Распродажа индульгенций

— Димон, пасуй! - крикнул мой товарищ и по совместительству одногруппник Николка. - Ну же, я открыт!
Не обращая внимания на его выкрики, я, окрыленный шансом проявить себя, вел мяч в сторону ворот противника.
— Ну же, Димон, я здесь!
Прицелившись, я уже было занес ногу для удара, как вдруг был сбит с ног игроком другой команды и упал на землю, счесав колени. Через несколько секунд я услышал ликующие выкрики команды соперников. Мяч полетел в наши ворота.
— Ты чмо! - брызгая слюной, налетел на меня наш староста. - Не мог дать пас?
Я опять оказался на земле.
— Спасовал, - насмешливо донеслось с толпы идущих в раздевалку одногруппников. Я нашел взглядом Николку. Укоризненно посмотрев на меня, он, опустив взгляд, прошел мимо. Мы проиграли 1:0.

*

— Куда сейчас? - спросил Николка, когда мы вышли с училища.
— К Машке думал зайти, но не знаю...
Я вдруг  почувствовал, что кто-то постарался выписать мне чересчур хорошую затрещину.
— Еще один такой косяк, - появился в поле зрения наш староста группы в окружении его свиты. - И пойдешь домой без трусов. Уяснил? - и чтобы удостовериться, что я зарубил себе на носу его наставления, он решил подкрепить свои слова мощным подзатыльником.
— Оставь его, Макс, - бросил Николка.
— А ты не лезь. Иначе не посмотрю, что твой отец в прокуратуре работает.
Обменявшись взглядами, мы молча засеменили в сторону нашего района.

*

— Ма, я дома! - скинув бесфирменные кроссовки, я устало проследовал в сторону своей комнаты. - Мам?
Услышав возле ее спальни какой-то шорох, я остановился у двери.
— Мам?
— Я занята, - услышал я ее приглушенный голос. Начав что-то понимать, я бросил взгляд в коридор. Ну да, так и есть. Чужая мужская обувь. Незнакомая. Очередная.

*

— Алло, привет, - тихо сказал я, сдирая ногтем с телефонного аппарата каплю лака.
— Привет, - услышал я в трубке уставший голос.
— Извини, Маш, я сегодня не могу прийти. - Я с силой сжал трубку. - Там мама... Опять нажрались и дерутся.
— Как хочешь, - равнодушно ответила она, и в нотках ее голоса послышалась капля раздражения. Я в бессилии зажмурился, сжал губы.
— Маш...
— Извини, у нас гости. Давай потом?..
— Давай... - тихо ответил я коротким гудкам.

*

Я мял в руках открытку, которую собирался сегодня вручить Маше, и задумчиво рассматривал написанные ровным почерком слова - "Хочу посвятить тебе всю свою жизнь". Из кухни донеслись громкие крики.
— Мам, я спать. Можете потише быть? Пожалуйста. Ты же знаешь, у меня частые мигрени.
Сверля меня напрочь пьяными глазами, она промямлила:
— Ты чего это шатаешься? А ну стой ровно!
— Это не я шатаюсь, это взгляд твой.
Получив в ответ лишь истерическое хихиканье, я произнес:
— Ладно, я спать. Спокойной ночи...

