Ждёт Алтай, ждут лошади. Часть первая

Аркадий страшно хотел поехать на Горный Алтай. В конный поход. Сам он совершенно не смог бы объяснить, почему именно туда и почему именно на лошадях.

Ведь что такое поход. Сначала он сидит на лошади трижды за всю жизнь, а потом по семь часов в день полторы недели подряд. Причем вот те первые три раза — на мягком спортивном седле, а полторы недели — на жестком походном. А промежность у человека одна и она не казённая.

«Это жопа, ребята», — рассказывал он потом друзьям. — «Там такая красота. Просто ужасно».

За полгода до этого девушка из турфирмы в Горноалтайске рассказывала, как Аркадию с его спутницей будет хорошо. Их ожидают конные прогулки по горным тропам, уют палаточного лагеря, ароматно булькающий над костром котелок и умиротворенное засыпание под звездным небом под пение птиц.

За четыре дня до вылета турфирмовая девушка перезвонила и сказала, что группа не набралась и всё переносится на две недели. Пока она говорила, меланхоличный обычно Аркадий посмотрел, сколько будет стоить замена авиабилетов, и тут же страшно на неё наорал.

И первый раз в его жизни это сработало.

Они с девушкой Олей сидели в аэропорту, потом летели, потом ехали, потом грузили походные вещи и снова ехали. За сутки пути Аркадий пришел в себя один раз — когда на стоянке под Горноалтайском набивал рот блинчиками с земляникой.

«Прекрасные блинчики», — обязательно говорил он, когда дело доходило до воспоминаний. — «Я вижу их иногда во сне».

Беспечно скакала по камням и буеракам речка Катунь. Беспечно скакали по камням и буеракам вдоль речки Катуни походники на старой-престарой «буханке».

К вечеру, с вытрясенной до донышка душой, доехали до урочища. Урочище — это как хутор, только урочище. В урочище стоят аилы. Аил — это как чум, только аил. На душистом лугу возле урочища Аркадий впервые с 14-летнего возраста постиг возведение палатки. Стараясь при этом не показывать спутнице своего отчаяния.

За ужином познакомились с инструктором и группой. Стало понятно, кому вышли боком Аркашины телефонные вопли — тётеньке Татьяне пятидесяти лет, которая собиралась в небольшой пеший поход и никогда даже не сидела на лошади. Ей сказали, что пешая группа отменяется и единственный шанс побывать на Телецком озере и вокруг него — это взгромоздиться на коня.

Отважная. Когда на следующее утро пять человек сажали её в первый раз верхом, Татьяна тряслась так, что вибрация распространялась вокруг волнами. Вибрировали конюхи. Вибрировала лошадь. Вибрировал жирный алтайский чернозём и то, чем его незамедлительно удобрило непривычное к таким перегрузкам животное.

Забегая немного вперед — в середине похода, на перевале, лошадь понесла и Татьяна кубарем полетела с нее на землю.

На километр вокруг всё было покрыто только острыми камнями, матюгами конюхов и перспективами нести переломанную Татьяну на руках. Но ровно в том месте, куда она рухнула, рос то ли ягель, то ли можжевельник и путешественница осталась цела.

Подвесим пока эту сцену стоп-кадром: перевал, дождь, ветер, лошадиный галоп, острые каменные осколки, летящие из под копыт, и женщина, летящая с лошади.

Пусть Татьяна повисит так ещё немного с вытаращенными от ужаса глазами, а мы вернёмся в начало. Путешественники собирались в путь.

К тому времени, когда все уселись на лошадей и выстроились цепочкой, Аркадий был вообще без сил. Ему хотелось упасть на траву и как Андрей Болконский смотреть в холодное небо Аустерлица. Труднее всего оказалось даже не упихать привезенные с собой вещи в лошадиные сумки, а решить, какую половину из этих вещей оставить на базе.

В стандартной походной лошади предусмотрены несколько слотов для снаряжения.

Основные пожитки прячутся в арчимаки — две прорезиненных сумки с перемычкой. Перемычка набрасывается на круп, сумки свисают по бокам. В первый же переход Аркадий узнал, что если упаковать их абы как, то самый твердый из лежащих в арчимаке предметов обязательно будет торчать углом изнутри и натирать ляжку, пока не взвоешь.

Палатка и пенки пакуются в драйбэг — круглую водонепроницаемую тубу. Она крепится за седлом поперёк лошади, а седок опирается на него поясницей. Драйбег Аркадий возненавидел с первой упаковки и на всю жизнь. Дважды в сутки он вступал с ним в схватку и каждый раз проходил все стадии принятия неизбежного. Пенки не скручивались, палатка не лезла.

«Ну и не впихивайся, раз не хочешь!» —  приунывал он, но всё равно потом дёргал, тянул во все стороны, упирался и снова тянул.

Ещё один элемент конного такелажа — специальная боковая веревочка — предназначался для плащ-палатки. Ловкий ездок отвязывал и надевал плащ, не снимая себя с лошади, а когда дождь кончался, привязывал его обратно. За всю поездку Аркадий умудрился исполнить этот трюк только единожды и, кажется, чуть не проткнул себе ребром лёгкое.

Больше всего он переживал, что оставил на базе новенькие трекинговые ботинки и краги, а взял только резиновые сапоги. Как-то потом он прочитал в книге, что такие решения называются неосознанной компетенцией — ни разу трекинговые ботинки не пригодились ему на этом грязном дождливом пути.

Короче, путники собрались. В такие моментах писатели обычно пишут: «И они поскакали!..»

Но Аркадий и остальные не поскакали, и даже не перешли на рысь, а двинулись шагом, то и дело мешковато сползая на сторону и прислушиваясь к ощущениям в промежности. Та рапортовала, что неживописная грунтовка очень, очень хорошо утрамбована.

Знаете, вообще-то Аркадий ожидал сразу оказаться на горной тропе! Слушать шелест трав, смотреть на очертания горных кряжей вдали. И чтобы ветер овевал его мужественное лицо и чуть прищуренные от горного солнца глаза. В этот момент лошадь задумчиво обошла лужу и протащила Аркадия сквозь пыльный придорожный куст.

А через три часа изнуряющей однообразием грунтовки они свернули в лес и начались уже настоящие аттракционы...