Жанка, Тошка и баба Вера. Часть 1

У каждого человека и у каждого дома есть изнанка. Не верите? Спросите у Жанки, она подтвердит.
- Жанна растет немного странной, ты не находишь? - спрашивала Жанкину маму баба Катя, та, у которой рот словно ярко-бордовая нитка и взгляд рентгеновский и кислотный. Так бабушку видела Жанка, а если добавить, что волосы у бабы Кати были прилизаны, словно клеем облиты и по противности могли соперничать с пенкой на молоке, сразу становилось понятно, почему бабушку на этом свете не любила ни одна живая душа, включая ее собственного сына - Жанкиного папу и пучеглазую псину Тошку, особу вредную и громкую. Она только делала вид, что любит хозяйку, а на самом деле  презирала ее за скупость и глупость и мечтала уйти жить к соседке, бабе Вере. Не просто мечтала, а удирала к ней при первом же удобном случае, пряталась под кроватью, за диваном, за креслом и даже в шкафу, еще не подозревая, что именно этот шкаф вскоре и изменит собачью жизнь, вернее даже не шкаф, а добрая Жанка. Тоже неправда! Если бы не тот странный гость, если бы не Жанкина тяга к сказкам, если бы... Но это все произойдет немного позже, а пока противная псина Тошка - маленькая, пучеглазая, на тонких лапках, чем-то похожая на паука-переростка, из породы собак, которые боятся собственного чиха и пука, эта самая Тошка молилась своим собачьим богам и просила наслать на бабу Катю склероз, чтобы она на веки вечные забыла про свою любимицу. Собачьи боги такими мелочами заморачиваться не желали, у них и так дел было по горло, просьбы от домашних, сытых и не битых собак вообще никогда не рассматривались. Именно поэтому каждый раз, обнаружив пропажу своей подопечной, баба Катя твердым шагом шла по коридору и громко, властно и страшно стучала кулаком в дверь бабе Вере. Собачка при первом же стуке нещадно писалась (и хорошо, если в это время она не сидела в шкафу!), а баба Вера, вздыхая, вытаскивала дрожащую Тошку и шла открывать дверь ее настоящей владелице. "Как же так получается?" - думала в такие моменты Жанка, с жалостью глядя и на бабу Веру и на Тошку, "как же так получается, что собака не может выбрать себе хозяина? Разве так должно быть? А, с другой стороны, люди тоже себе бабушек выбрать не могут! Я, например, с радостью поменяла бы бабу Катю на бабу Веру!" - продолжала думать Жанка, вспоминая какие вкусные пирожки с мясом пекла баба Вера и как щедро позволяла Жанке есть, сколько захочется, а не по строгому счету, как бывало у ее родной бабки. "Если бы можно было так их поменять, я бы и куклу свою отдала. Ту, самую любимую, которая выглядит, как настоящий дитеночек," рассуждала Жанка, не зная, к кому можно обратиться с такой странной просьбой об обмене бабушками.
А в это же самое время баба Катя с руганью вырывала дрожащую псину из слабых рук бабы Веры, которая уже не раз пыталась выкупить Тошку и предлагала за нее старинную статуэтку пастушки с овечкой. Баба Катя лишь цепко окидывала взглядом комнату соседки, полную тайн и сокровищ и, пытаясь поцеловать рычащую Тошку в нос, гордо отвечала:
- Тошеньку не продам, она для меня роднее всех на свете! Кроме того, не имею обыкновения торговать живыми существами!
И гордо удалялась к себе, подмечая, что с каждой разлукой с собачкой слез в глазах соседки становилось все больше, а ее руки - тонкие, обтянутые кожей и уже покрытые коричневыми пятнами, дрожали все сильнее. Все это значило, что скоро за Тошку будут давать не только статуэтку, которая бабе Кате очень нравилась, но и старинный перстень невиданной красоты, который соседка с шиком носила на безымянном пальце левой руки, перстень давно присмотренный бабой Катей, перстень, являющийся к ней во снах. И вот когда соседка с радостью будет готова выменять украшение на псину, тогда будет видно, что еще можно вытрясти из этой любительницы чужих собак.
