Весна майская

Весна в этом году выдалась несколько чудаковатой, со странностями, хотя и зима особой серьёзностью не отличалась. Морозов даже в крещенские праздники не было, какие бывали раньше в эти дни.
Зима, как бы в полудреме находилась,  лениво выполняя свои зимние обязанности.
И вдруг перед  самой весной очнулась, пугая людей утренними заморозками и запоздалым снегом.
У Марии сильно болели колени: чашечки горели распространяя под одеялом свое нездоровое тепло, а боль внутри их подергивалась, как гитарная струна под  ловкими пальцами играющего. Она то набирала свой тембр до высот, то резко упав, еще долго тянула болевую ноту.
Вставать не хотелось, но и лежать, прислушиваясь к своей боли, Марии было не в радость.
Откинув под стену одеяло, Мария свесила ноги с кровати и на мгновение замерла, прислушиваясь к шепоту свекрови в комнате напротив.

Все слова этой заутренней молитвы, она знала наизусть. Пусть они были и разными каждое утро, не заученными фразами, но все они сводилось всегда к одному.
Себе, Варвара Пантелеевна, желала скорейшей встречи со своим мужем, Егором, она с жаром просила Бога исполнить ее просьбу и не откладывать ее в долгий ящик.
Ей она желала встретить хорошего и надежного мужика, чтобы
не быть одинокой и встретить старость не одной.

Ведь, как она считала: женщина подобна буханке хорошего  дурманящего нутро хлеба, но без женского счастья и мужской любви, она, как и хлеб, становилась непотребным ни кому сухарем.
Мария не посягала на ее слова молитвы, ибо такого, как ее сын - она это крепко уяснила, Бог дважды не дает и она смирилась.
Валюшке, своей единственной внучке,которой кстати скоро сорок пять, и имевшей за женской душой два неудачных брака, она оптимистично вещала, что все у нее впереди, что женщина должна сначала налиться соком, научиться премудростям общения с мужчиной, а уж потом время и дело свое покажет.
И наконец о своей правнучке Лизоньке, по другому она ее и не называла, молилась дольше всего.

Неистово просила не повторять их судьбу, Бога же просила вразумить и наставить на путь истинный, свое любимое чадо.
Мария, чтобы не мешать исповеди свекрови, задерживая дыхание и стараясь мягче ступать, прошла на кухню, там включив чайник  присела  у окна на табуретку.
За цветочным узором занавески только начинало сереть. Утро пресыщенное,  непрекращающимся всю ночь дождем робко, словно красна девица, заглядывало в окно комнаты.
Это был первый весенний дождь,.Дождь без примеси надоевшего всем снега.
После такого дождя, земля должна окончательно проснуться, и расслабив свои объятия, выпустить из себя  все буйство первой зелени наружу или, как еще говорят, на  свет божий.

 Проверив наличие холодильника, Мария решила не заморачиваться с завтраком и разогревала на сковородке вчерашнюю (чего добру пропадать) мятую картошку, смачно  сдобренную сливочным маслом.
Накрыв картошку  крышкой, чтобы она пропарилась хорошо, достала банку квашенной капустки и заправила ее подсолнечным, с нарезанным полукольцами луком.
- Ну вот, вроде и все. Позавтракать хватит.- подвела она итог вслух.
- Ты с кем это тут разговариваешь, а? - за хлопотами Мария не заметила зашедшую в кухню свекровь.
- Ой,мама, да сама с собой... с кем же еще... из ума вот потихоньку выживаю.- она быстро нашлась, что ответить.
- Ты гляди-ко, из ума она выживает... чегой-то про меня тогда говорить...столетник вон уже разменяла...забыла уже зачем и живу...- Варвара Пантелеевна приняла шутку невестки и засмеялась, как будто колокольчик в кухне прозвенел.

Мария от всей души уважала эту женщину, скорее любила, как мать. Небольшого роста, худенькая: она и впрямь смеялась звоном колокольчика, хочешь, не хочешь, а улыбнешься ей в ответ.
- Марь, там мне вчерась внучка журнал принесла с красивыми картинками... ты не знаешь, куда я его дела. С памятью что-то творится: давнишнее все, как на ладони, а вчерашнее ускользает и вспомнить ничего не могу.- свекровь смущенно теребила конец фартука.
- Мама, да куда он денется, отыщется твой журнал... вот позавтракаем и найдем. Ты свои фронтовые будешь? - Мария нарочно перевела разговор снова на шутливую тему, ставя на стол маленькую рюмочку.
Настроение такое у нее с утра, легкость в душе, так бывало, когда должно было случиться что-то хорошее, нужное.

- Да куда же я без них...без них я не боец, сама знаешь.  День то вон какой длиннющий, и его выдюжить надо... а я то уже  старая, тю-тю скоро.- и она снова рассмеялась колокольчиком.
Потом смешно сморщившись, выпила свои утрешние 50 грамм водки. Когда-то на вопрос, зачем заранее морщиться, а потом пить, она смеясь ответила - а чтобы не горько было.
- Вот не увещевала бы я тогда своего Егора и не сидели бы мы сейчас вместе, а то уперся  так тогда, уперся то...но я упрямее была, этим и взяла... победила под чистую...моя взяла - окунувшись в воспоминания, Варвара Пантелеевна даже как-то помолодела.

