Аморет

В последнее время он просыпался от песен, которые пела за стеной Аморет. Она вставала рано, чтобы успеть собраться на работу, и, пока варился кофе, пела что-то на своем красивом французском.

Аморет жила здесь две недели, и он уже привык к ее песням. Грэгу не нужно было подниматься спозаранку и куда-то идти, но он пробуждался, как только слышал самые первые ноты. Вставал, укутывался в свой теплый темно-синий халат, шел умываться – а она все пела, вытягивала свое любимое «Et je m'envole, vole, vole, vole, vole…» Девушка знала, что он просыпается от ее пения, и старалась каждое утро выбирать что-то новое, но неизменно начинала с «Последнего танца».

Он выходил из душа, а она все также пела, иногда останавливаясь – чтобы глотнуть кофе. Грэг вставал у плиты, разбивал на раскаленную сковороду два яйца и начинал резать бекон, а Аморет все пела, и только когда он, позавтракав, прикуривал на балконе первую утреннюю сигарету, она останавливалась. Подправляла у зеркала макияж, хватала свою сумочку и выходила в коридор, не забывая постучать в дверь Грэга, чтобы пожелать ему доброго утра.

Аморет выходила в коридор и стучалась в его дверь, а Грэг кричал ей с балкона «Salut!» и слышал, как она заливается смехом. Он стоял, курил, в комнате делалось тихо и пусто, но внутри становилось светло. Просто и спокойно.
Она никогда не заходила к Грэгу по утрам. Просто стучала в дверь и уходила, и это означало, что она его помнит, и, возможно, заглянет после работы. Ему нравилось это. Ему нравилось проводить день в приятном ожидании визита Аморет, это наполняло однообразие отпуска каким-то очарованием.

Каждый август Грэг выбирался из Нью-Йорка на юг Восточного побережья. Его знакомая держала уютный гостевой дом прямо на берегу моря, и, когда у Грэга наконец появлялась возможность на несколько месяцев забыть о своем университете и студентах, он первым делом уезжал на Озера – а потом, в августе, возвращался в Нью-Йорк, проверял дела и выбирался на побережье.

Грэг работал в Бруклинском колледже, преподавал зарубежную литературу студентам, для которых литература была лишь очередным нудным уроком. Они с ненавистью открывали свои талмуды и читали о Достоевском и Кафке, слушали лекции Грэга – а после звонка напрочь все забывали и уносились прочь. Им куда было интереснее знать, как сыграли «Нетс» против «Селтикс», чем слушать истории о шестнадцатом июня и потоке сознания Джойса.

Грэг понимал их. Для подавляющего числа детей литература была проходным, ничего не значащим предметом, и он не загружал их даже в той степени, как того требовала программа. Но если вдруг в классе появлялся ребенок, который вдруг начинал задавать вопросы – почему полвека назад Сэлинджер был запрещен, например, или откуда Купер знал так много об индейцах – то Грэг брался за него и пытался раздуть из простого интереса к литературе огромный костер желания ее понять и постигнуть. Таких детей было мало – но таким ребенком был он сам, и Грэг старался это не забывать.

Он приехал в Нью-Йорк с отцом, не достигнув и пяти лет. Им повезло, что дедушка был евреем, что отец сумел подсуетиться и успеть вывезти семью из Союза прямо перед началом афганской войны. Судьба благословила семейство Грэга и не позволила его отцу стать отказником – и открыла перед маленьким мальчиком огромные возможности. Он воспользовался ими по максимуму, и не жалел ни о чем, что происходило в его жизни.

Об Аморет Грэг не знал почти ничего. Она приехала на побережье две недели назад на своем зеленом «Мини», поселилась в соседней комнате и стала петь по утрам. На второй день, вечером, Грэг зашел к ней в гости – попросить быть по утрам тише. На третий они выбрались в ресторан – Аморет надела чудное синее платье, которое неплохо сочеталось с его рубашкой, – а на четвертый проснулись вместе в ее комнате.

Они мало говорили. Но Грэгу нравилось, как Аморет пытается произносить его имя на русский манер. «Гриша» из ее уст звучало мягко и ласково, чуть картаво, и он улыбался, когда она так его называла, а сама девушка приходила в восторг от нелепого для нее звучания имени.

Аморет с трудом изъяснялась по-английски, но прекрасно воспринимала язык на слух. Поэтому они в основном молчали, когда были вместе. Она выросла во Франции и переехала в Штаты полгода назад, и больше о ней Грэг ничего не знал. Ничего, кроме этого, кроме ее имени и любви к Индилле. Кем Аморет работала на побережье, откуда у нее взялись деньги на «Мини», даже сколько ей лет для Грэга оставалось загадкой. Но это и не имело абсолютно никакого значения. Грэг знал – чем меньше тебе известно о человеке, тем сложнее к нему привязаться.