*

*

*

Проснулся я на удивление свежим и бодрым. Будильник еще не зазвонил, но на улице было уже светло. Привстав в постели и оглядевшись, я замер.
Я находился в неизвестной мне комнате, обставленной убогой мебелью, покрытой пылью. Дико озираясь широко открытыми глазами и силясь что-либо понять, я минуту молча созерцал неведомую ранее мне обстановку, пока дверь в комнату не распахнулась и в нее не вошла какая-то женщина.
— Проснулся? - молвила она, отдергивая старые шторы. - Давай, бездельник, хватит валяться без дела.
Я уставился на нее, приводя мысли в порядок. Что-то до боли знакомое мелькнуло в образе этой женщины с нагловатым говором.
— Маша?!
— Что? - посмотрела она на меня, упершись руками в бока. Я не верил своим глазам. Это была без сомнений Маша, та самая Маша, которую я любил и с которой намеревался провести остаток своей жизни. Но что это? Почему она выглядит постаревшей, нет, повзрослевшей на десяток лет?! Что случилось? И как я оказался в этой комнате?
— Что происходит? - спросил я, свешивая ноги на пол. - Я... Я не понимаю. Я ничего не помню.
— А меньше надо было вчера пить! - с ноткой злорадства ответила она.
— Нет, ты не поняла. Вчера я пришел с училища, тут мама...
— О-о-о-о-о-о! - воскликнула взрослая Маша, театрально простирая руки к небу. - Нас опять посетила белочка! Принести орешки?
— Нет, ты не поняла... - попытался я ей объяснить, но она меня перебила:
— Так, короче. Вставай, чисти зубы и давай отводи Ваньку в школу. Завтрак себе потом приготовишь.
Полностью сбитый с толку, я ногами нашарил под кроватью тапочки и, выйдя из спальни и сориентировавшись, направился в ванную комнату. «Обстановка квартиры точно как у меня дома» - подумал я. От былой бодрости и свежести не осталось и следа. Голову наполнила какая-то тяжесть.
Зайдя в ванную, я чуть не свалился без сознания. Из зеркала на меня смотрел тридцатипятилетний мужчина с небритой щетиной и мешками под глазами.

*

Я присел на краешек ванны, не веря в реальность происходящего. Как такое возможно? Это не может быть действительностью! Очевидно, это дурной сон.
— Ты там уснул или как? - в ванную заглянула Маша, уже одетая и готовая выходить на улицу. - О-о-о-о, судя по зеленоватому оттенку лица и дрожащим рукам, опять плевался вчерашним ужином? - она снисходительно улыбнулась, затем взгляд ее стал суровым. - Смотри, забьешь блевотней раковину, сам потом чинить будешь. Точнее - нанимать мастера, - презрительный оттенок в ее голосе заставил меня напрячься. - Так, ладно, я побежала на работу. Не опоздайте в школу.
Приложившись губами к моей щеке, она упорхнула - легко, словно бабочка, несущаяся в дебри райской зелени. Я дотронулся рукой до места ее поцелуя. Так, значит, где-то там, в глубине моего больного подсознания, мы с Машкой являемся супругами. Я счастливо улыбнулся, толком не поняв, чему именно. "Не опоздайте в школу" - прозвучал в голове ее строгий голос. Эх, Машка, Машка. Буквально вчера ты сама еще посещала последний класс нашего школьного заведения.

*

Выйдя из ванны, я уставился на мелкого парнишку в бордовом пиджаке и черных брюках, который в свою очередь уставился на меня.
— Папа, давай быстрей, а то опоздаем.
Папа... Мне вдруг начал нравиться этот вымышленный мир, в котором всё было так реалистично. «Господи, — взмолился я, вознеся взор кверху. — Хоть бы это больное воспаленное помешательство моего слабенького и хиленького рассудка продлилось как можно дольше! Не хочу к матери-алкоголичке, не хочу к равнодушной, ТОЙ, Машке, не хочу к одногруппникам-задирам. Не хочу возвращаться...»
Найдя верхнюю одежду в запыленном гардеробе, я наспех оделся и, отыскав ключи на вешалке, взял за руку сынишку, после чего мы спустились на улицу. Выйдя из подъезда, я понял, что мы вышли из моего подъезда, из чего выходило, что эта не блещущая роскошью квартира с ветхой мебелью (только в моей комнате, где раньше обитала мать) - моя. Ну и пусть, что квартира так преобразилась. Ну и пусть, что не богаты. Зато мои, родные.
— Этот, как там тебя...
— Ваня, - уставился на меня малец, словно на сумасшедшего.
— Да, Ваня. Иван Дмитриевич... Слушай, ты дорогу в школу знаешь?
— Знаю, - часто заморгал он глазами.
— Ну так веди же, Иван Сусанин! - я ободряюще улыбнулся, но встретив невозмутимый взгляд взрослого человека, осекся. - Скажи мне вот что, Ваня. Ты знаешь, сколько папе лет?
— Двадцать семь, - не задумываясь, ответил он, полагая, что это подобие какого-то испытания на его знания и память.
— Двадцать семь? Хм, а выгляжу на все тридцать семь... А скажи мне, где твоя бабушка?
— Какая именно?
Я хотел было сказать "Бабушка Ира", но вовремя спохватился, что наши с Машей мамы - тезки.
— Неважно. А ты знаешь, где папа работает?
— Нигде, - хихикнул мелкий, глядя на меня озорным взглядом.
— А мама?
Но он не успел ответить - мы подошли вплотную к школе.

