Гари Снайдер - Пока не здесь

lionsroar.com
30 МАРТА 1994


Замечания Гари Снайдера о буддизме, экологии и поэтике бездомности.

Вопрос этической принадлежности к сообществу  с нечеловеческими существами волновал меня с детства.  Этот вопрос  в конце концов выгнал меня из лютеранской воскресной школы в возрасте девяти лет. Мой учитель воскресной школы сказал, что  моя умершая корова не пойдет на небо;  мне этого было достаточно.
Выросший на североамериканском тихоокеанском  побережье,  с множеством вопросов экологического и социального характера,  перебирающий одну за другой философии,  я наконец наткнулся на буддизм.  В это же время я изучал даосизм, а также интересовался духовностью североамериканских индейцев.

Чистая лирика китайской поэзии — мощная образность и прыжки сознания в японских хайку — глубокая религиозность буддийской поэзии:  все это меня очень волновало и отражалось в моей работе.

Другим аспектом моей работы был чисто экологический,  за который меня больше критиковали, чем за мою  “поэтическую” работу. Литературная/критическая мысль в Соединенных Штатах стесняется критиковать какую-либо ценностную ориентацию, и в частности избегает критиковать поэзию. 

Для меня важным личным моментом было стремление говорить о других вещах через поэзию.  Позвать дятла, позвать ручей. Позволить дятлам говорить, как они хотят этого сами — это и есть экологический стих.  Поэтому большая часть моей поэтической работы -  дать голос природным системам, и человеческим существам— себе,  моим друзьям и семье.

Я мог бы продолжать оставаться поэтом в этом духе,  если бы не столкнулся с дхармой,  или буддийским учением.  Более того, я даже сомневаюсь, что стал бы вообще поэтом без дхармы, потому что дхарма спасала меня от бесконечного   “раздражения в поисках резона.”  Она постоянно напоминала мне о том, что я должен принять свое невежество и жить “не-зная,”  а именно так и должен жить поэт,  в отличие, скажем, от журналиста.

В последние годы мое политическое и поэтическое направление означало поворот от  вопроса, кто мы, на вопрос, где мы.  Два вопроса на самом деле связаны— это один вопрос,  поставленный под разными углами.

Дзенский мастер Доген говорит, “Когда вы найдете место, начинается практика.”  Население этого континента должно приземлиться, найти свое место,  изменить сознание, говорящее, “Я уже здесь.”

Пока этого еще не произошло с американским населением.  Это бездомная нация;  все население Северной Америки бездомное.  Я не хочу уводить от реальности и страдания истинно бездомных,  но за исключением коренных американских индейцев,  которые были насильно изгнаны из своих домов, мы все  бездомные.
Мы  пока еще  не здесь,  мы пока не нашли свое место,  поэтому не можем начать свою практику.

Но мы уже почти здесь.  До сих пор  я подстраивался под грубый язык публики, говоря о  “водоразделах” или “экосистемах.”  Если бы только мне найти нужный язык.

 - Я должен спросить вас о  смысле бездомности и как она добавляет к нашей беспомощности и  социальному коллапсу.

Есть разный смысл у термина бездомность.   Традиционный буддийский смысл  этого термина имеет позитивный  аспект —”бездомные браться и сестры”— и означает, что вы вошли в монашескую сангху или сообщество. Бездомность в этом контексте означает уход от обычных связей и обязательств в отношении касты,  рода и общества и принятие другого контекста обязательств и ассоциаций,  связанных с работой в дхарме.  То есть, этот вид бездомности означает выход из обычных обязательств перед обществом.

Другой смысл термина бездомность – более широкая метафора “смещения” — быть без места.  Мое чувство такое, что американцы более смещены, более бездомны, чем себе представляют.   Они живут в таком состоянии не осознавая этого,  и это глубоко действует на их психологическую и социальную жизнь.

Никто не живет на одном месте достаточно долго, чтобы возник серьезный интерес к локальной политике или местному сообществу.  Вот почему у нас так мало ходят на выборы.  Если люди живут достаточно долго в одном месте,  у них должно появиться чувство принадлежности к нему, как это например бывает в браке,  даже, если они не верят в национальную политику,   местная политика всегда для них  что-то значит.

Это простое объяснение,  но оно остается справедливым для все школьной системы и для экологической работы, которая может быть выполнена только местными.  Это важно, потому что Сьерра Клуб, например, не придет и не спасет ваше местное болото от строительства  супермаркета с парковкой.  Вы должны выполнить эту работу сами и никто другой.

