Консорциум-3. Глава 20. Лебединая песнь

Консорциум.
Книга третья.
И жизни мало...

ГЛАВА 20
ЛЕБЕДИНАЯ ПЕСНЬ


Вне времени и пространства. Остров Гибрас, база Консорциума.
Мортимер Малой, осколок фигурки человека.

Я покинул кабинет Люцифера в смешанных чувствах. Восторг со смятением. Облегчение с тяжестью. Вина с искуплением. Медленно спустился по лестнице, обдумывая все, что произошло. Этого разговора я ждал? Так я себе представлял нашу встречу? Нет, конечно же, не так. Но разве я недоволен? Вовсе нет. Складывалось такое чувство, будто меня только что посвятили в рыцари и даровали полную свободу действий, но вот остался горький осадок, чувство, будто также мне посвятили какую-то миссию, не выполнив которой, я не смогу насладиться свободой до конца.
А еще, изнутри меня что-то зудело. Странные мысли бросались мне в голову, что я пытался откинуть прочь. Почему я не убил этого Арка? Должен был убить! Да нет же! Ничего я не должен… Да и к тому же он и сам не протянет и часу. Это мне сказал сурок, когда наутилус вернулся ко мне в руки. Старый Арк умирал от истощения. Будто все его силы подошли к концу, и он смирился со своей участью. Но откуда взялось это противное наваждение?
И все же, чего именно я хотел этой войной? Свержения Люцифера? Уничтожения Консорциума? Стать владельцем всех фигурок? Какое-то создание внутри меня гнусаво отвечало на эти вопросы согласием. Но я сам не мог смириться с этой мыслью. Я понимал, что не месть и не чувство справедливости гнали меня сюда. Это было нечто другое.
Передо мной дверь, которую я открываю и встречаю солнечные лучи, на миг ослепляющие меня. А после мир вокруг меня повело в сторону. Картинка перед глазами поплыла, а тело стало ватным и бесконтрольным. Звуки стали громче, что я отчетливо слышал собственное дыхание и биение сердца. Вот глухой стук моих собственных колен о тротуарную плитку. И падение. Тяжело дышать. Тяжело думать. И свет померк.
Я открываю глаза и вижу, что нахожусь в странном месте, не имеющем ни пола, ни потолка, ни стен вокруг меня. Полная пустота и всюду лишь тьма. Впереди же сидит сурок и хищно шипит. Он переливается голубым свечением, а там, за ним, я вижу зеленоватый свет, исходящий от какой-то птицы. Пытаюсь присмотреться и понимаю, что это фантомный голубь, наподобие моего сурка. Он трепыхается, истошно курлыкает. Пытается подняться в воздух, но что-то будто не позволяет ему это сделать. Сурок бросается к голубю и в следующий миг фантом, светящийся едким зеленым светом растворяется.
Сурок внимательно смотрит на меня и его свет угасает, превращаясь в искру. Эта искра такая крошечная, будто точка на идеально черном полотне. Она вертится, крутится, а после на безумной скорости, оставляя за собой световой шлейф, устремляется ко мне, пока не проходит сквозь меня. Эта сила отталкивает меня назад, что я не в силах удержаться на ногах. Падаю…
Падаю…
Мое падение смягчается, будто я приземлился на мягкое незримое облако. Эта сила позволяет мне твердо встать на ноги и передо мной появляются сотканные из света образы. Двое человек. Один из них сидит за столом в кресле, разбирая какие-то бумаги. Другой же сидел неподалеку, потягивая коктейль через трубочку. Я, не приближаясь к ним, сразу понял, что они близнецы. Два брата.
Спустя несколько мгновений вдали появилась дверь, створка которой отворилась и внутрь помещения, как я догадался, зашел юноша. И я тут же узнал этого человека. Тяжело не узнать самого себя. Мой фантом прошел к столу и бросил на его поверхность фигурки, что сейчас лежали в кармашке моей ветровки. Фантом о чем-то разговаривал с близнецами, но я не мог расслышать их слов. Разговор был недолгим и мой фантом отправился обратно к двери, скрывшись за ней. После исчезла и дверь. Но близнецы пропадать и не собирались. Я подошел к ним поближе. Они разговаривали между собой и у одного из них в руке появилась маленькая фигурка, которую я тут же смог определить, как фигурку голубя. Но какие способности дает голубь? На что он способен?
Тот близнец, что держал фигурку в руке произнес последние слова как-то злобно улыбнувшись и бросил  ее на стол, к остальным. Фантомы исчезли, испарились в пару мгновений.