*

Бездельничая целый день дома, я успел насытиться нехитрым завтраком, обедом и ужином, и сейчас созерцал наш семейный фотоальбом.
Вот фото с моего школьного выпускного, куда была приглашена Маша. Вот фото ее выпускного, который я не помню, но где я стою в обнимку с Машей, скривившей почему-то недовольную рожицу, и широко улыбаюсь на весь объектив.
Дальше почему-то фотография изображала нас с Ванькой, которому было уже года два. Глядя на счастливые молодые лица, я вдруг растрогался. На глаза навернулись слезы. Когда вернусь из этого небытия, обязательно расскажу Машке, что нас может ожидать в дальнейшем. Быть может, она расчувствуется и под влиянием нахлынувших чувств о светлом будущем она приложит все усилия, чтоб у нас и впрямь жизнь сложилась удачно. Наша общая жизнь...
Время длилось очень медленно. Когда Маша с Ванькой пришли, я хотел уже было в четвертый раз идти уплетать макароны, и очень удивился, узнав, что сейчас только третий час дня.
Подперев голову рукой, я умиленно наблюдал, как с упоением кушает любимая жена.
— Чего это ты уставился?
Ее резкий голос заставил меня спуститься с небес на землю.
— Почему мы спим в разных комнатах?
— Так, не начинай, - тоном, не терпящим возражения, отрезала она. - Скоро к тебе Макс придет, он звонил вчера, но ты был, по обыкновению своему, реанимейшн.
— Какой Макс?
Посмотрев на меня, как на умалишенного, она только покачала головой и продолжила прием пищи.

*

Когда я на пороге увидел старосту нашей группы с училища, я открыл рот и так и остался стоять, забыв его закрыть.
— Димон, привет, дружище, - улыбаясь во все свои тридцать один с половиной, он крепко обнял меня, чуть не лягнув палочкой. Таким образом поздоровавшись, он заковылял на кухню, лязгая принесенными бутылками пива.
— Так, сегодня чтоб не напивались, - дружелюбно улыбаясь, напускно-строго сказала Маша.
— Как скажешь, как скажешь, - примирительно поднял руки Макс. - Сегодня не будем напиваться до свиного визга. Так только, до поросячего лишь.
Засмеявшись и хлопнув его по плечу, Маша со словами «Ну, не буду вам мешать» удалилась в свою комнату. Прохромав до стола, Макс опёр палочку об кухонную батарею и уселся за стол, выкладывая хмельное добро. Я почувствовал, что при виде алкогольных сладостей у меня заблестели глаза и задрожали руки. За все свои восемнадцать лет я употреблял спиртное лишь единожды, дабы не пристраститься к столь пагубной привычке.
— Ну, навались, - браво забасил Макс, лихо откупорив первую бутылку.
Восвояси он засобирался, когда уже стемнело. Мы с ним обсуждали разные житейские темы, вспоминали и совместную учебу (хотя я из нее помнил только неполный первый курс). И вот, собравшись уходить, он вдруг сказал серьезным голосом:
— Ну, давай!
— Давай, - пьяно улыбаясь, протянул я руку.
— Кончай дурить, Димон, - сказал он голосом, как будто хотел отделаться от назойливого попрошайки. - Давай деньги.
— Какие деньги? - глупо ухмыляясь, спросил я, начиная потихоньку трезветь.
— Не валяй дурака. Ты знаешь, какие деньги.
Вся эта ситуация всё больше и больше начинала мне не нравиться. Остатки хмельного веселья покинули мою голову, оставив после себя бомбу замедленного действия, детонатор которой сработает завтра утром ужасной головной болью, тошнотой и мизантропией.

