Директор

Директор

Александр Широбоков


                Принцип демократии разлагается не только тогда, когда утрачивается дух равенства, но также и тогда, когда дух равенства доводится до крайности и каждый хочет быть равным тем, кого он избрал в свои правители.
                Шарль Луи Монтескье 





    Ближе к концу 80-х, когда в перестроечные времена работников прикладной науки было трудно уже чем-нибудь удивить, из уст директора нашего крупного оптического НИИ  неожиданно для нас, двух руководителей комплексной бригады, прозвучало:

   -  Товарищи начальники! Премии за работу сотрудникам выписывайте  сами. Без согласования с экономистами и плановым отделом. Премиальные списки я буду утверждать сам!

   А времена тогда были горячие. Шла затяжная война в Афганистане. Господствовала доктрина НАТО: - «Кто не видит ночью – будет побеждён». Наши танкисты  старательно придерживались этого  военного постулата. Однако с наблюдением и прицеливанием дела в танковых войсках обстояли далеко не блестяще. Использовались устаревшие, слегка усовершенствованные  после Отечественной Войны,  наблюдательные и прицельные приборы, работающие в ближней инфракрасной области спектра.

   Тут надо сделать небольшое отступление. Я уважаю своих читателей и не считаю возможным «впаривать» им непонятные технические термины, как поступают некоторые малограмотные технические редакторы на ТВ. Чего стоит, например,  навязчивая реклама на всех каналах о «магнитных и инфракрасных волнах». Гуманитарии – редакторы программ, видимо, прогуливали в школе уроки  физики и  налегали на русский язык и литературу.
 
Хотя, какой русский язык! Послушайте, как склоняют числительные эти гуманитарии – дикторы. Вот, на одном из каналов со звёздочкой в правом углу экрана сидит в студии перед  телесуфлёром диктор, брюнет  с какой-то  необычной фамилией. Гуманитарий тоже, скорее всего. Привычно читает с экрана. Вдруг в тексте встретилось числительное, которое нужно просклонять:- «…работающих оказалось менее 283». Как округлились по-рачьи  расположенные глаза у этого вещателя, как побелели губы!
     - Менее двести восьмидесяти трёх, - выбросил он в эфир и, похоже, сам испугался…

   Теперь по поводу «магнитных волн». Пусть эти волны будут на совести редакторов телевещания. Их рекламу смотреть так же противно, как рекламу Почта банка в исполнении артиста Гармаша. На самом деле, существует шкала электромагнитных волн, куда маленьким, микроскопическим включением входят и инфракрасные волны.  Ладно! Оставлю в покое этих технически безграмотных гуманитариев на ТВ. Любознательным же читателям сообщу следующее.

    В электромагнитном спектре длин волн сразу после видимого глазом диапазона начинается ближний инфракрасный диапазон длин волн, который непосредственно глазом наблюдаться не может. В 40-х годах прошлого века появилась возможность регистрировать и наблюдать изображения, полученные в этом невидимом глазом диапазоне. При этом для усиления яркости использовались подсвечивающие прожекторы с оптическими фильтрами, отсекающими видимый свет. Потом в качестве подсветки научились использовать слабый лунный свет, потом рассеянный свет небосвода и уже  потом подсветку от звёздного неба.  То есть в полной темноте без подсветки нельзя было ни наблюдать, ни стрелять! И так шло почти до конца 20 века, хотя науке было известно, что все тела в природе, отличные по температуре от абсолютного нуля (- 273град С), излучают, то есть светятся, в среднем и дальнем диапазонах инфракрасных длин волн, но тогда не было возможности  это излучение визуализировать.  И только потом, благодаря прорыву в изучении физики твёрдого тела, возможность появилась! Вот такой танковый прибор, позволяющий наблюдать и прицеливаться в любое время суток, в дождь, снегопад и туман мы создавали силами нашей комплексной бригады под неусыпным контролем  промышленного отдела самого ЦК КПСС.

 Я же, с учётом важности и научного интереса поставленной задачи, забросил свои диссертационные дела* и согласился на должность зам. руководителя бригады с огромными полномочиями. А как же – ведь за нами стоял не только наш могучий директор, член обкома партии  Ленинграда, но и весь ЦК ! Вот отсюда и упомянутые премиальные списки.