Ее лицо приняло оттенок радости, загорелось каким-то внутренним светом, а когда то голубые глаза, наполнились любовью, неиссякаемой к жизни любовью. У  Марии повлажнело в глазах и ей захотелось обнять эту женщину, перенесшую на своих хрупких плечах все тягости проклятой войны, хотелось прижать ее к себе, успокоить.
 Прислушиваясь в сотый раз к разговору, родному от первой и до последней буквы, Мария  время от времени кивала свекрови головой, как бы поддакивая и сопереживая ею сказанному.

В том далеком сорок первом, Варенька ответила согласием на предложение Егора. Они вместе строили планы на свою счастливую в любви жизнь, вместе с нетерпением ждали дня начала их совместной жизни, но июньское утро жирной чертой зачеркнуло все их мечты и не давая опомниться, надолго разлучило.
За первые два года войны, Варенька получила только  три письма от Егора, три письма полных надежд и любви.
А потом писем долго не было и это ожидание изматывало ее душу похлеще всех тягот того военного времени.
Утешением служило только одно: это отсутствие похоронки, успевшей нарядить в черные платки, почти половину женщин села.
Редкий месяц проживали  без надрывного плача женщин, женщин принявших на себя новый статус вдов.

А ближе к весне ей пришло то странное письмо, написанное рукой не Егора.
- Да не трясись так девка, не похоронка по всему видать, полевая почта вне военных действий, тыловая - проговорил почтальон, увидев ее испуганный взгляд и трясущиеся руки, выхватившие у него письмо.
И только зайдя за дом, прислонившись спиной к старой яблоне, Варенька раскрыла треугольник.
На пожелтевшем листе бумаги, корявым почерком  и с ошибками, было написано, что ее Егор погиб в бою и она свободна.
Ничего не понимая она читала и читала эти строки шевеля губами, как будто хотела  выучить их наизусть.
Слез не было, как и не было понимания: она  сползла спиной по корявой  яблоне вниз и сколько  просидела так и сама не знает.
О чем только не передумала, но все сводилось к одной мысли - этого не может быть, так не пишут и нечего ей раньше времени оплакивать любимого.
Она будет его ждать и обязательно дождется.

Прошел год. Наступила весна принесшая долгожданную победу, а ни писем от Егора, ни его самого как не было, так и нет. Возвращались в село мужики: кто прямо с фронта, кто с госпиталя, без рук, без ног, но возвращались.
С  подсказок подружек, Варюшку постепенно стали одолевать другие мысли: мол встретил там санитарочку, полюбил, может она ему жизнь спасла, как такую не полюбить, ну вот и весь сказ.
Замкнулась Варенька в себе: она знала, она чувствовала что Егор жив, но зачем он так поступил с ней, за что. Можно было просто поговорить, она бы поняла и отпустила, потому что любила .

 Но время шло, а понимания и ясности не приносило.
И однажды сидя в кафе с друзьями, пригласившим ее отметить их дату, она заметила прихрамывающего мужчину, направляющегося именно к их столику и не сводящего с нее резкого взгляда.
Поднявшееся  волнение обдало холодом ее спину, пробежало по ногам и сделало их деревянными...
Мужчина подойдя к ним и глядя на нее в упор, проговорил.
- Сидишь празднуешь...ну. ну....а человек, любящий тебя , гибнет. Понимаешь, просто гибнет...а ты тут...- он скрипнув зубами  повернулся, собираясь  уходить.
- Подождите...ради Бога подождите..где он...что с ним...- Варенька вскочила опрокинув стул и догнав его, схватила за рукав  плаща.
- Мне письмо приходило, но я не поверила ему...я знала, что он жив , только мысли разные были... не томите меня...где он...что с ним..- глаза Вареньки наполнились слезами и мужчина увидев их, остановился.

-  То проклятое письмо я писал..по его просьбе..но я чувствую себя виноватым до сих пор  и поэтому я здесь, надеясь исправить ошибку. - протерев с силой ладонями лицо, словно избавляясь от чего - то, он продолжил.
- Мы вместе в госпитале лежали. У меня осколочное ранение... а он ноги потерял...обе, до колен...ты понимаешь теперь всю суть..Он тебя очень любит но не хочет быть тебе обузой.
- Так где же он...мне все равно какой он...как мне его найти - срывающимся голосом Варенька решительно поставила точку: закрывая прошлое  и открывая дорогу в новую неизвестную жизнь. Неизвестную, но обязательно счастливую.

