Глава 16. Право на жизнь

Но наблюдала я за пришедшими в нее, недолго.
Завернутый в теплую шкуру организм, да еще и расположенный у костра, быстро начал оттаивать. А вместе с «оттепелью» пришла и боль. Отмороженное тело ныло, кожа, казалось, треснет от одного прикосновения к ней. Внутри все тянуло и тысячи острых иголок, словно прошивали меня насквозь. Меня одновременно и скручивало судорогой и выворачивало наружу. Из глаз сами собой полились слезы. Тело выгибалось дугой, тут же пытаясь скрутиться обратно. Болел каждый миллиметр кожи, каждая клеточка внутри, словно разрезалась острой бритвой надвое. И я, сжав челюсти, скрипела зубами так, что была уверена, в том, что перекрываю этим скрежетом, даже вой ветра снаружи.
Впрочем, мои трудности разморозки никак не повлияли на темп рассказа Дикого. Разве что его руки вновь стали проделывать, становящееся привычным для него упражнение, при каждой встрече со мной. Т.е. он принялся меня растирать, используя для этого всю ту же меховую подстежку своего плаща.
Потому, ко всем отмороженным вывертам моего организма добавилось еще и жжение в растираемой им коже.
 Боль, жар, саднящая кожа – все слилось воедино, фоном  наложившись на неспешный рассказ моего знакомого.
Хотя-я, к его повествованию я мало прислушивалась, больше занятая своими переживаниями.
Уловила только то, что в первый раз он меня обнаружил, когда засек пассажира на частной яхте гаттилайнена. Не специально следя за ним. Нет. Просто пролетая мимо заметил эту яхту до Каты и столкнулся с ней после оной, когда отгуляв  на просторах космоса по своим делам, так же возвращался домой.
А заметив, заинтересовался, прекрасно зная о запрете даже на посещение Каты, не говоря уж о вывозе с нее хоть чего-нибудь. Не говоря уж о ком-то! Потому и проследил за нами до космодрома Семьи Зу-Хашах. Чисто из недоверия к самому себе: мало ли ошибся в ощущениях и борт чист? Но, нет. Он не ошибся. Что его несколько удивило, конечно. Но какое ему дело до игр гатилайнена и еже с ним? Да и до катанианки ему дела не было. Так он считал.
 Но любопытство взяло свое и, возвращаясь обратно, после выполнения каких-то своих дел, он все же решил заглянуть в окрестности имения. А заглянув, обнаружил меня, бултыхающейся в серых водах горной реки. Посмотрел, и совсем было собрался лететь дальше, не вмешиваясь в ход событий.  Да не смог. Уж с очень большим остервенением я продолжала сражаться за свою жизнь. Потому и выловил, ругая и злясь на самого себя за проявленную слабость.
Ругать то ругал, да поступить по-другому  не вышло. За что ему было стыдно. Негоже драконам проявлять мягкотелость!
Потому, отправив меня в полицию, он честно решил взять себя в руки и забыть о моем существовании. Но, отправляясь в пещеру, к месту сбора Стаи, все же не выдержал и завернул проверить: как там поживает выловленное им из реки, недоразумение?
А когда заглянул, то обнаружил меня, в гордом одиночестве  шествующую по лесу куда-то вперед, видимо в даль светлую… Почти заледеневшую, но упорно куда-то топающую по колючему снегу в одних тонких носочках и в легкой пижамке.
Увидел, замерзшую и обессилевшую, но борющуюся.
Просчитав, что шансов дойти до укрытия у меня совсем немного и обнаружив, что я все так же упорно цепляюсь за жизнь, борясь за нее все с тем же рвением, что и в реке, не имея при этом ни единого шанса выжить, но и не проявляя при этом ни малейшего желания просто лечь на землю и тихо  помереть.  Мой знакомец взвыл на свою судьбину, разозлился, в который раз, на себя за слабость и, выудив меня из сугроба, притащил к стае.
Отдав и себя, и меня на ее суд.
К концу его повествования, я уже была способна высунуть нос из складок мехового плаща, с интересом оглядывая собравшихся. Тело все еще болело, я чувствовала себя жутко вымотанной. От тепла и чуть отступившей боли, глаза начали слипаться, живот пару раз тихо заурчал, прося есть, но любопытство пересиливало все.
И, свернувшись калачиком на коленях спасителя, покрепче прижавшись к его животу, я,  чуть раздвинув мех, пытливо стала разглядывать  Диких.
Пламя костра колебалось, выхватывая из тьмы лицо то одного, то другого представителя племени.