     С зарплатами  в нашей оборонной отрасли  дела обстояли, конечно,  лучше, чем в других отраслях народного хозяйства, хотя некоторые сотрудники, уходя на пенсию с оклада 150 рублей в месяц, считали свою жизнь удавшейся. Для многих же обычных «оборонщиков» весь трудовой путь, в его зарплатной  оценке,  укладывался в 70 рублей - это разница между окладом ведущего инженера (180 рублей в месяц) и начинающего свой трудовой путь инженера (110 рублей в месяц). За каждую пятирублёвую прибавку к зарплате  шла постоянная борьба. Один мой хороший знакомый уволился из нашего НИИ потому,  что так и не получил желанную прибавку  в пять рублей к своим 130 рублям в месяц. Единственным способом повысить производительность труда оставались всевозможные премии, за исключением, правда, всяких утопических бригад коммунистического труда.

    Обычные квартальные премии составляли в среднем 40…50% от оклада.     Это была узаконенная прибавка к зарплате. Существовали и аккордные бригады с премией 120% в квартал . Попасть в состав такой бригады было довольно сложно, хотя работать нужно было ещё часа  два… три после окончания рабочего дня. Со временем, члены такой бригады начинали выполнять поставленные сверхурочные задачи в рабочее время, ненадолго отказавшись от постоянных перекуров и распивания кофе в рабочее время. Потом всё вернулось на круги своя. Неисчерпаемы оказались потенциальные возможности работников при развитом социализме! Как же ещё повысить производительность труда? На любую просьбу, например, рассчитать и изготовить оптическую систему тебя просили подождать год или два, а ЦК требовал провести испытания изделия на полигоне в конце этого года!  Не спирт же расчётчикам оптики, как работягам на заводе, предлагать. Выход нашёлся.

     - Нина Николаевна! Нам бы за два месяца оптику рассчитать для нового прибора. Всем вашим сотрудникам  после завершения порученной работы по 200 рублей. Вам – 350,- обрисовал я ситуацию начальнице отдела расчёта оптики.

             - Александр Михайлович! У нас столько работы!
         - Но деньги сразу. Ведь заказ ЦК!
                - Ладно, мы попробуем…

    Деньги стали решать всё! Только материальная заинтересованность. Социалистическая сознательность, где ты? Даже партком нашего предприятия не торопился брать ход работ под свой контроль. А мы  - всех исполнителей в премиальные списки с трёхзначными цифрами… И дело пошло! Прибор был создан в срок.  Была даже демонстрация работы прибора ночью на нашем полигоне членам ЦК**.

    Но всему когда-нибудь приходит конец.  Неудержимо развивались технологии во всём просвещённом мире. Не отставал  и научно-технический прогресс.  Появились новые принципы построения танковых приборов, появились более совершенные системы регистрации  тепловых изображений.  И стал никому не нужен наш довольно громоздкий прибор с температурой охлаждения приёмного устройства, равной температуре сжиженного неона. Температурой, близкой к абсолютному нулю. Оказался  ненужным громоздкий прицел ни танкистам, ни членам ЦК!  И вся налаженная цепочка меркантильных взаимоотношений с исполнителями начала куда-то уплывать, рассеиваясь, подобно дыму. Оставалось только воспоминание о былом могуществе…
 
    Вот с такими мыслями я сидел в лодке метрах в десяти от живописного каменистого берега нашего  валдайского озера Еглинское. Поплавок без устали нырял под воду, отгоняя невесёлые мысли. Слева над далёкой полоской берега поднимался красный шар восходящего солнца. Зыбкая красная полоска на воде упиралась в борт моей лодки. Своим поведением плотва показывала, как она за неделю по мне соскучилась. Да и я каждую рассветную рыбалку по воскресеньям воспринимал с прелестью новизны. Всю неделю я мотался на машине между основной площадкой НИИ  и нашим загородным филиалом, - 100 км в один конец; проводил совещания, обеспечивал комплектующими изделиями сборку, потом закупал продукты на всю деревню и - бросок 300 км на Валдай,
 причём,  каждую  пятницу.

     В субботу -  мелкие хозяйственные дела, топка бани по-чёрному, потом вечернее обильное застолье, а утром в воскресенье  ни свет, ни заря, рыбалка. Как здоровья - то  хватало!?