А после появились вновь. Близнецы стояли вдвоем, склонившись над каким-то столом, на котором под простыней лежало что-то… или кто-то, как я догадался после. Мое сердце на мгновение остановилось, а по спине пробежали мурашки. Один из братьев скинул простыню, и я увидел собственное бездыханное тело. Он достал из кармана фигурку голубя и не отпуская ее прислонил ко лбу моего фантома. И я услышал его голос, протяжный, режущий ухо, надрывающийся, будто этот голос был самим порождением кошмара:
– Ты должен уничтожить Консорциум! Ты должен убить Главу Консорциума! Ты должен доставить его фигурку и все, что найдешь, нам и только нам!
Эти слова повторялись раз за разом, пока окончательно не смолкли. Фантомы растворились, а я весь в холодном поту сидел, зажимая уши ладонями. Дыхание сделалось учащенным, а обрывки воспоминаний вставали на свои места. Память возвращалась окончательно.
Я вспомнил всю свою жизнь от и до. Я вспомнил свою первую смерть в переулке от рук какого-то наркомана. Я вспомнил свою смерть. А после я вспомнил свое пробуждение. Помнил все слова, что были мне сказаны близнецами и только сейчас понял их смысл. Не знал истинного воздействия голубя на меня, но точно понимал, что тот дал мне сил вернуться к жизни, а также запрограммировал меня на выполнение определенных задач. Не жажда мести привела меня в Консорциум. Не моя воля привела меня в это проклятое место. Все это время я руководствовался приказами, которые мне отдали, но которых я не помнил, но выполнял на подсознании. Мной жестоко воспользовались… и я понимал, что к этому всему приложила руку моя собственная мама. У меня оставался лишь один вопрос: как она смогла решиться на такой поступок?
Или…
Достижение цели и вправду оправдывает цену, которую придется заплатить?
Я достал из кармашка фигурку морской звезды и внимательно посмотрел на нее, будто смог бы понять ее истинное предназначение. Ради этой маленькой фигурки было сделано это все? Эта война? Эти жертвы? Эти заговоры? Это бессмыслица какая-то!..
Все, что со мной произошло, было ради этой фигурки?
Мои мысли прервали новые фантомы, появившиеся из света. Я увидел самого себя, идущего по городу, наполненного людьми. И я… был счастлив. Вот я скупил все воздушные шары у уличного торговца и в следующий миг отпустил их, хватаясь за сердце. Мой фантом упал на колени, на его лице было удивление и боль. Тело не успело упасть набок, как фантом растворился.
Видение закончилось. Сурок показал мне мою судьбу. То, что меня ждет, если я поступлю так. Все закончится моей смертью. Так просто? Свергнуть Консорциум, позволить Люциферу умереть, отдать фигурку морской звезды и умереть самому. Идеальный конец истории человека по имени Мортимер Малой?
Нет. Я был с этим не согласен. Слишком долгое время мной управляли, мной манипулировали. И наконец-то я прислушаюсь к словам того человека, вернее Арка, которого это долгое время считал своим врагом. Все это время мы были на одной стороне, но веление судьбы рассудило все иначе. Я должен был это исправить. Я должен был этого не допустить.
Судьбу можно изменить!
Я не был в этом уверен, но я был полон решимости — это проверить. Худшего развития событий все равно уже быть не могло. Слишком много людей погибло. Слишком много карт было разыграно и все просто не могло закончиться трагедией. Изменить виток истории, чтобы воскресить умерших, предотвратить войну, исправить глупые ошибки. Возможно, простить мать, что пожертвовала сыном ради человечества.
Все это время я был пленником собственного подсознания, идеи которого мне навязали. А сурок лишь исполнял мои требования. Теперь же мой разум был чист, и я мог решать самостоятельно. Пусть это назовут эгоизмом, но впервые за долгое время я хотел что-то сделать сам, без чьей-либо указки. Попытаться найти решение не только для меня, но для всех. Найти способ, найти спасение…
Не знаю, чем все это закончится для меня. Справлюсь ли я или вовсе погибну, так и не добившись своей цели, я хотя бы попытаюсь. И прежде чем я встречу свой эпилог, я должен проститься с теми, кто был мне дорог. Другой возможности может и не представиться…


Мокрый серый камень надгробной плиты. От него веет холодом и дурными воспоминаниями. Нет же, не дурными. Просто плохими… грустными.
Тяжелый удар, ставший первым толчком к моему пробуждению. Мне было так искренне жаль за твою жертву, но в то же время я был бескрайне тебе благодарен. И даже сейчас, наконец покинув темницу собственного разума, я понимаю, что те чувства, те эмоции, что я испытывал, может и были усилены моим подсознанием, чтобы заполнить пустые бреши, но они были искренны. Любовь, пробудившаяся во мне с первого взгляда и разгоравшаяся на протяжении короткого срока в неугасимое пламя, что поддерживало меня до сих пор. Спустя все трудности, спустя весь мой долгий путь, я вернулся сюда, чтобы проститься окончательно, но не навсегда. Любовь к тебе, Лина, всегда будет жить в моем сердце.