Этим утром Аморет постучала в дверь Грэга чуть раньше, чем обычно. Он только вышел из душа, укутанный в свой синий халат, с полотенцем в руке.

– Salut, – он открыл дверь и улыбнулся девушке.

– Coucou! – Аморет прислонилась к притолоке и томно посмотрела на Грэга. – Можно мне зайти вечером?

– Да, конечно. Почему ты спрашиваешь?

– Я хочу поговорить.

Она замолчала и нахмурилась, пытаясь подобрать слова. Грэг постоял и решил не мучать девушку.

– Заходи. Я буду ждать тебя.

– Хорошо. Спасибо.

Аморет неловко улыбнулась, потянулась к дверной ручке и закрыла комнату снаружи. Было слышно, как она идет по коридору и выходит из дома на улицу.
Грэг вернулся в ванную, сполоснул лицо и достал с полочки пену для бритья. Похоже, Аморет хотела поговорить о чем-то важном, и он решил привести себя в порядок.



Ближе к полудню Грэг вернулся домой. Он ездил в магазин за продуктами, а заодно прикупил пару литературных журналов – нужно было подготовить статью для колледжа. Мужчина оставил мясо размораживаться на кухне, переоделся обратно в халат, взял с кровати ноутбук и уселся за столом.

В ванной затрезвонил мобильник. Грэг вздохнул, отложил раскрытый журнал в сторону и встал из-за стола.

Звонил его старый приятель Фрэнк. Грэг вернулся за стол, принял вызов и переключил на громкий режим.

– Хай, Грэг! Не потревожил?

– Нет, нисколько. Привет, Фрэнки, – мужчина снова взял в руки журнал и уселся на
стуле поудобнее.

– Я надеюсь, у тебя найдется минутка. Я что хотел спросить – ты можешь поднатаскать моего оболтуса к поступлению в колледж?

– В колледж? Уже? Сколько ему лет?

– Он оканчивает среднюю школу.

– Да, уже совсем взрослый…

– Ну так что, Грэг? Ты поможешь?

– А? А, да, конечно. Через две недели вернусь в Бруклин, там разберемся, – Грэг перелистнул страницу журнала и вдруг громко закашлялся. – Ох, подожди…
Грэг снова закашлял и постучал кулаком по груди.

– Приятель?

– Да, минуту, – он встал из-за стола и сходил на кухню попить воды.

– Грэг! – звал в трубке Фрэнк.

– Да, я здесь.

– Мне не нравится твой кашель, Грэг. Давно ты так?

Мужчина снова сел за стол и перелистнул страницу журнала обратно.

– Сегодня ездил в магазин и по дороге стало точить. Не знаю. Наверное, в прошлый раз не долечился.

– В прошлый раз ты говорил также. Уже третий раз за два месяца. Это все твои чертовы озера! Заедь-ка завтра ко мне, а? Сегодня что, воскресенье?

– Ага.

– Вот, заедь, я тебя осмотрю. Мне жутко не нравится, как ты кашляешь.

– Да все нормально, – ответил Грэг и продрал горло.

– Ты слышишь меня?

– Фрэнк, я далеко от Нью-Йорка. Я не смогу просто взять и приехать. Мне придется собирать вещи и прервать отпуск.

– Ну тогда просто держи в курсе. Что насчет моего сына?

– Через две недели вернусь и все обсудим.

– Но через две недели уже почти начнется поступление.

– Я не могу раньше, – Грэг в третий раз пробежался глазами по странице и сделал пометки. – Я не хочу лишать себя отдыха раньше времени.

– Окей, я тебя услышал. Выздоравливай, приятель.

– Да, спасибо. Пока, Фрэнк.



Ближе к трем Грэгу стало хуже. Кашель наваливался на него волнами, внутри все точило. При каждом вдохе легкие покалывало иголками. Мужчина понял, что окончательно заболел, отложил неоконченную статью и лег подремать.
Проснулся он в шесть от громкого стука в дверь. С трудом разомкнув глаза, Грэг поднялся с постели и пошел открывать дверь.

В комнату медленно вошла Аморет. Она потянулась было обнять Грэга, но тот отстранился, пояснив тем, что заболел. Девушка грустно посмотрела на него и прошла на кухню, ничего не сказав. Он услышал, как Аморет достает из навесного шкафчика бокалы и гремит штопором. Грэг прошел за ней и увидел, как она вытаскивает из своей сумочки бутылку вина.