     …Солнце понималось всё выше и выше. Клёв плотвы ожидаемо прекратился. Только звуки бьющихся рыб в кошёлке, лежащей на дне лодки, напоминал о пережитом азарте. Мрачные мысли царапали душу, как кошачьи лапки…

   В газетах, которые я выписывал, постоянно мелькало: - «кооперативы – разрешённая инициатива предприимчивых россиян. Закон разрешает. Работайте, торгуйте, только не воруйте».

      - А почему бы мне не открыть научно-производственный кооператив? Нужно всего- то  трое учредителей. Я уже есть. Пару человек найду из состава бригады! Наиболее надёжных. Торговать мы не будем. Только научные разработки и изготовление приборов. Чем не идея!  С этой мыслью я, как обычно, поздним вечером в воскресенье, отправился обратно в Питер. Ехать раньше было не комфортно – заходящее на запад солнце слепило. Я вяло отвечал на разговоры попутчиков из нашей деревни, которых я брал в город по цене автобусного билета. Идея кооператива захватила меня целиком…

     Домой я приезжал обычно во втором часу ночи. Для снятия напряжения после ночной гонки по трассе М10 я перед сном высасывал узенькую рюмочку ликёра Вана Таллинн, при этом хвалил себя за европейскую сдержанность.

      Незадолго до этих событий я проводил ряд исследовательских работ с Ленинградским Институтом Лесного Хозяйства (ЛенНИИЛХ). Идеологом там  выступал всемирно известный лесовод Е.С. Арцыбашев, о котором я неоднократно упоминал,*** а помощником у Евгения Степановича был предприимчивый кандидат физ.мат. наук, худосочный выходец с Кубани Вадик Пуздриченко. Дикция у него была довольно странная. Вместо знакомого всем слова-паразита «понимаешь», он то и дело произносил «аешь».

     - Слушай, у нас на теме есть неизрасходованные деньги. Открывай фирму, аешь, заказ будет, - с неожиданной горячностью откликнулся  Вадик, когда я зашёл в его кабинет и рассказал о своих раздумьях, - Только меня, аешь,  не забудь!
 
       Открывать кооператив я отправился в Исполком с двумя моими коллегами   Борей и Лёвой. На всякий случай, пользуясь знакомством,  я позвал сотрудницу юр.отдела нашего НИИ Ларочку, обладавшую очень солидным отчеством, соответствующим важности выбранной ею профессии   - Евграфовна.  Ларочка обычно смачно курила,  стоя в коридоре около входа в свой отдел, как-то по-особому затягиваясь полными накрашенными  губами. Всех людей, которые ей не нравились, она называла собаками.

      Лёва в своё  время учился в параллельной со мной группе  ЛИТМО, а Боря был одним из конструкторов многих наших разработок в НИИ. Мне тогда казалось, что надёжнее соратников быть не может…

   С Лёвой мы как-то работали на овощебазе, что было обычной практикой для молодых сотрудников НИИ.  Разгружали вагон с помидорами. Между вагоном и перроном были проложены узкие мостки. Как абсолютно трезвый Лёва умудрился свалиться с мостков на рельсы, держа лёгкий ящик помидоров  – понять было трудно. Я погрузил Лёву в свой Москвич и отправился в травм. пункт, радуясь освобождению от нудной работы на базе.

  - Как ты говоришь, его фамилия, - спросил меня развязный травматолог, похоже, инвалид, как и Лёва,  по пятому пункту.

     - Блюдников, -ответил я.
    - Нет, гораздо лучше звучит Блудников, - уточнил врач, - У него, кстати, трещина в ребре.

      Лёва с женой Зиночкой были единственной парой на курсе, кого мы приглашали на вечеринки в свою студенческую компанию .Зиночка работала литературным корректором  и была невероятной хохотушкой. Сейчас они живут в Германии.

     Конструктор Боря с отчеством Серафимович носил серьёзную фамилию Товбин. По его словам и убеждению, лучшего конструктора в нашем НИИ кроме него было не найти. Вот в таком составе мы и прибыли на моём жигулёнке в отдел регистрации кооперативов Исполкома.

   Разодетая и разукрашенная, как кукла, девица по фамилии Алмазова принимала документы в одном из исполкомовских залов. Под столом у неё подозрительно топорщилась туго набитая сумка с подарками от граждан, решивших перейти на капиталистический путь хозяйствования. Рядом с сумкой просматривались стройные ноги, открытые значительно выше колен в туфлях на высоких  каблуках.
 