Над Гибрасом собрались черные тучи, поливая весь остров дождем, словно из ведра. Я уже весь промок и дрожу от холода, но не смею уйти раньше положенного срока. Понимаю, что мое состояние и фигурка морской звезды вызвали эту непогоду, но я был только рад этому ливню.
Я сажусь на колени прямо перед ее надгробной плитой. Фотография истерлась, хоть и прошло не так много времени. Но я понимал, что все бедствия, что выпали на судьбу этого места, сказались буквально на всем. Буквы почти что выцвели, но даже сквозь дождь, нещадно льющий в глаза, я различаю твое имя: «Лина». Ни даты рождения, ни даты смерти. Одно лишь имя и еле различимая фотография. Но в своей памяти я всегда хранил твой образ. Я всегда хранил твой звонкий смех. И всегда буду помнить…
Меня трясет, но уже не от холода. Боль, жгущая меня изнутри, заставляет мое тело сотрясаться. Из глаз льются слезы, смешиваясь с дождем. Мои руки опираются в размокшую землю, пытаются разъехаться в разные стороны, но я не позволяю себе упасть окончательно. Я держусь даже не ради себя, а ради тебя, Лина.
Как бы я хотел все исправить, как бы я хотел вернуть тебя к жизни. Вновь провести ладонью по твоему лицу, поцеловать. Увидеть искры жизни в твоих глазах. Но это уже не суждено. Я не в силах вернуться в прошлое, чтобы изменить события, что произошли на Гибрасе. Само это проклятое место находится вне времени и пространства, и чтобы повлиять на исход событий здесь, нужно вернуться к начальной точке. Нужно изменить ход истории с создателя Консорциума, Люцифера. А чтобы повлиять на него, нужно вмешаться в судьбу собственной матери. Изменить все так, чтобы события так же последовали друг за другом, почти не отклоняясь от исходной цепи событий. Но ведь одна малейшая ошибка может привести к еще худшим последствиям. Просчитать все практически невозможно, а я не могу допустить ошибки. Если сама история изменится, то изменюсь и я. Все пойдет под откос и уже ничего нельзя будет вернуть, но я был уверен, что выход есть.
Был уверен, что переписать судьбу можно. Можно спасти все загубленные жизни…
– Не жалей о мертвых, Морти, – прозвучал твой голос, еле пробившийся сквозь шум дождя. Я даже не сразу понял, что это и вправду говоришь ты, попытавшись проигнорировать разыгравшееся воображение. – Лучше пожалей живых…
Я поднял голову и онемел, продолжая лить слезы и впиваясь пальцами в сырую землю. Твой образ, сотканный из света, будто фантом, стоял напротив меня. Нас разделяла лишь надгробная плита. Ты улыбалась, но я видел по твоему лицу, что ты через силу сдерживала грусть. По тебе самой понимал, что ты хотела подойти ко мне, даже подбежать и броситься на шею… но не могла. Ты была лишь призраком, плодом моего воображения. Как бы я хотел помотать головой из стороны в сторону, попытавшись отогнать наваждение, но не смог. Даже не попытался. Пусть и догадывался, что мой разум опять желал сыграть со мной злую шутку, но попросту не мог прогнать тебя прочь.
– Лина, – произнес я дрожащими то ли от холода, то ли от волнения губами.
Ты же смахнула с лица челку, что накрыла твои глаза и улыбнулась мне. Прижала три пальца к губам и послала в мою сторону воздушный поцелуй.
– Я всегда буду любить тебя, Морти, пока будет биться твое сердце.
– Я люблю тебя, Лина! – срывая голос, прокричал я, будто думал, что сильный ветер и дождь смогут стать преградой между нами. Попытался подняться на ноги, но лишь оскользнулся и проехался по грязи. И тут послышался твой озорной звонкий смех. В эту секунду я почувствовал себя счастливым.
– Уже такой взрослый, а все еще такой малой, – сказал она, когда я поднялся. Я чуть ли не с ног до головы был в грязи, полностью промокший, грязный, неотесанный, но безумно счастливый. В те минуты я был упоен этой слабостью, что до глубины души был рад видеть тебя, что даже поверил, что смерть не разделила нас, что все можно исправить, что ты – настоящая!
А потом в голову врезались совсем другие воспоминания. Картины твоей смерти, что давным-давно показал мне сурок. Мгновения, как именно я отдавал приказы штурмовать Консорциум, из-за чего ты и погибла. Секунды, когда мои решения и поступки привели нашу с тобой историю к трагедии. Я был повинен в твоей смерти, пусть я и совершал эти поступки не по собственному умыслу. Лишь я один допустил все это и твою смерть в том числе.