– Давай, я помогу.

Он взял бутылку и штопор, вытащил пробку и разлил вино по бокалам. При кашле не помешает, подумал про себя Грэг.

– Ты хочешь есть? – спросила Аморет, кивнув на кастрюльку с мясом. – Тебе приготовить?

– Нет, я сам.

Он снова закашлялся, а Аморет присела за стол. Грэг поставил перед девушкой ее бокал, свой оставил в руке и присел на подоконник.

– Ты хотела поговорить?

– Да. Как твой день?

Глаза Аморет казались печальными, и вся она была какой-то поникшей. Грэг поставил свой бокал на подоконник, достал из кармана халата пачку сигарет и придвинул к себе стеклянную пепельницу.

– Дай мне тоже.

Они прикурили.

– Я заболел, как видишь. Не знаю, где умудрился. Съездил в город – и на тебе, простудился.

– Это не простуда, – покачала головой Аморет. – Что-то хуже.

– Нет, обычная простуда. Или, может, у меня появилась аллергия на морской воздух.
Они посидели молча. Грэг выкурил сигарету, допил вино и подлил себе еще.

– Ты хочешь есть? – спросил он девушку.

– Нет.

– А я умираю с голоду. Просто умираю. Как представлю себе жареное мясо, так все внутри сводит.

Он подошел к столу, достал нож и доску и принялся разделывать мясо. Аморет сидела молча, медленно потягивая свое вино.

Грэг порубил мясо ножом, очистил луковицу и порезал ее кольцами. Достал из шкафчика специи и майонез, сдобрил ими мясо и стал перемешивать.

– Зачем заморачиваться, верно? Мне и так будет вкусно. Куриная грудка в холостяцком маринаде, м-м-м!

Аморет усмехнулась.

Грэг вымыл руки, поставил на плиту сковороду и вышел в ванную прокашляться. Когда вернулся, Аморет уже выкладывала на раскаленный чугун пропитанные соусом кусочки.

– Когда-то давно так жарил мясо мой отец, – проговорила она. – Пей еще вино.

– Твой отец? Вы давно виделись? – Грэг налил себе снова, оставив в бутылке
примерно четверть.

– Он умер, мне было тринадцать. Из-за наркотиков.

Грэг промолчал.

Он готовил мясо, а Аморет воровала из сковороды поджаренный лук и запивала его вином. Когда осталось выложить на сковороду последние несколько кусочков, она произнесла:

– Гриша, я уезжаю сегодня.

– Куда?

– В Денвер. Там мой брат.

– И надолго?

Она вылила себе последнее вино и поставила опустевшую бутылку рядом с урной.

– Надолго. Навсегда.

Грэг ничего не ответил. Он не знал, что сказать, а Аморет продолжила.

– Через час меня заберут. Мне нужно идти. Забирать вещи.

– Собирать?

– Да, собирать.

– Ты зайдешь попрощаться?

– Я уже прощаюсь.

Мужчина вздохнул. Аморет встала из-за стола, задев бедром угол, и подошла к Грэгу.

– Обними меня?

– Ты заразишься, ch;ri. Вдруг это не простуда?

Она сделала шаг назад, развернулась и вернулась за стол. Грэг посмотрел на нее, но девушка отвела взгляд.

– А как твоя машина?

– Она напрокат. Я взяла ее напрокат. Ее заберут завтра.

– Понял, – кивнул Грэг.

Он снял со сковороды подгоревшие кусочки и выложил вместо них последние сырые. Аморет выпила вино залпом, встала, подошла к Грэгу сзади, сунула руку в его карман и достала из пачки одну сигарету.

– Adieu le miel, – сказала она и обняла его за плечи. Грэг вздрогнул.

– Adieu.

Аморет погладила его по спине, взяла со стула свою сумочку и вышла из комнаты, тихонько прикрыв за собой дверь. Грэг согнулся от приступа кашля, выключил плиту и сел на стул Аморет.



Через час он стоял на балконе и докуривал сигарету. Все тело горело, каждый вдох сопровождался болью, но он стоял и смотрел, как Аморет выносит из дома вещи, кладет их в багажник большого «Шевроле» и садится в салон.

Машина тронулась с места, сделала круг и выехала на дорогу. Мужчина выбросил окурок на улицу, вернулся на кухню, и около окна его опять скрутило. Он откашлялся и сплюнул в раковину – и увидел, как в смыв стекает что-то красное и противное.