- Ты собираешься хоть немного воспитывать свою дочь? - допытывалась баба Катя у Жанкиной мамы, добавляя, что девчонка растет ленивой бестолочью. В переводе на общечеловеческий язык это значило, что Жанка опять отказалась стирать руками бабкины  вонючие шерстяные носки. Мама, не понимая в чем ее дочь ленивая бестолочь, тут же краснела и становилась похожей на разъяренную курицу у которой пытаются отобрать цыпленка и начинала бабе Кате откровенно хамить и говорить, чтобы та не наговаривала на Жанку и что девочка у нее лучше всех! Этого бабка и добивалась, чтобы потом, тем же вечером, зазвав сына на ужин, потупив глазки и комкая в руках абсолютно сухой носовой платок, жаловаться Жанкиному папе на наглую и непочтительную невестку и на внучку, которая растет невоспитанной белоручкой и фифой.
В такие вечера папа приходил домой с лицом черным и злым, точь-в-точь, как у бабы Кати и Жанке поначалу даже немного смешно было, она думала, что папа так шутит, и что он не совсем вошел в роль, потому что волосы у папы были красивые, пушистые и никак не походили на липкие, прилизанные волосы бабки и Жанка в тот первый вечер, еще ничего не понимая, хотела сделать папе прическу, как у бабки, чтобы потом всем вместе посмеяться над сходством, ведь папа совсем на свою мать не походил! Так тогда думала Жанка и только когда папа сильно и больно ударил ее по попе, а потом схватил ремень и захотел отхлестать ее по спине, только тогда, когда она увидела белое на этот раз лицо мамы и услышала ее змеиное шипение, когда мама заперла ее в детской, а сама что-то быстро, визгливо и гневно говорила папе, только тогда Жанка заподозрила, что папа чем-то похож на бабу Катю и когда он приходит домой с ее лицом, его лучше не трогать. В те вечера, когда ее любимый папа вдруг становился бабой Катей, он больше не пытался ударить ни Жанку, ни маму, но разговаривал с ними так неприязненно и брезгливо, что им обеим хотелось, чтобы он просто поорал хорошенько и разбил пару тарелок, чтобы успокоиться и забыть те самые слова, сказанные его матерью за ужином. Но вместо этого папа потом мог молчать целую неделю или даже больше, ровно до тех пор, пока и Жанка и мама не начинали себя чувствовать полными ничтожествами и были готовы на все, чтобы искупить свою, придуманную бабой Катей, вину. В такие дни они пекли яблочный пирог и шли на поклон. Баба Катя обычно чуяла,  когда именно они и придут и караулила их, стоя у окна, за занавеской. Они всегда видели ее победную и презрительную улыбку, но дверь она им в таких случаях никогда не открывала и им приходилось звонить в звонок бабы Веры, а потом долго стучаться в дверь комнаты, где баба Катя ждала, затаившись, как кобра перед прыжком, и заранее наслаждалась их унижением. Пирог она обычно расковыривала вилкой и "хаяла" его, как потом говорила сквозь слезы Жанкина мама. Жанка ее утешала, утверждая, что пирог, на самом деле, невероятно вкусен и зловредная бабка ждет не дождется, когда они уйдут, чтобы сразу, за один присест слопать огромный кусок!
- С чего ты это взяла? - спрашивала мама, сморкаясь в кружевной платочек, подарок бабы Веры.
- Но это же абсолютно ясно! - удивлялась Жанка и подробно описывала, как баба Катя быстро отрезает большущий кусок и, торопясь и не дожидаясь, пока закипит чайник, запихивает в себя куски пирога, почти давясь.
