Мама

   Всю ночь завывал ветер, и лил непрекращающийся дождь; утром непогода поутихла, но серые клочья облаков ещё стряхивали с себя последние брызги на редких, обегающих лужи, прохожих. Вместе с брызгами на подтопленный асфальт  с деревьев падали последние полусгнившие листья. Спешащие люди недовольно поглядывали вверх, и в этот момент навряд ли кто-то из них думал о хорошем начале рабочего дня.
   Перед сменой Элеонора Андреевна вышла из дома пораньше, чтобы зайти в магазин, где купила плитку шоколада. Не для себя, хоть и любила сладкое, – поздравить свою воспитанницу с первым юбилеем.
   В эти дни она сильно переживала. Прошло около месяца после того, как детский сад, в котором проработала ни много ни мало пятнадцать лет, расформировали. Заводить потомство обосновавшиеся в ближайшей местности семьи стали меньше, видимо, опасаясь, что прокормить не смогут: самим жить не на что. Элеоноре предложили остаться в должности воспитателя, но теперь тут открыли детский дом. Согласилась. А куда деваться? Другого выбора нет: село небольшое, даже колхоз в последнее время, что называется, «на ладан дышит». Да и привыкла она к этому серому двухэтажному зданию, к постоянному ребячьему галдежу, к скрипучим качелям во дворе, с которых следила за малышами во время прогулок.
   Но её пугала неизвестность. Ладно, маленькие – к ним проще привыкнуть. Но привозят детей и пятнадцати, и семнадцати лет. Возраст не только предвыпускной, но и очень сложный. И кто их родители – пьяницы, убийцы? Или у людей безвыходная ситуация в жизни? Кем вырастут эти подростки, и что от них ожидать сейчас?
   Начальство «порадовало» новостью, что всего детей будет не больше тридцати, но от этого не легче. Сама Элечка, как называли её подруги, одна воспитала двух дочек; муж с наступлением девяностых запил, а потом и вовсе пропал. Только самой женщине было известно, сколько сил и терпения пришлось на время, когда подрастающих девочек то и дело доводилось искать по всей округе, пытаться найти с ними общий язык, а в ответ нередко, с болью в сердце, слышать: «Лучше бы ты нас в приют сдала!»
   Она думала, что таких испытаний в жизни больше не будет, поскольку старшая дочь уехала в столицу получать высшее образование, может и замуж там выйдет, а младшая летом закончит школу.
   Но теперь новая работа. И работа эта не на бездушном, назойливо гудящем, станке, не с кипами никому не нужных бумажек, не с животными. Тут такие же дети, которых тоже надо вырастить, и каждому нужно отдельное внимание.

   Войдя в детский дом, воспитательница стала подниматься на второй этаж и сразу заметила на стенах вдоль лестницы аккуратно приклеенные скотчем белые листы с красивыми рамками и старательно выведенными фломастером буквами – стихи Артёма Комиссарова из восьмого класса. На каждом листе –  по стихотворению про месяцы: январь, февраль, март…
   «Каких же всё-таки талантливых ребят привезли… Артём стихи пишет, будет выступать в Доме культуры, и стенгазеты отличные у него получаются. Настя разговаривать-то ещё толком не научилась, а рисунки хоть в Третьяковку отдавай. Из социально-реабилитационного центра привезли братьев. Тимуру три годика, но видно, что либо гимнаст будущий, либо клоун. А Илья, старшеклассник, на гитаре учится играть…».
   Размышления прервали крики самого Ильи из столовой:
   – Да не пойду я, задолбали уже! Что вы докопались до меня?! Отвалите!
   – Бери рюкзак и собирай учебники! – знакомый голос Ирины Валерьевны, давней коллеги, с которой Элеонора познакомилась ещё в педучилище, тоже был на повышенных тонах, но заметно дрожал.
   В тот момент, когда Элеонора Андреевна вошла в помещение и увидела ругающихся, произошло неожиданное. Школьник, словно взбесившись, взял стул и что есть силы пнул его в сторону Ирины:
   – Не буду! Идите вы на...
   Воспитательница еле успела увернуться и, резко побледнев, так и застыла на месте. Потом посмотрела на вошедшую сменщицу и смогла только выдохнуть:
   – Ну что мне с ним делать?..
   – Да в Волчиху его сейчас отправим, всего и делов! – Элеонора попыталась сказать это как можно строже и, недолго раздумывая, решительно подошла к «бунтарю». Илья мгновенно притих, поднял с пола подранный, будто переживший войну, рюкзак и начал выбирать на столе нужные для уроков учебники.
   Волшебное слово «Волчиха» подсказала новая начальница, непонятно почему приехавшая работать в село из достаточно крупного города, и эффект это слово на детдомовцев-хулиганов имело действительно магический. Элеонора Андреевна только от директора и узнала, что в населённом пункте с таким названием находится спец-интернат для трудных подростков, и что условия в нём схожи с тюремными: высокий забор и колючая проволока как неизменные атрибуты колоний определённого режима там тоже присутствуют.