*

*

*

Когда Машка уложила Ваньку спать, я позвал ее к себе на важный разговор.
— Выслушай меня внимательно и не перебивай, - сказал я железным голосом, стараясь звучать как можно более убедительнее. - У меня какие-то проблемы со здоровьем. Очевидно, амнезия - глубокий провал в памяти. Я говорю совершенно серьезно.
Машка смотрела на меня широко открытыми глазами, ожидая, что я вот-вот засмеюсь и скажу, хлопая ее по плечу, что "разыграли дурака на четыре кулака". Но я продолжал смотреть на нее невозмутимым взглядом.
— Последнее, что я помню, - продолжал я. - Это первый курс училища. И всё.
— Да ладно? - недоверчиво посмотрела она на меня, всё еще полагая, что сегодня я решил почувствовать себя шутником наивысшего ранга.
— Серьезно! - заверил я ее с такой искренностью, на которую только был способен. - И мне многое непонятно. Что произошло с того момента? Мы с тобой поженились?
— Мы расписались, - косо глядя на меня, осторожно начала она. - После того, как твоя мама скончалась.
«Допьянствовалась» - мрачно подумал я и твердо решил, что по возвращению обязательно займусь решением этого вопроса. В конце концов, я взрослый восемнадцатилетний человек, и сумею, постаравшись, справиться со слабой женщиной и ее сильной зависимостью.
— За что мы отдали Максу деньги? Почему нет фотографий, где Ванька - новорожденный младенец? Почему я без работы сижу дома и стряпаю ужин? - засыпал я ее вопросами. Машка печально посмотрела на меня.
— Если ты так паясничаешь, то шутка затянулась.
— Да нет же, честное слово!
— Ну ладно, - вздохнула она. - Мне пора на боковую. Завтра рано вставать.
И, не дав мне опомниться, она чмокнула меня в щеку и удалилась к себе.