- Да, чтоб она..., - начинала мама, но тут же себя останавливала. Она и сама себя не понимала в такие моменты. Как у нее даже мысли подобные могли появиться? Возможно, она и впрямь дрянь? Она, может быть, но не дочь! Мама смотрела на Жанку и плакала уже от счастья, что у нее растет такая замечательная девочка. Умница и красавица, а баба Катя пусть кого-нибудь другого воспитывает стиркой своих носков. Так мама Жанке и говорила. А еще повторяла, чтобы та не злила бабку и как только та начинает думать о стирке своих носков, сразу же убегать играть во двор. Мама шутила, думая, что злосчастную стирку невозможно предвидеть и в этом, да и не только в этом, она сильно ошибалась. Жанка, глядя на маму серьезно и немного снисходительно, уже пыталась ей объяснить, что грядущая стирка пахнет противным хозяйственным мылом уже во дворе бабушкиного дома и что не надо даже сильно принюхиваться, чтобы понять, что именно сегодня будет показательное приучение к труду. Жанке за подобные высказывания влетало часто и только баба Вера всегда слушала ее внимательно и серьезно и даже показывала и объясняла кое-что невероятно интересное. Вот, к примеру, про изнанки девочке рассказала именно она. Дело было так: Тошка спряталась глубоко под диваном и чтобы ее достать, мебель отодвинули и когда, чихая от пыли и высматривая собачку в темноте Жанка вдруг уловила краем глаза золотой всплеск, она подумала, что ей показалось, но потом она вгляделась в спинку дивана и обомлела: она увидела, что старый диван, на котором она сидела, бывало, даже с ногами и нещадно усеивала его крошками от печенья и даже пару раз роняла жирные пирожки, тот самый диван - вытертый, непонятного цвета, скрипучий и ворчливый, вдруг предстал перед ней благородным красавцем, расшитым золотыми павлинами, красными яблоками и невероятной красоты цветами. Жанка засмотрелась на это чудо и любовалась им до тех пор, пока Тошка сама не вылезла из-под своего укрытия, подняв пыль. Жанка чихнула и расстроилась. Прекрасный диван исчез, а на его месте стоял старый и ветхий знакомец. Девочке стало так невыносимо горько и обидно, что она расплакалась и тут же рассказала о том, что видела бабе Вера, даже не подумав, что та может поднять ее на смех. Глаза у Жанкиной пожилой подружки сначала стали размером со стекла очков, потом еще больше и еще больше, а потом... потом баба Вера поморгала часто-часто и сказала, что Жанка увидела изнанку.
- Что? - переспросила девочка, зная только что платье можно надеть наизнанку, но вот что бы это значило в связи со старым диваном?
- Видишь ли, милая, у каждого живого существа и у каждой вещи есть своя изнанка. Это такой образ...
Жанка непонимающе приподняла брови и некрасиво вытаращила глаза.
- Картинка, - тут же поправилась баба Вера, - такая картинка, которая тебе подскажет почему человек или вещь именно такие и есть и как они на самом деле представляют себя.
- Как диван может что-нибудь себе представлять? - тут же спросила сообразительная Жанка, - он же неживой!
- Это ты так считаешь, - засмеялась баба Вера.
- Значит, он жив? - Жанка осторожно слезла с дивана и опасливо на него посмотрела. Если он жив, а ну как начнет мстить за раздавленную на нем клубнику. Жанка, конечно, нечаянно тогда тарелку уронила, но пойди пойми, что там у дивана на уме!
- Это ты так сказала, - снова засмеялась баба Вера.
- Я запуталась, - призналась Жанка снова залезая на диван, - так он живой или нет?
- Как тебе сказать... Душа есть у всех, а вот насколько кто или что живо - это очень и очень относительно! - непонятно ответила баба Вера и добавила, что если Жанка потренируется, то будет с легкостью видеть очень много интересных вещей, но лучше бы ей держать язык за зубами, потому что люди очень недоверчиво относятся к маленьким девочкам, рассказывающим им странные вещи.
- А как мне тренироваться? - тут же спросила Жанка, пропустив мимо ушей все предупреждения.