В принципе, как я отметила про себя, все они были похожи: белоснежная кожа, чуть удлиненные лица, с островатыми подбородками.  Волосы,  насыщенного черного цвета, доходящие  до плеч и собранные сзади, в опрятные хвосты. Густые, черные, аккуратные брови, заходящие на виски и сросшиеся на переносице.  Угольно-черные, большие, глубоко посаженные глаза, чем-то напоминающие  фасеточные  глаза пчел, с поднимающимися, откуда-то из запредельных глубин сознания, не ведающим света, разноцветными искрами жизни.  Огоньками, не освещающими мрак, но демонстрирующими проявление чувств, эмоций. А может быть и отличающие друг от друга разные Рода. Или, сообщающие знающим, о складе характера каждой отдельной личности, входящей в одну общность.
Нет. Они не были одинаковыми как однояйцевые близнецы. Просто я выхватывала из расступающейся перед танцем огня темноты, черты собравшихся в пещере созданий, отмечая для себя, те, что объединяли эту группу, демонстрируя ее видовые особенности.
Их было человек тридцать. Тут были и те, кто выглядел достаточно молодо и те, чей взгляд антрацитовых глаз, не смотря на гладкость кожи, не имеющей не единой морщинки, выдавал немаленький возраст их обладателя.
 Они расселись у костра, подтянутые, невозмутимые, в одинаковой эластичной одежде, по виду похожей на тонкую, хорошо выделанную кожу. Черная, матовая ткань плотно облегала фигуры,  подчеркивая мускулистость корпуса и упругую безупречность мышц рук. Не их искусственную накачанность, выработанную посещением тренажерных залов, а эластичную силу того, что наращивалось годами боевых упражнений, при работе, что называется «в поле».
Невозмутимые, с поджатыми под себя ногами и идеально прямыми спинами с наброшенными на широкие плечи меховыми плащами, они спокойно слушали повествование моего  спасителя.  Ни один мускул, за все время его рассказа, не дрогнул на их лицах. Ни одна капелька энергии не просочилась наружу из-под опущенных ими энергетических «щитов». Лишь переставшие плясать и неподвижно застывшие в непроницаемой черноте глаз, разноцветные искры, говорили о напряжении,  литым молотом  зависшем над нашими головами, в огромной пещере, горной гряды.
Дикий, рассказывал о нашем знакомстве, глядя прямо в глаза тому, кто носил в ухе сережку, одновременно растирая меня от кончика носа до пят. Сдернутая с меня под его плащом мокрая и холодная одежда, коротким и небрежным движением была брошена поближе к костру. Видимо для просушки.
Голос рассказчика был ровен и безэмоционален. Он ни разу не отвел взгляд от расположившегося напротив него, за горячей стеной пламени, собеседника.
Тот же, выслушал повествование молча. Ни разу не перебив. И по виду, совершенно безучастно. Даже со скучающим видом, я б сказала.
Когда Дикий замолчал, я уже была способна высунуть нос наружу и с интересом уставилась на того, перед кем мой знакомец отчитывался. Поскольку, у меня вообще создалось впечатление, что отчитывался он крайне редко. Так что, мне было на кого посмотреть.
Едва смолк голос моего спасителя, как в воздухе повисло тяжелая пауза и мое сердце ухнуло куда-то вниз. Прямиком в замерзшие пятки.
 Молчание было поистине ледяным. А когда носитель серьги подал голос, то его вопрос разрезал воздух, не хуже чем острый меч, рассекает плоть.
-  Так, Дракон, а что ты, лично, знаешь о том существе, в судьбу которого ты вмешался?- обращаясь к Рохану, произнес тип с серьгой.
Вопрос был задан им совершенно спокойным тоном. В нем даже проскальзывали нотки доброжелательного интереса.
Вот только у меня внутри, все почему-то замерло, свернувшись от страха, в тугой комок и стало трудно дышать.
Мне  подумалось, что будь на моем месте Гианея- был бы обморок. Со мной же обошлось. Лишь щеки вспыхнули горячим румянцем, да холодная испарина выступила на лбу.
И я, медленно несколько раз вдохнула и выдохнула, глядя прямо перед собой, на блики костра, и стараясь чуть расслабиться, возвращая тем самым себе как  способность нормально дышать, так и двигаться. 
- Я побывал на ее планете, отследив ее путь. Я заглянул по путям прошлого в Особняк Зер-Шах, проверяя ее слова. Я проверил происхождение ее крови. – медленно, тщательно подбирая слова,  ответил Дикий.
- Что ж, поведай о том и нам.- почти весело произнес его собеседник.
По тому, как сжались мускулы на теле моего спасителя, я поняла, что пожалуй и он был совсем не прочь грохнуться в обморок, и что ему стоило больших усилий подавить в себе этот порыв.