*

Следующий день прошел точно так же, как и первые сутки моего пребывания в мире иллюзий. Сначала я отвел Ваньку в школу, затем пришел домой, чтобы подкрепиться для последующего ничегонеделанья, потом вновь трескал макароны, валялся на диване, ел, чесал живот, ел, кушал...
Мне вдруг пришла в голову мысль, что всё слишком реально, чтобы быть нереальным. Расслабив ремень, давивший на выпирающий живот, я с интересом посмотрел на "мобильное устройство".
— Сиеменс, - вслух прочитал я. Мне впервые пришлось сталкиваться с подобным аппаратом, но когда я начал нажимать на клавиши, мне показалось, что я знаком с ним целую вечность. Без труда зайдя в электронную телефонную книгу, я нашел контакт старосты и нажал на зеленую трубочку, чтобы развеять тревоги и расставить все точки над i.
Через полчаса я был у Макса возле подъезда, к которому он вышел по моей просьбе.
— Чего тебе? - спросил он грубо. От приветливого Макса с доброжелательной улыбкой не осталось и следа. Я рассказал ему про провал в памяти.
— Серьезно? - захохотал он, потом вмиг посерьезнев, сказал: - Когда ты вчера включил дурака, я уж было хотел накостылять тебе... своим костылем. - Он кинул взгляд на свою трость, которую теребил в руках. - Хорошо, что Машка вовремя вышла и вынесла нужную сумму.
«Люди не меняются» - подумал я, усаживаясь по примеру старосты на лавочку.
— Коль ты серьезно ни черта не помнишь, то я тебе поведаю.
Закурив, он продолжил:
— Когда твоя Машка после окончания школы ушла к Николке, ты совсем с катушек съехал. Начал пить, пристрастился к легким наркотикам, ловил галлюцинации в училище. Потом однажды ты пришел ко мне домой - сюда же под подъезд - и, шатаясь, начал рассказывать, что когда ты узнал о том, что они - Машка с Николкой - давно уже крутят шашни у тебя за спиной, ты, заправившись, пошел к нему домой. Что там случилось, ты толком объяснить так и не смог, но попросил меня помочь тебе в одном грязном делишке, сулившем мне от совершения его кругленькую сумму.
— Что за дело?
— Проучить наглеца. Ты был в бешенстве, и тебе надо было во что бы то ни стало согнать свою злость.
Макс стряхнул пепел.
— Однажды вечером, когда Николка возвращался домой после того, как провел Машку, мы его перевстретили. Завязалась потасовка, он оказался крепким малым. Мы с ним схлестнулись, что ты делал в это время - я не знаю.
Он посмотрел на меня, щелчком выбросив чинарик.
— После того, как он перекинул меня через себя и я приземлился на край бордюра, на всю жизнь оставшись калекой, ты опустил ему на голову неведомо откуда взявшийся булыжник. Не знаю, как ты умудрился четко так попасть в цель, но если бы Николка сейчас был жив, ты был бы сейчас мертв.
Я похолодел, взглянул на свои руки. Они были чисты, но на них я увидел кровь. Николкину кровь, кровь моего единственного товарища.
— Конечно, я тебя не сдал, - продолжал Макс, закурив по новой. - Но мое молчание и травма дорого тебе обходятся. Не знаю, где ты берешь деньги, но это точно не Машкина зарплата - она вся уходит на Ваньку и на пропитание. А ты, я знаю, мастак уничтожать провизию.
— Что дальше? - спросил я.
— Дальше - не знаю. Николкиного убийцу так и не нашли, тебя не единожды вызывали на допрос. Машка каким-то чудесным образом вернулась к тебе. Вот и всё. Но, знаешь, - вдруг переменившимся тоном добавил он. - Если бы я тогда знал, что всё вот так вот выйдет, ни за что бы не стал связываться с вами, ублюдками.
Я поежился под его полным ненависти взглядом. Чувствуя себя прискверно, я откланялся и заспешил убраться прочь.

*

Машкин адрес я, наверно, помнил бы даже после смерти. Поэтому, когда меня увидела ее матерь, пределу ее удивления не было конца.
Выслушав мой рассказ о потере памяти и просьбу восполнить недостающие фрагменты в ней, она, посетовав на жизнь, покачала головой.
— Прошло уже много времени с тех пор, Мария и не заглядывает ко мне, ты тоже. Я уже и забыла, как внук выглядит.
— Теть Ир, это очень серьезно. Прошу вас, помогите.
Посмотрев мне прямо в полные мольбы глаза, она вздохнула.
— Когда ты поступил в училище, недели через три, к нам загостил парень с твоей группы, Николка звать. Мария очень умоляла меня не рассказывать тебе о его визитах. Я молчала, да и повода не подворачивалось для откровений с тобой, но категорически осуждала их действо.
Она вновь вздохнула.
— После окончания школы она решила, что пора прекращать обманывать тебя и вести двойную игру. Не знаю, чего она ждала и почему сразу не объяснилась, но однажды рассказала, что ты пришел к нему домой ссориться. От тебя разило перегаром и ругательствами. Она была там в тот момент, стояла за дверью, когда вы разговаривали на площадке подъезда, и слышала, как ты грозился убить его, а он в свою очередь предостерег тебя, что его папа, прокурор, легко может сшить дело из ничего по одной только его просьбе.
Я внимательно слушал, стараясь не пропустить ни единого слова.
— На следующий вечер этого парня убили.
Она замолчала и посмотрела на меня многозначительным взглядом.
— Потом, неизвестно по какой причине, Мария вернулась к тебе. Она периодически захаживала сюда и рассказывала, как тяжело воспринял ты новость о том, что она беременна от того парня.
— Ванька?.. - упавшим голосом пролепетал я.
— Вы решили не посвящать его во все тонкости взрослой беспощадной жизни, и он тебя кличет не иначе, как "папа". Мария рассказывала, что ты со временем свыкся с мыслью, что воспитываешь чужого ребенка, и даже прикипел к нему душой. Тебя ведь не тревожит это?
Я промолчал.
— Сейчас отец того паренька поднялся в гору, стал успешным бизнесменом. А Николка-то этот, царство ему небесное, очень любил ее, да и она не оставалась равнодушной. Какая была бы замечательная семья...
Наспех попрощавшись и поблагодарив за потраченное время, я заспешил домой.