    - Заметь, дефицитные нейлоновые колготки носит, собака, - злорадно сообщила мне Ларочка , выйдя на улицу.
 
    Завершающим этапом после утверждения Исполкомом Устава стало получение печати организации и открытие расчётного счёта в банке. Вот, я  и стал юридическим лицом!

     - Ну что, печать у тебя теперь есть, счёт в банке появился, приезжай к нам, будем договор заключать, - пригласил меня Вадик по телефону.

    В те времена я, как старший научный сотрудник без учёной степени, получал 180 руб. в месяц. Премии, правда, в связи с танковыми делами, были приличными. Автомобиль Жигули стоил пять тысяч. И все цены, что свыше, казались уже запредельными.

   Директор лесного  института принял нас с Вадиком сразу. На стенах его кабинета я увидел красочные картины лесов. И берёзовые рощи, и просторные солнечные сосновые боры, и дубравы.  На картине за спиной директора на переднем плане вместо портрета партийного руководителя была изображена белка с застывшим ужасом в глазах. Она  спасалась от надвигающегося сзади лесного пожара. Её пышный хвост закрывал половину багряного от огня неба.

    - Нас интересует тепловизионная диагностика лесов на предмет поражения вредителями и инфракрасная аппаратура для прицельного тушения лесных пожаров с самолётов, - быстро перешёл к делу директор, - С техническим заданием вас ознакомит наш сотрудник, - он кивнул в сторону Вадика, - А что касается срока выполнения работы – то это  два года. По финансам – больше миллиона двухсот тысяч  дать не могу. Над нами министерство, сами понимаете…

      Мне трудно было поверить услышанному. Когда составлялись сметы на НИР и ОКР меня совершенно не волновали сотни тысяч, а то и миллионы рублей. Что с них можно поиметь? Даже десятку к зарплате сотруднику не прибавить. А тут всё в моих руках!

    Я, воспитанный в лучших традициях организации трудового процесса на предприятиях оборонной отрасли,  не мог отойти от годами  сложившегося стереотипа: - наука  наукой, а без отдела снабжения – никуда. Поэтому,  в штате нужен снабженец. В документации должен быть порядок. А вдруг ещё и арбитраж! Значит, без юриста не обойтись. А бухгалтер! Кто будет с налоговой инспекцией взаимодействовать, в банк ездить? А кто будет следить за выполнением оптико-механических работ? Кто будет за электронику отвечать? Вот так и разбухает штатное расписание!..

     Со снабженцем вопрос решился просто. В нашем НИИ у меня сложились хорошие отношения с начальником отдела комплектации Юрием Сергеевичем. Балагур и весельчак, каким и должен быть истинный снабженец, особым интеллектом он не отличался. Да и не  нужен изощрённый ум человеку его профессии - главное заболтать нужного человека, сунуть этому человеку что-нибудь на лапу и получить желанный дефицит. Сейчас люди этой специальности называются логистами. Ходил Юрий Сергеевич, впоследствии Юра, в приталенном чёрном пальто. Лёгкая хрипотца и  надвинутая на глаза плоская чёрная кепка дополняли его несколько  приблатнённый вид.  Он был самым великовозрастным из нас.  Я потом узнал, что родился  Юра в 1937 году, как и моя бывшая  дом.работница Зина****. Да, это был, конечно, возраст! Когда я раньше, в разгар наших танковых дел, возвращался с нашего загородного филиала после совещания, в машине у меня обычно сидели несколько человек из основного состава бригады.    На плановой остановке у очередного озера мои попутчики пили купленную по дороге водку и закусывали моими копчёными щуками с Валдая.  Если случайно в компании после многочисленного поднятия одноразовых стаканов  упоминали последнюю войну, Юра со словами: - «Эх, блокада»,  начинал плакать, вытирая слёзы грязными от копчёной рыбы руками…

      В подчинение у Юры было десятка полтора скандального вида бестолковых тёток, выдававших со складов резисторы, конденсаторы, транзисторы и прочие  нужные для создаваемых приборов комплектующие.  Одна моя знакомая таких тёток называла «обмороками». У Юрия Сергеевича, как и положено начальнику отдела в нашем НИИ, был свой кабинет, в котором я предположил проводить в соответствии с законом о кооперативах собрания  созданного мною трудового коллектива.
 