– Лина, – я вновь упал перед тобой на колени, понимая, что никогда в жизни не смог бы вымолить у тебя прощения за собственные грехи. – Прости меня за…
Твое лицо резко стало серьезным, и ты поднесла указательный палец к губам, призывая к молчанию. И когда я, тяжело дыша, протирая собственные глаза от дождя, внимательно посмотрел на тебя, будто выжидая решения твоего суда, ты заговорила:
– Тебе не перед кем извиняться, Морти. Мы все – лишь звенья твоей истории, что должны были произойти.
– Мы?
Лина грустно кивнула, а после я услышал еще один знакомый голос:
– Здравствуй, Мортимер, – это был Виктор.
Я обернулся, чтобы посмотреть на фантома, сотканного из света. Он шел с какой-то девушкой под руку и улыбался.
– Пришло время вам познакомиться, – сказал он. – Дорогая, это Малой, он же Мортимер. О нем я тебе рассказывал. А это – моя Элизабет, – Виктор ласково провел ладонью по руке девушки, взглянул на нее, а потом обратил внимание на меня.
Элизабет улыбнулась и сделала легкий реверанс.
Я не мог ничего сказать. Во мне будто все превратилось в камень, я сам стал статуей под воздействием медузы Горгоны. Это я был повинен в смерти Виктора и Элизабет. Если бы я не передал ему фигурку черепашки, тем самым задержав их, они могли бы не оказаться вовлеченными во всю эту историю. Могли бы спокойно жить и не знать горя. И опять всему виной был я…
– Не стоит, Мортимер, – грозно произнес Виктор. – Твои сожаления не принесут никому никакой пользы. Тобой был сделан выбор, и ты наблюдаешь его последствия, не более и не менее. Как и было сказано до меня, мы лишь твои ошибки, что должны были произойти. И поверь, я не в обиде на тебя. Ты смог втолковать мне то, что я не мог понять слишком и слишком долго. Что в радости и в горе мы должны быть со своими близкими, а не пытаться найти способ все исправить.
Виктор вновь повернулся к Элизабет и поцеловал ее в щеку.
– Я не хотел этого, – лишь смог произнести я.
– И мы не виним тебя за это, – послышался голос Стаса. Его фантом выплыл из тумана, что набежал на пригорок. Он так же улыбался.
Следом за ним стали приходить и другие. Вот Мария, которую за талию обнимал Глеб. Они были радостны. Саша, смотрящий даже не на меня, а куда-то далеко вдаль. На его лице была лишь одна эмоция – счастье. Следом за ним выступила Юля и тут же заговорила:
– Но ты должен искупить свою вину.
– Не перед нами, – продолжила Мария.
А договорил уже Глеб:
– Но перед самим собой.
– Что я должен сделать?
– Позволить истории вернуться к истокам, – произнес Саша.
Я не мог понять, почему вслед за ними не появились Серж со Сталкером, или даже Серега, чья могила была по левую сторону от надгробной плиты Лины. Но они так и не пришли на мой суд.
– Но как я могу это сделать? – эмоции разрывали меня на части. Я был счастлив увидеть их всех вновь и оттого мне было так тяжело на сердце. Моим решением были загублены все их жизни. Моими поступками были оборваны их истории.
– Вроде бы взрослый, а еще совсем малой, – засмеялась Лина.
Я обернулся к ней. Она сделала несколько шагов ко мне и попыталась прикоснуться своей ладонью к моему лицу, но не смогла. Оттого ее лицо погрустнело, но она продолжила говорить:
– Морти, ты должен переписать историю.
– Вычеркнуть тот фрагмент, с которого все началось, – сказал Виктор.
И я почувствовал, будто воздух вокруг меня стал горячим, удушающим. В словах Виктора послышалась сталь.
– Чтобы изменить настоящее, ты должен вычеркнуть… себя!
Далеко в небе разразилась молния, отозвавшись громом. Мое сердце остановилось на доли секунды, что я не смог сделать вдох. А сознание медленно, будто скрипя шестернями, осознавало сказанное. Все фантомы уже не улыбались, они смотрели на меня внимательно и на их лицах были одинаковые эмоции: грусть и сожаление. Они понимали, что обрекают меня на смерть, но только такой исход мог исправить все, что я совершил.
Чтобы вмешаться в историю Гибраса, я должен был повлиять на Люцифера до того, как он создаст Консорциум. Чтобы повилять на этого Арка, я должен был изменить судьбу собственной матери. И я понимал, что только моя смерть, вернее мое отсутствие в ее жизни, могло бы изменить все поступки и решения, сделанные ей когда-либо с того самого дня, когда моя семья потеряла Найджела, моего брата. Один день и одна жизнь, что полностью изменили ход истории.
А что, если я смогу спасти Найджела?
– Это так не делается, Мортимер, – прозвучал голос Стаса.
– Взамен одной спасенной жизни, – заговорил Саша.
– Ты потеряешь другую, – договорила Юля.
– И не факт, что другая жертва не сделает все еще хуже, – сказала Мария.