*

До вечера мы с Машкой почти не виделись, хоть и находились в одной квартире. Уложив Ваньку спать, она зашла ко мне в комнату по моей просьбе.
— Сегодня я наведывался к Максу и твоей маме, - сказал я и доложил о результатах моих походов. Сосредоточенно выслушав меня, она сказала:
— Что ж, они правы, - я почувствовал горечь в ее голосе. - Если бы не ты, всем было бы намного легче.
Я смотрел на нее, не в силах что-либо промолвить.
— Когда Николки не стало, - голос ее задрожал. - Начались твои пьяные угрозы, терроризирования. Ты сказал, что если я не буду с тобой, то ты сделаешь плохо и мне и маме, - она вытерла слезу. - А когда узнал, что я беременна, то грозился выбить выкидыш.
Я молча слушал, скрестив пальцы рук.
— Я говорила, чтоб ты оставил меня в покое, но потом я не выдержала, ты меня просто морально доконал.
Она уже не сдерживала слезы, они текли ручьем по ее красивому лицу.
— Я жила надеждой, что всё образуется, что ты угомонишься, раз так любишь, как говорил. Я старалась быть прилежной женой, заботилась о тебе, как могла, была мила с тобой. Но твои постоянные пьянки просто сводят меня с ума. Когда ты узнал о своем бесплодии, ты просто свихнулся. Если бы ты только знал, сколько ночей я проплакала в подушку...
Я не стал слушать ее дальше. Мне всё стало ясно. Ничего не говоря, я вышел из комнаты, закрылся в ванной и почувствовал влагу у себя в глазах.

