочери, готовила им обеды, пекла плюшки-ватрушки и встречала из школы.
Иногда они шабашничали с подружками; ездили на колхозные поля и собирали подсолнухи, жарили семечки и продавали стаканами на маленьких рынках. Это было подспорьем к маленькой пенсии. С полей их гоняли сторожа, которые ездили вокруг полей на мотоциклах, но только шугали, но не ловили. Жалели их, пенсионерок, наверное.
А иногда, осенью она ездила на уборку яблок в совхоз, где зарплату выдавали тоже яблоками, привозила оттуда несколько ящиков, потом продавала их понемногу на рынке.
Матенька была легкой на подъем и ездила по всей стране, за покупками модными для дочерей, а иногда просто так, кого-то навестить. Так как все хорошие товары были тогда в дефиците, нужно было или доставать по знакомству, или ехать куда-то в другие города.
Она могла сесть на поезд и поехать, например, в Самарканд или Таллин за сапогами. Купит обеим дочерям и еще пары две-три на продажу, чтобы «оправдать» дорогу, то есть окупить билеты туда и обратно. И в итоге получалось, что она как будто сапоги в соседнем магазине купила. Много покупать она боялась, потому что могли привлечь за спекуляцию и посадить в тюрьму.
Однажды она вернулась домой расстроенная после поездки к бабушке. Ехать всего два часа поездом, и она уже пенсионерка, проболтала с соседями, и пока они покатывались со смеху над ее рассказом, цыганка, проходившая мимо, украла у нее плащ.
—Да, ладно, — успокаивала я ее, — не расстраивайся, все что не делается —все к лучшему! Плащ твой был старый, мы тебе новый купим, импортный.
Она успокоилась, и вскоре мы ей достали новый красивый югославский плащ. Поболтать в поезде она любила и за это поплатилась не раз. Однажды, еще после войны, она поехала за калошами в Мелекесс, купила несколько пар и возвращалась домой на поезде. И заболтавшись с соседями, она проехала свою станцию, и пришлось ей выйти на следующей, в Нурлате, а денег-то уже не было! Так вот она продала две пары калош, чтобы купить билет до своей станции и вернуться домой. Вот такой она была путешественницей!