– Если не ты приведешь все это к финалу, то это может сделать и твой брат, – произнес Глеб.
Виктор отпустил Элизабет и приблизился ко мне.
– Тебе ли не знать сколько раз я пытался спасти всего лишь одну жизнь, Мортимер. И ни разу я не добился успеха. И всего лишь потому, что одна маленькая ошибка может все изменить к худшему.
– Мы не заставляем тебя, Морти, – зазвучал звонкий голос Лины. – Ты должен сам принять это решение, но помни, что цена слишком высока. Даже если ты попытаешься спасти своего брата у тебя будет слишком мало времени и сил, чтобы это сделать. В том времени, в тот исходный момент, ты будешь лишен своих козырей. Сурок и наутилус будут в других руках. Вот тот последний шанс, Морти, о котором ты просил. Вот твоя возможность все исправить.
– Сможешь ли ты решиться на этот шаг, друг? – Виктор протянул в мою сторону руку. – Или затеряешься во времени, пытаясь каждую минуту своей жизни смириться с той виной, что будешь носить на своих плечах?
Я сглотнул слюну, пытаясь обдумать решение. Но ответ уже был мне очевиден. Понимал, что не смогу жить, если отступлюсь от своей любимой и друзей, что погибли по моей вине. Понимал, что лишь я один был в силах исправить трагедию, развернувшуюся на моих глазах. Понимал, что на самом деле я уже давным-давно был мертв и так и должен был оставаться холодным трупом. Протянул руку и пожал ладонь Виктора, которая в это мгновение стала осязаемой. Ощутил тепло, исходящее из нее.
– Я сделаю это, – произнес я. – Но будете ли вы со мной до конца?
– Я никогда тебя не подводил, друг, – ответил Виктор, улыбаясь.
А после Виктор отошел в сторону, давая возможность подойти Лине. Она улыбалась. Обняла меня, подтянула мое лицо к своему и поцеловала.
– Я буду с тобой до самого конца, Морти, – прошептала она мне на ухо, и я почувствовал пряный запах ее волос.
Лишь сейчас я понял, что дождь прекратился. Солнце разогнало тучи прочь и освещала меня, стоящего среди сотен надгробных плит, выставленных рядами, и двух фантомов. Они не обманули меня. Моя возлюбленная и мой лучший друг остались со мной до самого конца…


* * *

1994 год. США, точное местонахождение неизвестно, домик у озера.
Мортимер Малой, человек, которому оказалось мало жизни, чтобы переписать судьбу на руинах собственного мира.

– Что, черт подери, у тебя там происходит? – встревоженный голос Наденьки прозвучал тотчас же, как я прошел сквозь линзу. – С тобой связи не было с того момента, как ты зашел к Люциферу! Хоть бы весточку отправил, что с тобой все в порядке! Моя утонченная душа ведь может попросту тебя и не простить.
Я рассмеялся, на секунду позабыв о том, зачем прибыл в этот лес, что в паре километров от того самого домика у озера, в котором так любили проводить время все семейство Малой.
– А теперь, черт тебя подери, зачем ты опять в этом месте? – продолжала Наденька. – Да еще и в 1994 году? За каким лешим ты туда отправился?
Повисла пауза и мне даже показалось, что я услышал глубокий вздох Наденьки.
– И вправду, касатик, хоть ответь мне, что у тебя там происходит.
А я ведь даже и позабыл о моей верной спутнице, что так долго была рядом со мной, если так можно выразиться по отношению к искусственному интеллекту.
– Извини, Наденька, что заставил тебя волноваться, – произнес я ласково, будто разговаривал не с каким-то разумным и вполне эмоциональным исином, а самым настоящим ребенком, что мог вполне по-настоящему обидеться и долгое время дуться. – Со мной все в порядке. Я бы даже сказал, что со мной все отлично.
– Вот так вот бы сразу, касатик. Рада это слышать. А я уже тут думала, куда именно отправлять открытку с соболезнованиями, – послышалась наигранная серьезность, а я не смог сдержать искреннего смеха. – Как понимаю, теперь Консорциум свергнут. Люцифер повержен, а мы вольные пташки в поисках новых приключений? Куда рванем? О-о-о-о! Я придумала! Давай узнаем, как…
– Наденька! Тише-тише! – попытался я успокоить чрезмерно оживленный искусственный интеллект.
– Я бы могла сказать тебе много ласковых на счет того, что ты меня перебиваешь. Но так и быть, сегодня я в приподнятом настроении и даже не буду подкладывать тебе кнопки на стул. И может даже подскажу дельный совет, где можно урвать вкусное вино, как ты и предпочитаешь.