*

Я лежал на кровати, заложив руки под голову, и размышлял под аккомпанемент полуночной тишины о том, что произошло за последнее время. Мысли были совсем не веселые.
«Мой единственный "приятель" на сегодняшний день - хромоногий староста, который все время издевался надо мною в училище и сейчас по моей вине стал калекой, из-за чего ненавидит меня всем своим естеством. Единственный товарищ, который был у меня в наличии, спал за моей спиной с любовью всей моей жизни, к которой я сам не смел притронуться ни при каких обстоятельствах, которого я в конце концов беспощадно и хладнокровно убил. И в довершение всего  - моя любовь, которую я чуть ли не боготворил, ненавидит меня больше всех в жизни - за то, что лишил ее желанного мужчины, за то, что оставил ее ребенка без нормального отца, за то, что испортил всю ее жизнь...»
Я чувствовал себя куском дерьма, конченым человеком. На душе скребли кошки. Я вдруг показался себе таким одиноким в этом чужом мире.
Иллюзия явно затянулась. Я уже не верил, что всё происходящее - лишь бред больного человека. Я не знал, во что мне верить.
Задумавшись, я не заметил, что уставился взглядом в приоткрытый шифоньер, в котором притянула мой взор миниатюрная коробочка, которой раньше я там не замечал. Встав с кровати, я подошел и взял коробочку в руки, приоткрыл. Первое, что бросилось в глаза - старые заполненные открытки. Просматривая их, я шмыгнул носом - это были мои первые признания в любви Машке. Первые, и последние.
Бросив открытки на кровать, я взял в руки бутылочку с таблетками психотропного характера, транквилизаторы, которые делают из людей зомби. "Противопоказано для людей пожилого возраста, для людей, страдающих мигренями и сердечно-сосудистыми заболеваниями". Прочитав рецепт, я выяснил, что один из побочных эффектов при чрезмерном злоупотреблении лекарства - провалы в памяти. Исследовав содержимое коробочки, я обнаружил, что из двадцати таблеток осталось лишь двенадцать.
«Вот и вся твоя иллюзия» - подумал я, упав духом. Сев на кровать, я начал соображать. «Значит, восемь таблеток - минус почти десять лет, — размышлял я. —  И полжизни как не бывало».
Бросив коробочку на кровать, я достал последнее из коробочки, что там было - флакончик с ядом. «Зачем это мне?» - подумал я, и вдруг какая-то мысль, которую я сам еще не успел понять, заставила меня положить всё на кровать и выйти из комнаты.
Тихонько прошмыгнув в спальню, которая на мое счастья оказалась незапертой, я подошел к спящей Машке и взглянул на ее лицо - спокойное и умиротворенное, ничем не тревожимое, ничего, кроме беззаботности, не выражающее. Мне стало жаль ее, и обидно, что я ей принес столько горя. Скрепя сердце, я осторожно притронулся губами к ее губам и тихонько прошептал:
— А ты меня так и не полюбила.
Подойдя к кровати Ваньки, я поцеловал его в лоб и тихо затворил за собой дверь. Зайдя в свою комнату, я взял в одну руку бутылочку с таблетками, а в другую - пузырек с ядом, и задумался. Посмотрев на кровать,я увидел открытку, старую открытку десятилетней давности, и сердце мое сжалось.
"Хочу посвятить тебе всю свою жизнь".
Нет, я не могу уйти, просто не могу. Ты нужна мне, ты смысл моей жизни! Без тебя меня просто не будет.
Бросив яд в коробочку, я взял в охапку все оставшиеся двенадцать таблеток и направился в ванную. Запив их водой, я прислушался к организму. Никаких ощущений. Вытерев тыльной стороной ладони намочившийся рот, я вышел из ванной. В голове начало шуметь и искриться. В коридоре я увидел Машку, оперевшуюся об стенку со скрещенными на груди руками.
— Все выпил? - улыбнулась она, глядя на мой растерянный взгляд. - Ванька - сын Николки, Николка умер, Макс пошел за тебя на грязное дело... Какой же ты наивный.
Я оперся рукой об стену, чувствуя помутнение в глазах.
— Я не хочу, чтоб мой сын вырос таким же, как его отец - алкоголиком и наркоманом, - сказала она, подойдя ко мне и ласково гладя по голове. - Другое дело - Николка. Он и мужчина настоящий, и в постели хорош.
Она звонко рассмеялась.
— А ты как был тряпкой, так ею и остался. - Она вздохнула. - Но теперь всё в порядке, ты нам с Николкой не будешь мешать.
Я попытался протянуть руку, чтобы схватить ее, но сил хватило лишь на то, чтобы сползти по стене на пол. Вместо слов я выдавил из себя какой-то хрип.
— Теперь всё будет в порядке. Ты ничего не запомнишь из того, что я сказала.
Она села передо мной на корточки, провела ладонью по моей щеке.
— До встречи через пятнадцать лет, милый.
Мои веки наполнились свинцовой тяжестью. Последнее, что я почувствовал, прежде чем потерять сознание - прикосновение ее губ к моей щеке.