Нашла его Варенька не сразу: пришлось несколько дней ночевать на вокзале незнакомого города, а дни полностью посвящать поиску.
Однажды обходя в очередной раз привокзальный рынок, услышала окрик за спиной.
- Эй, это ты что ли ищешь безногого...- обернувшись Варенька увидела дородную тетку в клеенчатом фартуке, подзывавшую  ее к себе взмахом руки.
- Да , я ищу... вы его знаете и можете сказать где его найти? - у Вареньки вдруг сильно застучало сердце, ей пришлось даже попридержать его рукой, чтобы не выскочило.
- Может и знаю...только на кой он тебе, вот такой то вот, безногий...- тетка пронизывающим взглядом окинула ее с ног до головы, но натолкнувшись на ее глаза, немного помолчав, добавила.
- Ну-ну...не ерепенься...я к чему спросила...вот тронешь сейчас его душу, а потом фырк и улетела...а ему то каково будет...не каждый  сначала может жить начать....кумекаешь к чему я...
- Да не томите вы меня...он любой мне нужен ...я сильная, я выдюжу...мы справимся, вместе справимся...- накопившиеся за время ожидания слезы, наконец-то вырвались наружу, снимая своим потоком всю тяжесть с ее души.

- Василий,  обернувшись назад  прокричала кому-то тетка, присмотри тут...я сейчас...свожу вот девку к нашему горемыке...и снимая через голову фартук, добавила ей - так уж и быть, пошли
 - Да не беги так, успеется...ишь норовистая какая. Привыкла я к нему, понимаешь...он мне теперь, как сын...мой то не вернулся.- тетка достав из кармана платок, вытерла повлажневшие глаза.
- А Егорку я на вокзале подобрала...не хотел ко мне идти, беспокоить не хотел, да зима то ведь она свое берет, не побалуешься.
Намучились мы с ногами поначалу, а потом ничего, зажили слава Богу, полегче ему стало.
Теперь вот в сапожной будке пристроился, да мастеровитый какой, все так ловко у него получается...обувь прямь, как новая...- изменившимся голосом, убравшую ее всю нарочитую грубость, делилась наболевшем тетка.
- А теперь...вот видишь будку...там твой Егор...и мой...сама иди, трудно мне...но ты меня хоть слышишь...переночуете у меня...потом помогу с переездом...эх...да иди уже...стала тут...- резко подтолкнув ее, она пошла не оборачиваясь.

Подойдя к будке с маленьким оконцем и распахнутыми дверьми, Варюшка шумно  выдохнув мешавший дыханию воздух, решительно шагнула за порог.
- Скажите, вы только обувь ремонтируете...а душу не можете...- выпалила тогда она   , намереваясь с ходу высказать ему всю свою боль и обиду, но  увидев глаза Егора, полные неимоверной тоски, замерла.
- Нашла...я тебя нашла...ну как ты мог так обо мне подумать...ну как...- упав перед ним на колени,обнимая его тело и целуя соленые от слез глаза, Варенька то смеясь, то плача выговаривала Егору.
- Вот подожди...приедем домой, и что ты думаешь я впервой сделаю...да я побью тебя...сильно побью...чтобы знал...чтобы не думал...
- Варенька, Варюшка...да я глазам своим не верю...ты прости меня...я то думал: ты молодая, красивая...а я что...полчеловека...зачем я тебе такой...прости...не плачь...не надо...- Егор, как слепой гладил ладонями ее лицо, волосы, жадно смотрел в ее глаза, и вдруг пересохшими губами целовал ее и целовал.

 Мария уже прибрала со стола, вымыла посуду, а Варвара Пантелеевна все говорила, и так искренне переживала прошедшее, будто это было недавно, а не семьдесят с хвостиком лет назад...
А тогда, привезла она своего Егора, спасибо люди хорошие помогли, сама бы не справилась и стали они жить в ладу и согласии. Да и не поперечить было Егору Вареньке: как сказала, так и делал, не желал ее расстраивать и так обидел недоверием.

Сначала он занялся знакомым делом, ремонтом обуви: работы хватало, время то какое было,  нового не накупишься. Иногда из пацанячьей обуви, которой была одна дорога на свалку, сооружал такое, что люди диву дивились.
Со временем  научился делать кухонную мебель, смастерил себе сначала одну ногу и костыли, потом другую, научился с палочкой ходить.
Варенька родила ему двоих сыновей, старший был ее мужем и жили они вначале вместе, а потом отошли в свой дом.

Младший уехал по путевке на строительство, там встретил свою любовь и остался на постоянное жительство.
Однажды по приезду в гости, как бы изъявил желание остаться, мол жена с детьми после приедет, куда денется. Может что-то не складывалось у них, но Варвара Пантелеевна не разрешила детей сиротить, мол не война, а настрогал, так тяни лямку.
Похоронила она своего Егора, но пожить они успели вместе, наверстали любовью упущенное.
Потом заболел ее муж и умер, не вынесло сердце операции на легком. Мария перешла жить в ее дом, свой оставила единственной дочери и внучке.  
Ее удивляла выносливость и терпение Варвары Пантелеевны к неурядицам в жизни и пошатнувшемуся здоровью, да мало ли десятый десяток разменяла.
Удивляло так, да и примером служило, что сама никогда не жаловалась ни на что, неудобно было нюни разводить.
Так и жили оберегая и опекая друг друга.
- Мама, ты слышишь как в окно сирень пахнет...прямь духи и все тут...пойду я наломаю и поставлю тебе в комнату...завтра ведь праздник...девятое мая...а сирень - это ведь цветок победы. Так что будем праздновать.