Большая метафора означает и отсутствие коммуникации с нечеловеческим сообществом,  совершенная безграмотность в отношении природы образованных американцев,  которые думают, что знание имен птиц и диких растений – это принадлежность только школьных учителей или бойскаутов.  В то время, как это знание должно быть частью каждого культурного человека, неравнодушного к окружающему миру.  Это не должно быть только увлечением  «фриков»;  это часть общей грамотности.  Практикуя такое знание в конкретном месте, мы начинаем выполнять одно из правил буддийской этики, а именно  не наносить вред окружающим, людям или не-людям.

Меня могут спросить еще о том, как такое всеобщее чувство бездомности — мифически, поэтически и артистически — связано с нашим пока еще несформированным окончательно  обществом.  У моей жены, меня и  нескольких друзей есть идея, как помочь камбоджийцам, и другим иммигрантам из Южной Азии обнаружить американскую дикость.  Они так  заняты изучением  конституции и получением гражданства; что мы решили  показать им, что есть другое,  гораздо более глубокое гражданство. Мы говорим им, “Мы хотим помочь вам поскорее стать гражданами Северной Америки.  Пойдемте  с нами в горы и пустыню.”

Парадоксально, Соединенные Штаты— как я уже говорил, общество без дома и без места—активно занято тем, чтобы сместить всех других в этом мире.  Это происходит, когда  финансируется “развитие” Третьего мира:  при этом все на планете становятся бездомными.

Стрейт Крик 
 (Тому и Марте Берч)

Легко,  горы в апреле—Стрейт Крик, сухая трава, свободная от снега & синицы клюют семена прошлой осени
распушили хвост на холодном ветру,
буря  разносит через ручей замерзшие комки земли— внизу журчит вода;  проливается
через камни, перегибается, переливается, пенится,  возвращается  в дрожащую
темную яму.
У валунов выточенные водой места как у сосудов сердца,
Ранняя весна. Сухая снежная корка;
иду по хрустящему снежному склону — большая мертвая сосна—
лишайник шартрёз (летаргия волчья)  как украшение  (краска для шерсти)  острая каменная осыпь напоминание о   геосинклиналиях древнего теплого моря.
“Однажды.”
Дальний свет на Bitteroots;
карабкаюсь по гладкой стороне  бегут тучи,  тени от солнца
извиваются,  прячутся
тянутся к вечной  синеве—
мы отдыхаем  на сухой траве и смотрим как
Светлое Небо изменяет  свою окраску.
Стайка птиц  - налетает  и затем  бросается врассыпную
И все равно остаются вместе!
Нет у них лидера,  они один
пустой
танцующий ум.
Они крутятся, сходятся &  затем усаживаются,  конец стиха.


 - То, о чем вы говорите, напоминает фразу  из Лотосовой Сутры, вызвавшей просветление у Шестого патриарха дзена: “Пусть у тебя не будет места.”

Имея в виду, что лекарство всегда должно соответствовать болезни, мы должны помнить, что язык не-проживания и бездомности использовался в отношении очень традиционных обществ.  В азиатских обществах, люди  должны были говорить себе, “Мы можем уйти и оглянуться и освободить себя.”  В то время, как в Америке ситуация совершенно обратная;  никто не знает, откуда он пришел и где его место.

Вместо  “пусть не будет места,” можно сказать,  с той же необходимостью, “Будь дома,  будь на месте.  Будь дома.” И начинай быть дома с этой минуты.  Буддийская практика  говорит нам, что это возможно.

 - Сорок лет назад,  когда в Америке начало проявляться влияние буддизма,  выражалось опасение насчет жизни “малыми средствами.”   Постепенно это отошло на задний план, но сегодня, если мы хотим сделать что-то для планеты,  мы должны  не только проявлять сочувствие, но и жить в чистоте и простоте насколько это возможно.

Не отвечая прямо,  могу только сказать, что поэзия этим занимается ежедневно.  В поэзии и в других искусствах, происходит постоянное указание на другой набор ценностей,  постоянная демонстрация живого момента,  ценности обыденного.  Она скрытно нематериалистична;  она скрытно доказывает нам, что мы не ведем качественную жизнь, накапливая вещи.  Мы ведем качественную жизнь, если наше восприятие и сознание качественны.

 - Остается ли по-прежнему “здесь” местом, где следует быть?  Если дикость закартографирована, не будут ли  разговоры о “доме”  просто беспочвенной ностальгией?