     Неожиданно ко мне стали подходить по одному члены созданного трудового коллектива.

      - Шурик! Мне кажется, что я должен (должна) стать членом кооператива.  У нас же всё коллективное…

- Давай, конечно, -  чем нас больше, тем лучше, - соглашался я опрометчиво…

   И я стал готовиться к первому собранию, досконально изучив все имеющиеся законы о кооперации. В загашнике у меня был подписанный договор с ЛЕННИИЛХом,  банковский счёт на сумасшедшую сумму, утверждённый Устав кооператива, круглая печать и ощущение какого-то своего всемогущества.

    В назначенное время все члены созданной организации собрались в узком юрином кабинете. За окном, выходящим на Биржевую линию Васильевского острова, мрачным колоссом за вечерней снежной пургой угадывалось  массивное здание библиотеки Академии Наук. 
 
         - Господа, - употребила Ларочка непривычное тогда для многих слово, - Я, как секретарь собрания объявляю наше заседание кооператива открытым. Я же буду вести протокол собрания. Первое слово предоставляется председателю кооператива Александру Михайловичу Широбокову.

      При этом  Ларочка, будучи женщиной  нехрупкого телосложения, бесцеремонно слегка подвинула Юру вместе со стулом из-за начальственного стола и прочно заняла его место.

       Перед собранием я составил предварительную смету выполнения  работ.  Удивительно, что в законе о кооперативах подробно расписывались льготы при уплате налога на прибыль, было много других слов, но не было разъяснения по поводу допустимого размера  зарплаты.  Забыли они, что - ли? Я и тут посмотрел, и там.   Даже Ларочку подключил. Тоже не нашла ничего ,в документах…

     Получив первое слово, я стоя поздравил присутствующих с открытием коллективного предприятия. Более того, я предложил назвать кооператив « Терма». Проголосовали. Ларочка занесла в протокол. Со стороны Бори и Юры наметилось некоторое  оживление:

      - Неплохо бы это событие отметить, ведь ещё и Старый Новый год  скоро наступит, 1990,  в конце концов!

     - Теперь к вопросу о зарплатах, - невозмутимо продолжил я.

           - Боковым зрением я увидел, что Юра с Борей, отвернувшись,  глотнули из горлышка. Потом бутылка исчезла, пропав в широком боковом кармане Бори. В кабинете запахло праздником. Тут резко встал со стула хозяин кабинета, и хитро улыбаясь, начал издалека:

       - Я, как член партии и начальник отдела, уже много лет честно плачу парт. взносы со своего оклада 280 рублей. Не вижу ничего плохого, если в нашей организации я буду платить взносы с пятисот рублей.

      - Это справедливо,- загудело собрание.
 
   - После анализа наших научных и производственных возможностей, а также с учётом полученного финансирования от Заказчика, - начал я невозмутимо, - Представляется возможным назначить оклад членам кооператива на первых порах в размере 2000 рублей в месяц.
 
После лёгкого замешательства общественность всколыхнулась:

       - А тебе,  тебе  - то  сколько? – раздались голоса.

     Интересно устроены наши люди.  На обычное собрание их не затащишь, а когда придут, то сядут поближе к выходу. На трибуне, если заставят подняться, краснея от волнения и запинаясь, будут нести какую-то косноязычную чепуху, постоянно оглядываясь на начальство в президиуме. А тут все равны! Никакого начальства. «Общее собрание и я.  Стало быть,  решаем мы всё сами! Я – личность!»

       - Если собрание не возражает, то мой оклад будет на 25% больше с учётом общего руководства и использования личного автомобиля в производственных интересах, - закончил я своё выступление.

      - Отлично, лучший повод придумать трудно, - веско сказал Боря, доставая бутылку.

     Тут надо сказать, забегая несколько вперёд, что, оказавшись рядом, неважно, в моей машине после загородного совещания  или по другому поводу, у этой пары появлялось неудержимое желание выпить.   Как-то  раз, когда выполнение заказа ЛенНИИЛХа  было близко к завершению, я  после инфаркта восстанавливался в санатории****** на берегу Финского залива. По телефону договорился с Борей, что он меня навестит.