Дикий медленно перевел дыхание и поведал собравшимся мою историю. Всю. От начала происхождения моего рода по матери, затем всю историю рода по отцу, после чего перешел к моменту моего зачатия (тут я даже слегка покраснела) и закончил причиной моего попадания в соседний лесок, в не самую подходящую для прогулок погоду и в не самом, приличествующем  этой прогулке, виде.
- Как интересно.- произнес тип с серьгой, чуть наклоняясь вперед и внимательно разглядывая меня.
Особых эмоций в его голосе правда не было, так, что мне было не очень понятно, ему действительно интересно или он это из вежливости ляпнул?
Но додумать эту мысль до конца, я не успела.
Неожиданно наш визави, подавшийся всем телом вперед,  чуть приподнял голову и посмотрел мне прямо в глаза.
Я даже не могу сказать, что это было? Я просто исчезла, попав в мешок, сотканный из тысяч оттенков тьмы. А затем внутри меня словно начали раскручиваться невидимые нить энергии с капельками крови, словно бусинами нанизанными на оные, а в каждой капле моей крови, тоже раскручивался клубок из серебристых ниточек, с множеством прозрачных капелек насаженных на них. Меня даже не вывернули наизнанку. Меня просто развернули, как одеяло, вспоров и оглядев со всех сторон, саму ткань моего бытия. Мою суть от начала времен. Достав мое Я из немыслимых глубин прошлого.
Впрочем, все так же быстро вернули обратно. Так что я сидела растерянно хлопая глазами, ничего не запомнив из промелкнувшего в моем сознании, но  с весьма странным послевкусием в душе.
Дикий резко выпрямился, возвращая мою Суть на место и резко сведя брови на переносице, задумчиво побарабанил пальцами скрещенных на груди рук.
Я же, сидела приоткрыв рот, пытаясь понять: все ли у меня на месте? Не остался ли кусочек моего организма где-то там, в черной бездне его глаз?
Наконец, слегка поерзав на коленке Рохана, я пришла к выводу, что вроде все цело. Руки, ноги на месте. Голова все так же плотно прилегает к  шее. Я все еще дышу. И у меня даже, на нервной почве видимо, больше ничего не болит.
Судя по чуть растерянному виду моего спасителя, он сам от произошедшего был слегка в шоке. Ну, или от того, что узнал обо мне. Это еще предстояло понять.
«Если конечно, останусь в живых»- подумала я, оторопело глядя на типа с серьгой.
Последний криво усмехнувшись, сообщил:
- Что ж, мы ее не убьем.
И не успел у меня упасть с души камень, как он добавил:
- Сегодня.
Ноздри тонкого носа дрогнули и, хмуро глядя на моего спасителя, он добавил:
- Ты знаешь. За что отвечаешь.
Мне показалось, что в том спокойном, почти равнодушном тоне, которым он это произнес, прозвучало легкое ехидство.
Рохан склонил голову.
Я же притихла у него на руках, молча глядя на собеседника.
Остальные члены группы так же хранили молчание. И мне почудилось, что в этом молчании облегчение соседствовало с некой тяжестью, которое словно тень легла на плечи всех членов стаи после принятого старшим решения.
Вожак же опустился на место и, выхватив длинным ножом кусок мяса,  из той горки, что лежала на углях с края от костра, молча протянул его мне, вместе с ножом.
Рохан чуть вздрогнул. Остальные же резко выпрямились, качнувшись сначала назад, а потом подались вперед. Мрак пещеры наполнился сверканием множества глаз. Я видела как дрожали их ноздри, как в оскале приоткрылись черные рты, обнажая кончики белоснежных клыков. Мои руки начали трястись под их жестким, каким-то бешенным взглядом.
Но я, сжав зубы, недрогнувшей рукой приняла протянутый мне клинок. И под пристальные, изучающие, отслеживающие каждый мой вздох, взгляды стаи, впилась в мясо зубами. Придерживая нож двумя руками и очень стараясь не порезать об него себе, ни губы, пока отрывала зубами с его лезвия куски мыса, ни пальцы руки, которыми держалась за его острие.
Не знаю, почему, но мне казалось это важным.
Доев, я молча протянула клинок обратно, возвращая его владельцу.
- Не дичь. – усмехнулся он, вытирая лезвие о шкуру.
Тьма ответила удовлетворенным рычаньем пары дюжин глоток.
А на меня навалилась приятная, сытая тяжесть и, свернувшись калачиком,  я заснула на руках у своего спасителя, краем сознания отметив, что даже не спросила как зовут этого…, с серьгой? И вообще…
 Эту мысль мне додумать не удалось. Сытая, согревшаяся, впервые за долгое время почувствовавшая себя в безопасности я мирно засопела под негромкий треск дров в костре и мерный гул голосов, что-то обсуждающих между собой.