Девственная природа, или дикость,  не вопрос.  Вопрос в том, что такое «здесь» ? «Здесь» - это гораздо больше того, что мы знаем, больше того, что видим.
Например, что такое «здесь» в конкретном месте,  Манхэттэн это слияние рек, которое уходит глубоко в горы;  старые болота Ньюаркского Бассейна; южных и северных вод Атлантики;  Восточно-атлантический маршрут мигрирующих птиц,  и замечательные скальные породы, на которых стоит  город.  Воздух наполнен пыльцой диких цветов.

Потоки этих природных сил не остановить.
Поэтому природный мир «здесь»,  и у него огромная выносливость.  Я бы сказал, что это не ностальгия,  а вечно присутствующее настоящее,  и оно всегда больше, чем мы думаем.  Много лет назад, знакомый архитектор  указал мне на то, что  небоскребы это просто перевернутые берега.  Каждый небоскреб это берег какой-то реки,  временно перенесенный в город.  Это как раз пример поэтического языка; этим занимаются поэты.

Я зашел в  неконформистский  бар

Я зашел в неконформистский бар
В Фармингтоне,  Нью-Мексико.
И взял два бурбона,
потом выпил еще пива.
Мои длинные волосы были собраны под кепкой, серьгу я оставил в машине.
Два ковбоя матерились около бильярдных столов,
Девушка-бармен спросила:
Откуда вы?  Группа кантри-энд-вестерн  начала играть “Мы не курим марихуану в Мускоки”  И со следующей песней пара начала танцевать.
Они  прижимались друг к другу как школьники из пятидесятых;
Я вспомнил время, когда работал в лесах и
барах Мадраса,  шт. Орегон.  Твоя коротко стриженная радость и грубость – Америка – твоя глупость.
Я почти снова влюбился в тебя.
Я вышел— на шоссе—  под старые крутые звезды—
и стал самим собой.
К работе,  к тому
“Что надо делать.”

*  *  *

Mr. Snyder’s remarks in this article are edited from a discussion sponsored by the Academy of American Poets, held at Poet’s House in New York City on October 28, 1992, to discuss issues raised by the anthology Beneath a Single Moon: Buddhism and Contemporary American Poetry (Shambhala Publications, 1991).©1994 by Gary Snyder. Turtle Island poems© 1974 Gary Snyder. Courtesy of New Directions Publishing.

https://www.lionsroar.com/not-here-yet/
Photo by Phil Roussin.

[Комментарий ВП. Я обнаружил сегодня этот текст и подумал, что его надо обязательно перевести. Он так хорошо вписывается  в нашу сегодняшнюю жизнь.  Удивительное пересечение американской  и пост-советской "бездомности". Так же,  как американцы, мы еще не "здесь".  Сегодня, как никогда раньше, и нам и американцам нужна не "великая страна", а человеческий "дом", "место", в котором мы чувствовали бы себя спокойно и уверенно, и знали, что надо делать - сохранить его для себя, детей и природы.    Вот, что говорит Достоевский в своей знаменитой Пушкинской речи (1880)  по поводу русской бездомности:

  "В глуши, в сердце своей родины, он [Онегин] конечно не у себя, он не дома. Он
  не  знает, что ему тут делать, и чувствует себя как бы у себя же в гостях.
   Впоследствии, когда он скитается в тоске по родной земле и по землям
  иностранным, он, как человек бесспорно умный и бесспорно искренний, еще
  более чувствует себя и у чужих себе самому чужим. Правда, и он любит родную
  землю, но ей не доверяет. Конечно, слыхал и об родных идеалах, но им не
  верит. Верит лишь в полную невозможность какой бы то ни было работы на
  родной ниве, а на верующих в эту возможность, - и тогда, как и теперь,
  немногих, - смотрит с грустною насмешкой. Ленского он убил просто от хандры,
  почем знать, может быть, от хандры по мировому идеалу, - это слишком
  по-нашему, это вероятно. Не такова Татьяна:    это тип твердый, стоящий твердо
  на своей почве. Она глубже Онегина и,  конечно, умнее его. Она уже одним
  благородным инстинктом своим предчувствует, где и в чем правда."

Эти слова, сказанные Достоевским 140 лет назад, вполне можно было бы отнести  к сегодняшней России. Разве сегодняшние молодые люди ("пофигисты")  не слепки Онегина, ищущие неизвестно что, неизвестно где,  но только не родную землю?]