    - Я приеду с Юрой, мы по тебе соскучились!
    - Да, и надо кое -  что обсудить по работе,- заметил я.

В свободное от процедур время я набросал на обратной стороне какого – то медицинского заключения перечень вопросов.  Одним последующим весенним днём  в дверь моей двухместной палаты постучали.   Соседа по палате на месте не было.

   Ой, ты один, как здорово! – обрадовались Юра с Борей,-  А мы тут сейчас за твоё здоровье…

На столе появились дефицитные свежие огурцы, хлеб, колбаса и две бутылки водки.  Одна из них была уже на две трети пуста…

       -Так, водку тебе ещё нельзя, - заботливо сказал Боря, разливая напиток в два стакана.

Мне полагалась только закуска, к которой я не притронулся – в санатории кормили прекрасно, а по четвергам давали даже красную икру.

      - Мужики давайте обсудим дела наши производственные, я тут вопросики набросал, - попытался я перевести разговор в рабочее русло.

        - Подожди, руководитель, мы ещё не уходим,- отозвался Юра, - Давай, Серафимович, ещё по чуть-чуть  и в туалет сбегаем. Где он тут у вас? – это уже ко мне,   - Серафимыч, захвати бутылку!

   И остался в комнате я один со своими выстраданными вопросами.
Одиночество  длилось не долго. Дверь без стука открыла дежурная по этажу:

    - Широбоков, это ваши гости в туалете поют?

Я прислушался. Действительно, из конца коридора доносился: «Сиреневый туман» в несколько фальшивом  борином исполнении. Потом солировал Юра. Неожиданно вспыхнул нестройный многоголосый хор – в туалете у нас была разрешённая курилка. Моя нежданная гостья выскочила из номера.  Послышались    быстро удаляющиеся короткие шаги дежурной.  Потом  из конца коридора  раздался громкий женский крик, скорее, вопль. Пение стихло…

    - Ну и порядки у вас, - возмутились мои гости, устанавливая вторую, почти пустую бутылку на стол, - Мы сейчас допьём, да и домой собираться пора. Ты давай отдыхай и выздоравливай!

     Про мои вопросы они так не вспомнили, а у меня желание говорить о работе пропало. Я всегда, на трезвую голову, не любил обсуждать проблемы с выпившими сотрудниками.  У них в головах мысли прыгали, как блохи, перескакивая от качества изготовленного  инфракрасного объектива к подлёдной ловле плотвы на Ладоге…

     Я не сказал бы, что алкогольная тематика сильно влияла на производственный процесс в кооперативе «Терма». Созданные приборы неплохо работали. Расстраивала моя социалистическая кадровая политика. Мы же шли по другому, незнакомому, пути. Зачем нужен был снабженец Юрий Сергеевич? Любые комплектующие можно легко достать, были бы деньги, на счёте и в кармане. Более того, я сам мотался в Москву за дефицитными импортными фотоприёмниками – не поручишь же обсуждать физические характеристики болометрических матриц   снабженцу!   А деньги были. Довольно быстро я научился превращать безналичные рубли в рубли «настоящие».

      А зачем нужен Лёва, дублирующий конструктора Борю? А зачем нужна Ларочка? Вести протоколы собраний? Закон о кооперации я и без неё  уже знал назубок. Это же 6000 зарплатных  рублей ежемесячно! Автомобиль! Но как теперь  освободиться от этой обузы? Получалось, что в этом выстраданном мною  кооперативе я не хозяин. Тут у нас свобода мнений, демократия. Общее собрание ни за что не уволит трёх членов, с которыми приходилось неоднократно выпивать на корпоративах. Эти сборища я устраивал каждый год для сплочения коллектива. Вот все и сплотились…

   Отдельной фигурой в нашем коллективе выглядел Вадик. Он не общался с коллегами по кооперативу, а пребывал в своём лесном институте – заказчике работ. Там я встречался с ним и с руководством  института. Вадик так и кипел идеями. Мало того, что он «выколачивал» деньги из своей  дирекции на многие усовершенствования и доработки  изготовленной нами оптико-электронной аппаратуры, он ещё от моего имени начал составлять проекты договоров на непрофильные работы.  Так с его подачи мы стали контрагентами по изготовлению какой-то огромной ёмкости для пив. завода. Деньги это, конечно, приносило, но быть посредниками…

     Происходило  это так:

    - Шеф, (меня всегда коробило такое подобострастное обращение), -  Тут халтурка, аешь,  подвернулась. Подпиши договор.
   - Вадик, ну не по профилю же! У нас впереди лётные испытания в Краснодаре, а ты тут с пивными делами!
        - Шеф, ну деньги же неплохие…
                - Нам что – не хватает?
                - Лишнего, аещь,  не бывает!