Я тяжело вздохнул, понимая, что это прощание может мне даться намного сложнее, чем все предыдущие. Как объяснить ребенку, что я должен уйти… навсегда? Как попытаться не обидеть его, но объяснить ему непростую истину? Приврать? Сказать прямо? Я больше не мог лгать, да и сама Наденька должна была понять, что это все, конец. Скорее всего она обидится, чего мне не хотелось бы, но иначе я поступить не мог. Совсем скоро все изменится до неузнаваемости, и она даже никогда не узнает обо мне. Наверное, это к лучшему. А возможно, что и ее судьба переменится к лучшему.
– Наденька, – начал я тяжело, – позволь мне сказать.
– Аушки?
– Я был очень рад с тобой познакомиться и мне было очень приятно идти весь этот путь вместе с тобой. Но пришло время нам расстаться.
– Оу! – лишь послышалось от нее. – Значит, ты уходишь?
– Я должен, Наденька, – твердо произнес я. – Извини меня за это.
– Уходишь навсегда-навсегда?
– Да, навсегда.
– Это… грустно, – прозвучал ее тихий голос через исин. – Но я понимаю тебя. И… я была рада познакомиться с тобой, Морти. Ты хороший, что бы там ни говорили остальные. Я буду помнить о тебе.
– И я всегда буду помнить о тебе, Наденька.
– Значит, пока?
– Прощай, Наденька.
– Хорошей тебе жизни, касатик, – произнесла она ласково. – Пока.
И связь прервалась навсегда. Захотел бы я передумать, уже не смог бы связаться с ней. Не мог до конца понять, обиделась ли она или нет, но определенно знал, что это для нее тяжелый удар. Но лучше так. Узнала бы она, что я намереваюсь сделать – не позволила бы мне, попыталась бы отговорить. А так…
Прощай, Наденька!..


Они все еще рядом со мной. Лина по левую руку, Виктор по правую. И только они придают мне сил. Сурок и наутилус исчезли, как и многие фигурки. Все они оказались у своих хозяев в этом времени. Осталась лишь одна морская звезда, но я не чувствовал поддержки от этой фигурки, только нестерпимый холод, сжигающий нечто незримое внутри меня. Я понимал, что она мне не пригодится и убрал в карман куртки. Теперь мне не пригодится ничего, кроме пистолета, что сейчас лежал в кобуре. Силы покидали меня, времени слишком мало.
Хоть я и понимал, что страж линзы уже где-то далеко, исполнив свою миссию и насытившись своим лакомством, но я ощущал его взгляд на себе, каким-то иным чувством знал о его присутствии.
Путь от линзы был недолгим, но с каждым шагом, с каждым неровным биением собственного сердца, с каждым тяжелым вздохом в моей груди я чувствовал неумолимо приближающийся конец. Еще чуть-чуть, совсем скоро.
Лина и Виктор приободряли меня, хотя видели, что я становлюсь слаб.
– Еще немного, милый.
– Несколько шагов, друг.
Их слова вязли в плотном эфире, что поселился в моей голове. Движения стали казаться нечеткими, а мир вокруг то становился до боли в глазах четким, то расплывался в одно сплошное пятно. Этот путь превращался в настоящее испытание. И все же Лина была права, когда сказала, что мне попросту не хватит сил, чтобы спасти Найджела. Она была права во всем…
Впереди виднеется то самое дерево, что даже впятером не обхватить. Настоящий реликт этого времени. Я еще не вижу себя, но прекрасно понимаю, что именно за этим массивным истуканом найду самого себя, только совсем еще ребенка, даже не догадывающегося о том, какая судьба его ждет. Пытаюсь идти медленно и аккуратно, чтобы не спугнуть самого себя. Усмехнулся этой мысли. Не спугнуть самого себя.
Но движения мои тяжелы, такое ощущение, что я превратился в косолапого медведя, не в силах не наступить на какую-нибудь ветку или не ухватиться за что-нибудь впереди себя. И все же, пытаясь себя контролировать, хотя это дается чересчур тяжело, я огибаю массивное дерево и вижу мальчишку семи лет.
Я, вернее он, сидит, прислонившись к дереву, а возле его ног, в корнях, насыпан холмик земли, выкопанной неподалеку. Понимаю, что там под этой землей лежит мертвое тело Найджела. Над холмиком возвышается крест из скрепленных между собой веток. Мальчишка даже не смотрит в мою сторону, будто не видит или не хочет видеть. Покачивается из стороны в сторону, трясясь всем своим телом, но усердно до выступающей крови, как вспоминаю я свое прошлое, сжимает в кулачке фигурку сурка.
Мне так и хочется сказать ему хоть что-то, но понимаю, что не смогу. Понимаю, что уже никакими словами ничего не исправишь. Все уже предрешено, и в кои-то веки не судьбой, которая якобы уже уготовила для всех нас свои сюжеты. Все решено мной.
– Мы с тобой! – говорит Лина, кладя руку мне на плечо. Я чувствую ее и это придает мне сил. – До самого конца!