- Я тебе как-нибудь потом расскажу, а теперь тебе пора, - и баба Вера сунула оторопевшую Тошку Жанке в руки и вытолкала их обеих в коридор. Девочка медленно побрела в комнату бабы Кати, думая о том, как же ей тренироваться. Может быть надо как-то по-особенному наклонить голову? Или язык высунуть или глаза скосить к переносице? Или головой покрутить? За этими экспериментами ее и застала баба Катя, решившая, что плохое воспитание и пренебрежение свели внучку с ума, о чем она и доложила тем же вечером Жанкиной маме. Жанка все пыталась оправдаться и говорила, что она всего лишь хотела увидеть изнанку и бабкиной комнаты и самой бабки, но та раскричалась, как базарная торговка, у которой украли десяток яблок и завопила, что ничего подобного она в своей родной комнате рассматривать не даст. Жанка плакала, мама и бабка орали, как оглашенные и, зная, что теперь и папа явится домой чернее тучи, Жанка решила про эти глупости забыть. Решила, что тот самый роскошный диван, расшитый диковинными птицами и цветами, ей всего лишь привиделся или она даже задремала и увидела чудный сон. Она так себя в это убедила, так старалась стать нормальной, воспитанной девочкой, что перестала видеть разные интересные вещи, перестала чувствовать, когда бабка займется ее воспитанием, она потихоньку становилась как все и не могла понять, нравится ей это или нет.
Она также не поняла, что же именно толкнуло ее совершить глупый и детский поступок именно в тот самый день.
В тот самый день жаркого и душного лета, когда очень долго не было дождя и вот облака, накопив силы и влаги стали затягивать небо, в тот самый день, когда мама и папа работали, а баба Катя сказала, что у нее на погоду очень болит голова и что она метеозависима и чтобы Жанка шла поиграть или во двор или в любую пустующую комнату их коммунальной квартиры или, на самый худой конец, шла бы к бабе Вере, где Жанка, кстати, может и пообедать, потому что, судя по запахам, соседка сварила сегодня свой знаменитый суп - густой, наваристый и невероятно вкусный и вполне возможно она и бабе Кате передаст тарелочку на гостинчик. Все это баба Катя, лежа на кровати, тихо, но властно приказала Жанке и добавила, чтобы та поторопилась и закрыла дверь с той стороны. Жанка лишь пожала плечами и сразу же пошла к бабе Вере. Во-первых, ей очень хотелось супа с приправами (мама, когда попробовала его, в шутку сказала, что баба Вера - ведьма и что в суп она положила секретные травы, взрослые тогда посмеялись, но глазастая Жанка увидела, что баба Вера абсолютно серьезна и смеется лишь за компанию), такой суп больше не получался ни у мамы, ни у бабы Ани - второй Жанкиной бабушки, той самой, которая считала, что все болезни от тоски и лечилась только валерианкой или крепким вином и, надо сказать, болела очень редко, так как считала своевременную профилактику вещью крайне необходимой, ни у бабы Кати, конечно же, хотя она, бывало, совала нос и пальцы в банки с приправами, что стояли на столике бабы Веры в общей кухне. Суп был во-первых, но он не был главным! Главным в тот самый день было исследование старого шкафа - "гардероба", как его называла баба Вера. Жанка была уверена, что если залезть в шкаф, то за старыми пальто, за коробками с обувью, обязательно откроется ход в волшебную страну, в Нарнию,  которая, может быть и будет называться как-то по другому, но где, вполне возможно, Тошка окажется заколдованной королевой и в благодарность за то, что Жанка ее переправит домой, одарит спасительницу многочисленными дарами и драгоценностями!
- Большое спасибо, было очень вкусно! - скороговоркой выпалила Жанка и расстегнула пуговицу на любимой юбочке. Она съела две тарелки густого супа и ее клонило в сон от сытости и какого-то непонятного блаженства. Этого сложного слова Жанка тогда не знала и подумала просто, что ей невероятно приятно сидеть на старом стуле и слушать, как баба Вера что-то рассказывает ей о своей молодости, о перстне, что красовался на ее левом безымянном пальце, о юноше, который этот перстень ей подарил и о том, как она плакала и почти решила наложить на себя руки, когда выяснилось, что они не могут быть вместе. Вся эта атмосфера и тихое журчание баб Вериного рассказа так усыпило Жанку, что она свалилась со стула.
- Ложись на диванчик, милая, поспи немного, - улыбнулась Жанке баба Вера и пошла мыть посуду. Девочка уже легла было на тот самый древний диван с богатой изнанкой, да вовремя вспомнила, что у нее на сегодня были совсем другие планы. Сказав Тошке не рычать и не лаять, она взяла собачку на руки, тихонько открыла дверцу гардероба и аккуратно заползла в его черное и таинственное нутро.
Продолжение следует
© Оксана Нарейко