Какой-то всё-таки Вадик был бесшабашный!  Со своей большой зарплаты он купил старенький дребезжащий  Форд, на котором, не имея серьёзных навыков вождения, этот горячий краснодарский парень гонял по городу так, что у меня всё опускалось,  когда я сидел рядом.

     - Вадик! Так ездить нельзя. Плохо кончится. Не по краснодарским окраинам катаешься. Это лихачество!
-  Ничего, шеф, прорвёмся!

Я как в воду глядел. Вмазался Вадик со всей своей дури ясным морозным днём в навороченный Мерседес. Вина его была очевидной. Да особенно и не поспоришь -  за рулём того Мерседеса  сидел авторитетный  предприниматель, проще говоря, бандит. И пришлось продать Вадику свою двухкомнатную квартиру в центре города, причём, срочно…

    Конечно, я ему сочувствовал, но финансами помогать не стал. И тому была причина. В процессе выполнения работ я стал замечать, что на банковском счёте иногда без движения застаиваются крупные суммы. На очередном собрании я предложил проголосовать моё предложение -  выдавать беспроцентные кредиты членам кооператива. Деньги-то общие. Демократия! После некоторого затишья слово взял Боря:

     - Я не поддерживаю это предложение.
                - Почему?
        - Могут быть злоупотребления, - пояснил генетически приученный всего опасаться Борис Серафимович.
 
   И все проголосовали «против». В том числе и Вадик…
Вот и получай теперь! 

     По результатам  работ мы стали выходить на достаточно высокий уровень. О нас узнали даже в Министерстве Лесного Хозяйства России. Вышел приказ министра о российско - украинских испытаниях нашей системы пожаротушения на   самолёте Ан-32П******.

С нашим заказом на механические работы уже не справлялось опытное производство НИИ, где мы работали. Пришлось мне задействовать опытное производство филиала, что за 100 километров от города, подключив человек 25 рабочих. А как такого рабочего в командировку с прибором пошлёшь? Он же по договору подряда работает. Получается, расходы по командировке нужно платить из прибыли. Невыгодно! Собрал я  рабочих как-то раз вместе и сказал, что оговорённые суммы я смогу им платить только, как членам кооператива. Иначе никак. Будет только меньше. Пустая формальность. Нужно написать заявление  на вступление в кооператив и, заодно, заявление на выход из кооператива, чтобы потом время не терять, когда работы завершатся.

     А основной состав кооператива стал меня часто огорчать. На свою работу в фирме они стали смотреть, как на какую-то халтурку, невзирая на огромные оклады. Разговор с конструктором:

        - Боря! Нужно съездить в командировку в Азов на  завод. Билеты на поезд  в СВ  нам с тобой до Краснодара я уже купил. Два одноместных полу люкса  в гостинице забронировал.

        - Нет, у меня по основной работе не получается (основная работа у него оказалась там, где он зарабатывал в десять раз меньше…).
                - Я же деньги кооператива потратил и немалые. 
      - Придётся билеты сдать.
     - Боря! Вот и Лёва недавно не поехал. Что вас штрафовать надо?
            - Ты не горячись, а то переизберём!

      Странные были эти мои коллеги с социалистической закалкой. Когда в НИИ их посылали в командировку, так они за билетом на поезд в очередях стояли часами. Причём за купейным билетом. О СВ они даже не мечтали – не положено. В гостиницах умоляли администратора о подселении в любой «народный» номер. А тут всё подготовлено, садись в СВ и вперёд! Что это? Отсутствие дисциплины? Страха? Фамильярность в отношениях? Никого из их родственников с треском не увольняли? При социализме – нет. Только грозили премии лишить. Вот и выстраивай производственные отношения с такими кадрами.