На другое плечо падает рука Виктора.
– Ты должен это сделать, Мортимер. Не ради нас, а ради себя.
Мальчишка не слышит их голосов, да он и не может их услышать. И уже никогда не услышит.
Я расстегиваю кобуру и медленно достаю пистолет. Поднимаю его перед собой, направляя на маленького Морти. Рука будто бы налилась железом, так и хочет опасть книзу. Но я не позволяю ей сделать это. Держу ее твердо, хоть это и дается с трудом. Ее начинает потряхивать.
И в этот момент он смотрит на меня своими голубыми глазами, которые так мне знакомы. Он не напуган, но он не понимает, что происходит. Растерян. Неловко, опираясь на ствол дерева, поднимается на ноги, лишь мельком взглянув на сделанную им же могилу брата, будто это вовсе не могила, а обычная куча земли.
– Вы поможете? – говорит он и по моей щеке бежит непрошенная слеза.
Сердце делает паузу, а после и вовсе замедляет свой ход. Я чувствую это, точно так же, как чувствую и боль, что медленно сковывает все мое тело. Еще несколько секунд, и я не смогу выстрелить, даже если очень того хотел. Но… смогу ли я убить себя? Нет, не хочу ли! А смогу ли?
– Времени больше нет! – кричит Лина.
– Ты должен сделать это, друг! – следом кричит Виктор.
А я смотрю на собственное лицо, которое имел в свои семь лет. Эти растерянные невинные голубые глаза. Сбившиеся волосы, в которых застряло несколько веточек и листиков. Смогу ли я убить себя?
– Сделай же это! – кричит кто-то, но я не разбираю на слух, чей это голос.
В голове лишь так и крутятся слова маленького Морти:
«Вы поможете? Вы поможете? Вы поможете?»
Боль сковывает мое тело, и я чувствую, как медленно, но неизбежно слабеет моя рука, готовая вот-вот опуститься. А я сам собирался приготовиться принять свою неизбежную смерть.
– Прости, – еле слышно, на последнем вздохе произношу я.
Смогу ли я убить себя?
Выстрел…

Мир вокруг меня пошел трещиной, разломив пополам небо и точно так же разломив землю. Все перестало для меня быть настоящим. Мир распадался на куски, крушась, рассыпаясь, не в силах восстановиться вновь. Он попросту больше не мог это сделать. Ему больше было не под силу стянуть себя нитями, что удерживали его до этого. Все, что окружало меня, растворялось и исчезало, будто в компьютерной игре. Мир угасал. А я вместе с ним.
Я вычеркнул себя из истории мироздания, и потому я был ему больше не нужен. Пустой фрагмент, папка, в которой нет бумаг. Я существовал, но больше никто и никогда не узнает о моем существовании. Призрак всего сущего.
Временная петля, что была создана мной, оказалась разорвана. Все события, что привели меня к тому, что было, были переписаны вплоть до каждой детали. А потому, история пошла по новому руслу. Будучи больше нематериальным, но еще живущим в своей незримой оболочке, я мог наблюдать, как события сложились в этой новой реальности без Мортимера Малой.
Мортимер Малой не был рожден. У моих родителей был лишь один ребенок, мой брат Найджел. Его история была переписана. В тот день, когда он должен был умереть от лап стража линзы, фигурка сурка была у него в руках и страж не рискнул сунуться к владельцу артефакта. Встреча с монстром отразилась на его жизни, но он смог преодолеть это препятствие и жить счастливо. У него была жена и ребенок, мальчик, которого он назвал Мортимером.
Мой отец погиб от сердечной недостаточности в возрасте сорока девяти лет. А мама, оставшись одна, так как не желала вмешиваться в личную жизнь Найджела, томящаяся в темнице собственных сожалений, однажды нашла фигурку сурка, – детскую игрушку сына, как она помнила. И именно сурок показал ей возможность спасти мужа. Отправиться в будущее, чтобы вылечить возлюбленного. Увы, она увлеклась в погоне за своими амбициями и желанием спасти человечество. К худшему это или к лучшему, решать уже было не мне.
Люцифер же вновь стал падшим ангелом, поклявшимся уберечь человечество от неминуемой гибели. Только теперь его методы были более гуманными. Так как в его владения, на остров Гибрас, так никогда и не ступила нога доктора Рида, он не промывал мозги всем новоприбывшим охотникам. Каждый из них мог уйти в любой момент, как им вздумается. И эти гуманные методы принесли свои плоды. Все те, кто был угнетен, ущемлен, лишен смысла жизни, находили здесь новую семью, находили новую жизнь. Люцифер так и не узнал тайны фигурки человека, но помог моей матери собрать все остальные зооморфные фигурки, в том числе и фигурку морской звезды, далеко в будущем, чтобы подготовить человечество к решающей битве. Он умер в своем кресле под взором своих детей, что обратились в золотую пыль с последним ударом его сердца.
