Отражение солнечного света ч. 1 гл. 7

Тихо было. Иногда где-то взрывались снаряды. Немец долбил город постоянно. В небе
летала смерть, и обрушивалась на дома и людей в самых неожиданных местах. Похоже тут все к этому привыкли. Никто не вздрагивал и не пригибался без особой надобности. Страшнее бомб и снарядов был голод. Постоянное, источавшее изнутри, доводившее людей до сумасшествия чувство голода. Почти во всех встреченных взглядах была пропасть страшной голодной муки. На военных смотрели как на людей более удачливых, которых регулярно кормят и хлебом и супом и горячими кашами разными. А ты голодный червь, никому не нужный, и в твоей некогда умной голове всё место заняла одна всё подчиняющая мысль.
Да, конечно, солдат надо кормить чтобы были силы сдерживать врага. Чтобы, когда потребует Родина, встать и отдать свою жизнь за Победу, за то, чтобы быстрее кончилась война, этот кровавый, голодный, холодный кошмар.
Но сколько изнурённых голодом ленинградцев отдали бы свои жизни за ценности несравненно меньшие. За буханку хлеба для умирающего ребёнка.
Эта жизнь стала страшнее смерти и дешевле буханки.
Спрашивать дорогу не хотелось. Шли быстро. Вскоре стало понятно что люди двигались, в основном, или на рынок или обратно. Туда озабоченные, оттуда с
искоркой радости в глазах. Длинный и худой мужчина, интеллигентного вида, шёл навстречу бережно прижимая к груди собаку, чёрно-белую дворнягу. У него в глазах был страх от возможности неожиданно потерять драгоценную ношу. Такие же глаза были и у собаки, тут видимо сказывалось врождённое собачье чутьё.
Незнакомые улицы с знакомыми названиями привели нас на Сенной рынок.
Уйма людей ходило, стояло, сидело на ящиках, все что-то предлагали, покупали, продавали и меняли. От многообразия всего происходящего вокруг притуплялся рассудок.
- Давай скорее меняем табак и сваливаем отсюда - Серёге тоже всё это было в тягость.
Походили, поспрашивали, отдали весь мешок какому-то барыге за деньги. Теперь надо было покупать, по списку. Одежды продавали много всякой разной. В этом месте всё пропахло нафталином, пальто и кофты, старики и старушки. Содержимое сундуков и комодов было выставлено на продажу. Скоро лето, и пока ещё можно было продать тёплые вещи, люди старались поменять это всё на еду. О будущей зиме думать было глупо, пережив эту.
Между рядов ходили покупатели, щупали, нюхали, торговались. Ещё март и в нетопленных квартирах надевалось всё что есть и хотелось надеть ещё. Говорили спокойно, никто своего мнения не навязывал.
Серёжа нашёл себе свитер, не толстый, как раз под гимнастёрку, серенький. Мерять не стал, так прикинул на широкую грудь. Продавала его женщина с удивительно молодыми, серыми глазами. Пуховый платок открывал белый лоб и розовый нос.
- А это мужской свитер? - захотелось с ней поговорить.
Яркая варежка опустила с лица платок.
- Да, папин... .
Бледная вся и губы шелушатся.
- Папа не замёрзнет? - мне нужно было сказать ей что-то доброе.
- Папа умер... . Ещё в январе.
Сергей уже остыл к покупке.
- Не в этом свитере умер-то? - у него до входа на базар сложилось дурное настроение.
- Нет, нет. Что вы, я из шкафа продаю ненужные вещи.
Какие ясные и чистые глаза, бледное лицо и прядь светлых волос из под платка.
- Я куплю этот свитер! А ещё есть у вас? Товарищи заказывали, и носки нужны шерстяные.
- Да вот, сынок, у меня носочки-то. - Не выдержала бабка рядом.
- Ой, у меня есть, но дома, я завтра могу принести
- Вам продавать сегодня, похоже, больше нечего, мы вас проводим до дома вы и вынесите.
Сергей стоял рядом заложив руки за спину и расставив ноги. Смотрел в упор,
требуя пояснений. Я ему скорчил рожу "так надо".
На всякий случай купили у бабки носки и ещё что рядом подвернулось. Пошли,
наконец, на выход.
Идти пришлось через место где продавали горячие лепёшки и пирожки. На досках стояли большие кастрюли и бидоны укутанные тряпьём, а на крышках восседали в
тулупах продавщицы, злыми глазами стреляя в зевак, кто не покупал а собрался только нюхать.
- Давайте по пирожку купим! Я взял с собой денег, надо же истратить. Угощаю!
- Нет, нет! Я не хочу, спасибо - щёки покраснели а носик остался розовый.
Неожиданно сзади истошно закричали.Какой-то мужик держал за ворот тулупа бабу-продавщицу, прижимая её лицом к бидону. Та вырывалась и визжала. Её соседки, подельщицы, отбежали с кастрюлями в сторону. Милиционер появился быстро, схватил мужика, но бабка, освободившись, кинулась бежать бросив бидон и обидчика.
- Сержант, помоги - толкнул он мне в объятия мужика и поймал бабку.
- Что тут происходит?- тащил он её за рукав, та упиралась.
- Деньги, деньги он у меня ограбил! - глазки бегали, в них был страх.
- Из человечины у неё пирожки! Вот кожа с пальца, как это можно спутать? - мужик
тыкал в нос милиционеру недоеденный пирожок.
- Держи его крепче, сержант - прохрипел, ухватив бабку покрепче за воротник.
Горло его в несколько раз было обмотано шарфом, лицо потное. "Температурит, больной а на работу вышел", мелькнуло в голове.
- Кто такая, где твои пирожки?
- Вон бидон её лежит. Люська это, аферистка местная. Вторую неделю торгует с
нами, а раньше квартиры обчищала - соседки тут же стали на сторону власти.
- Надо в участок отвести, помогите мне, ребята.
Неужели это правда? Мороз пробирал по спине от такой мысли.