Дальше – больше. Что-то Вадик стал на меня как-то странно поглядывать. Будто сказать хочет, но не решается. Потом решился:

       - Саша!  (уже не шеф!). Я нашёл спонсоров. Они готовы вложить деньги в нашу фирму. Только руководителем буду я, а ты будешь моим заместителем, аешь.
    - Вадик, во-первых, ты в нашей оптико-электронике -  ни в зуб ногой.
   - Ничего, мы    будем работать по разным направлениям.
   - А наши конструкторские наработки?
                - Мы будем от них потихоньку избавляться, как, впрочем, и от Бори.
          - Во-вторых,  Вадик, я категорически не согласен. Эту фирму я выстрадал, наладил производственные связи; о ней знают не только в вашем министерстве, но и в других серьёзных московских организациях.
 - Тогда этот вопрос я подниму на собрании, - с раздражением произнёс Вадик.

 Куда делись угодливые нотки в голосе у, казалось бы, самого преданного сотрудника! Потом уже я узнал, что Вадик тему перехода руководства к нему обсуждал с Борей и с остальными, причём,  избавляться предполагал уже от меня…

О времена, о нравы! ( O tempora! O mores!  (Лат) )

   О внеплановом собрании меня уведомила Ларочка. Похоже, Вадик успел всех подготовить и наобещать им всяческих благ.

     В знакомом кабинете было сильно накурено. Видимо, народ волновался, лица у всех были каменные. Только Вадик довольно часто подкашливал в ладошку. Ларочка предоставила ему первое слово. Ничего нового Вадик не сказал. Удивил меня только Боря.  Его Он всё время одобрительно покачивал головой, несколько раз даже поддакнул. Это один из наиболее близких мне людей в этом коллективе! Уже не первый раз я замечал в его действиях некоторое неодобрение по отношению ко мне. Или это была ревность? Нет, мы слишком близко были знакомы. Он – обычный конструктор, а я старший научный сотрудник, зам. руководителя большой бригады. И здесь. Он сотрудник, а я руководитель с полномочиями. Вот, кстати, и на основной работе, начальник отдела, с которым я был на «ты», ему – Борис, а тот в ответ - Валентин Иванович... Боря был всего на год младше меня. Это страх и трепет. Видимо, заложено в мозгу, как я уже упоминал, генетически...

      На экстренно объявленном собрании Вадик с нетерпением предложил проголосовать своё предложение об отстранении меня от должности директора и назначении  его директором. Поднялось семь рук. Против - только одна рука. Моя.

   - Принято! – радостно выкрикнул Вадик.

Я встал и раскрыл портфель:

       - Не всё так просто, уважаемый претендент, - произнёс я сочувственным голосом, - Вот 25  заявлений от рабочих из филиала о приёме их в члены нашего кооператива, вот решение общего собрания о приёме новых членов, вот коллективное заявление новых членов кооператива о делегировании мне их 25 голосов  на случай собрания. Не могут же они, в самом деле, посещать собрания в 100 километрах от дома. Так что предложение Владислава Дмитриевича не проходит: за – 7, против -26 голосов. Если честно, то такого я от вас, ребята, не ожидал. Это был удар в спину.  Хотите работать с Вадимом – работайте. Открывайте что хотите, называйте его шефом, а сейчас – пишите заявления о выходе из кооператива Терма и, будьте здоровы! Не напишете – выходного пособия не будет. Хоть сейчас проголосую.  Счёт будет 26 на 7 не в вашу пользу. Лариса! Оформи напоследок протокол собрания.

С этими словами я закрыл портфель и неторопливо вышел из кабинета. Стояла тишина…

ЭПИЛОГ

   Так закончилась моя попытка создать организацию, работающую в условиях свободы мнений, как великое завоевание демократии.
Разваленную  фирму Терма удалось восстановить,
 благодаря одному моему товарищу, но уже без общего собрания полноправных членов коллектива.
Вадик со своей  открытой на деньги спонсоров фирмой  быстро прогорел. Более того, его уволили из лесного института за какие-то махинации. Сейчас он возглавляет некое дачное товарищество.  В этой связи уместно вспомнить перспективу товарища Бендера с карьерой управдома …

*Рассказ «Диссертации»
** Рассказ «И я хотел стать профессором»
***Рассказ «Ах, наука»
****!Рассказ « Те годы, пятидесятые»
*****Рассказ «Инфаркты»
******Рассказ «Портвейн с королём»