Доктора Рида же ждала печальная участь. Он погиб на дне того самого колодца, из которого я должен был его достать. Мне очень жаль, что это должно было произойти. Гениальный ученый отдал свою жизнь впустую. Но все же я мельком увидел, как его линия жизни не прерывается вовсе. Влияние какой-то фигурки должно его оживить. А все остальное, как в тумане.
К сожалению, печальная участь постигла и Костика Иневского. Я должен был вырвать его ослабленное тело из лап изуверов-ученых, но этого не произошло. Он погиб на операционном столе, когда из него так и пытались выудить уникальный ген, способный к мимикрии. Но опыты были тщетны.
Наденьку же не заперли в ящике, как чрезвычайно опасную, за что я был очень рад. Она стала чуть ли не главным мозгом Консорциума, помогая охотникам в их рейдах, а также занимаясь другими важными делами. Она долгими вечерами разговаривала с Люцифером и членами Колоды, и эта компания была ей приятна.
В итоге, Чарльза Роулинсона спас не я, но я отчетливо видел, как некий таинственный силуэт все же смог вернуть полковнику жизнь. Я видел долгую и насыщенную судьбу Роулинсона, но так и не смог понять истинных мотивов неизвестного, спасшего Чарли. Но это уже была не моя прерогатива.
Из членов отряда Йота лишь половина стала охотниками Консорциума. Мария и Глеб в приятной и семейной обстановке все же смогли раскрыть друг другу свои чувства, а после покинуть своего работодателя, чтобы зажить полноценной семьей. Дар Марии так и не проявился. Но она пережила своего мужа на пять лет. Все эти годы она посвятила исключительно внукам, рассказывая им истории, которые «якобы» произошли с ней и их дедушкой.
Саша, под руководством Короля, стал преуспевающим ученым, попутно совершенствуясь во врачебной практике. Он стал незаменимым членом Консорциума вплоть до последних дней жизни могущественной организации. После судьба свела его с одним из членов семьи Гумилевых, где он получил работу, которой посвятил всю свою жизнь. У него не было ни семьи, ни детей. Саша умер в возрасте семидесяти шести лет.
Юля же хоть и была охотницей Консорциума, но пробыла на Гибрасе недолго. После одного из рейдов она все-таки смогла найти свою настоящую семью, которой была лишена долгую часть жизни. Она стала художницей, чьи картины производили резонанс в общественности и были популярны больше ста лет после ее смерти.
Стас так и не попал на Гибрас. Он был волен сделать свой собственный выбор, и он не смог отказаться от прошлого. Решил быть сильнее него и идти вперед с гордо поднятой головой. К своим сорока годам он занял пост министра одной из стран Европы. Стас всегда верил, что его родители гордились бы им. Его же настоящее имя мне так и не было раскрыто.
Так получилось, что судьбы Сталкера, Сержа и Сереги так и не открылись мне. Они остались завесой тумана, заставив меня лишь гадать о том, как жизнь распорядилась на счет них. А вот моя возлюбленная, Лина, так и не нашла смысла в своей жизни. Она не попала в Консорциум. И все ее дни превращались в серые будни, лишенные красок. Лишь однажды во сне она увидела милого юношу с разноцветными глазами. Один был зеленым, а другой – голубой. Она рисовала его портрет раз за разом, пытаясь повторить увиденное во сне и каждый раз подписывала лишь одной буквой «М». Этот «М» подарил ей смысл жить дальше и каждый раз, когда ей казалось, что все обречено, его взгляд придавал ей уверенности продолжать двигаться дальше к намеченной цели.
Что же на счет Лехи и Дарьян, их жизнь так и не пересеклась с жизнью моей мамы. До совершеннолетия они пробыли в детском приюте, а после, когда их способности были замечены, их устроили в ГУАП, где славились своими успехами. Так сложилось, что спустя больше тридцати лет дружбы и чуть ли не брато-сестринских отношений, они поняли, что не представляют жизнь друг без друга. Тогда то они и сбежали из ГУАП, отправившись в вечное приключение.
А Виктор и Элизабет успели покинуть башни-близнецы до теракта одиннадцатого сентября. Это была страшная трагедия, почти что обошедшая их стороной. Погиб лишь отец Элизабет, по которому та долгое время горевала. Но жизнь продолжалась. Они сыграли свадьбу, а спустя два года у них появился сын, которого Виктор назвал в честь своего предка, чью фамилию он носил, – Эрик. Произносил имя собственного сына и улыбался, веря, что тот однажды сможет удивить весь мир.
Моя же история подошла к концу. Я исчез бесследно, в конце концов изменив сам ход времени. Изменив события, направив реку жизни к лучшим берегам.
Растворяясь, я был счастлив.
Я улыбался…