Откуда берется в окопе вошь?

   Я ехал в электричке к другу на дачу.
     Коротая дорогу, читал журнал.
     Сидевший напротив старик посматривал на меня, явно желая
заговорить. Но мне говорить  не хотелось. Не отрываясь от журнала
я, периферийным зрением, следил за маявшимся от молчания попутчиком.
Надежды на то, что старик найдет себе другого собеседника не было -
вагон был почти пустой. Оставалось ждать когда старик заговорит со
мной. Правда, была надежда, что он сойдет на ближайшей станции.
Но остановки следовали одна за другой, а старик сидел напротив.
    Его пристальные взгляды на меня отвлекали от журнала. Теперь
я думал не о прочитанном, а о том, когда он, наконец-то, заговорит
и как начнет разговор. Вариантов возможного вовлечения меня в беседу
могло быть три. Вероятней всего он спросит — что читаете? Или, что
пишут? Или, вы любите читать?
    - Можно вам задать вопрос? - неожиданно спросил меня старик.
    - Конечно, - оторвался я от журнала.
    Меня удивило, что я не предусмотрел такое естественное начало
разговора.
    - Вы, я вижу,  любите читать, - продолжал старик, - и значит
многое знаете...
    - «Многое», пожалуй, слишком, - улыбнулся я, - но кое-что знаю...
    - Тогда скажите мне — откуда берется вошь?
    Я едва успел поймать на коленях выпавший из рук журнал.
    - Какая... вошь? - опешил я.
    - Обыкновенная — маленькая, кусучая...
    По морщинкам, появившимся у глаз старика, было понятно - он
усмехается. Самое разумное было бы сказать, что ответа я не знаю.
Но усмешка старика задела во мне гордыню читающего интеллигента и
удержала от признания. Вместо него я начал рассказывать о гигиене,
мытье рук, парилках и банях.
    По лицу старика было понятно — он наслаждается моим ответом.
Было ясно — чем дольше я рассуждал о том, чего не знал, тем дальше
я уходил от ответа, который знал старик.
    Когда я начал повторяться о важности мыла, старик пристально
посмотрел мне в глаза и сказал:
    - Вошь, сынок, берется от мысли...
    Я  замер, уставившись на старика. Чувство было такое, будто
случайно проглотил кусок мыла, о котором  рассказывал старику.
Стало трудно не только дышать, но и думать.
    - Вы это о чем, папаша? - выдохнул я.
    - О том, что вошь берется от мысли...
    Старик вопрошающе замолчал.
    - Не веришь? - наконец спросил он. - Тогда послушай...
В сорок втором меня  ранило под Харьковом... Очнулся в лазарете.
На мне белая рубаха, кальсоны, простыни...И ни одной вши! Хотя в
окопах с себя пригоршнями  сгребал...
    Старик сделал паузу, откинувшись на спинку сидения.
    - И знаешь почему ее не было? - спросил он.
    - Почему? - повторил я.
    - А потому, что я две недели в лазарете пролежал без мыслей...
Без сознания... Понимаешь? Башка пустая была, как пустой котелок...
Ни о чем не думал... Вот вошь и сбежала!..
    Старик замолчал, по-видимому, ожидая моей реакции. Не дождавшись
ее, он хлопнул себя ладонями по худым коленям:
    - И знаешь когда она заявилась снова? В окопе, где я 
очутился после выздоровления... Тогда  башка опять была полная 
мыслей: убьют не убьют... выживу — не выживу, вернусь домой —
не вернусь...Вот тут она снова и объявилась на мои думы...
    Электричка затормозила, подъезжая к очередной остановке.
    Старик посмотрел в окно и сказал:
    - Вот я и дома ...
    Он вытащил из-под сидения сумку, в которой лежали две
буханки  черного хлеба, две коробки макарон, пачка сахара и
пачка дешевого чая...
    - На неделю, - пояснил старик, перехватив мой взгляд на сумку.
    Я понял - старик ездил в город за продуктами.
    Он встал.
    - Благодарствую, что скоротали мне дорожку, - сказал,
кланяясь. - Простите старика, если что было не так...
    Он взял сумку и вышел из вагона.
    Когда электричка тронулась, я раскрыл глянцевый журнал,
который читал до разговора со стариком.
    Но читать не смог.
    Перед глазами стояла сумка старика с продуктами на неделю.
    Подумалось - в госпиталях его кормили лучше.
    Может поэтому и вспоминает их...