   Воспитатель сначала проводила до выхода успокоившегося прогульщика, потом попрощалась с Ириной и пошла в кабинет. Отодвинула вешалку подальше от стены и повесила вымокшее пальто; зонт в спешке дома забыла. Она протянула руку к сырому карману в поисках расчёски, и тут её взгляд задержался на компьютерном столе. У слегка запылившейся клавиатуры лежал маленький бумажный квадратик, на котором по-детски, неумело, было нарисовано сердечко и приписано: «МАМЕ». Элеонора улыбнулась, приметив, что у буквы «Е» горизонтальные палочки направлены влево.
   «Машина работа... –  тотчас же догадалась воспитательница; впрочем, Машеньке она и купила шоколадку, вчера ей исполнилось пять лет. – Пусть аллергия у малышки на сладкое, щёчки краснеют, ну а кто ей тут сладости раздаёт? На Новый Год, может быть, дождутся дети подарков...».
   Как бы руководство – и садика, и теперь приюта – ни убеждало, что на такой работе ко всем надо относиться одинаково, Элеоноре Андреевне было трудно избавиться от симпатии либо сухости к некоторым ребятам. Зависело данное отношение напрямую от характера детей; кто-то из них постоянно, несмотря на все предупреждения, пакостничал – как с такими поступать?
   Маша была очень тихой. Её постоянно печальные – голубые, как ясное небо – глаза не могли не вызвать в Элеоноре сострадания, трепета сердца и по-настоящему материнских чувств. Привезли девочку, так же, как и всех, совсем недавно, но только её – из областной больницы. Врачи при передаче ребёнка директору сообщили: вылечили от двухстороннего воспаления лёгких, можно сказать, вытащили с того света. Нашли крошку на рассвете, спящей у одного из кустов обычно оживлённой городской улицы.
   Воспитательница, после того, как услышала эту историю, еле пришла в себя от душевного потрясения, двое суток не могла нормально дышать от сдавливающего комка в горле.
   «Как такое вообще могло произойти?! Неужели есть такие родители, которые вот так просто бросают своих малышей, как ненужные вещи?!» – Элеонора Андреевна вдруг поймала себя на том, что снова вспоминает тот страшный рассказ. По щекам её предательски потекли слёзы, оставляя влажные следы на едва заметных морщинках. Она тут же вытерла лицо полотенцем, висящим у зеркала, поправила спутанные пряди волос с проступающей, но редкой ещё, сединой и бодро пошла в игровую комнату.

   – Мама, моя мама пришла! Мамочка! – дети в один миг окружили Элеонору и начали обнимать. В школу пока не ходили только пятеро и следить за ними надо весь день: Маша, Тимурка «Сальто-мортале», как шутливо его прозвали в детском доме, и три сестрёнки с необычной, похожей на литовскую, фамилией Рауте.
   – Это моя мама!
   – Нет, моя! 
   Ребята, смеясь, затолкали друг друга и стали дёргать воспитателя за юбку.
   – Да всем я мама, всем, у-спо-кой-тесь! – улыбаясь, она принялась их разнимать. – Все позавтракали?
   – Да-а-а! – хором ответила небольшая ватага.
   – Мо-ло-дцы! А сейчас дружненько собираем игрушки с пола и бежим мыть руки!
   Игрушки, как и обычно, никто из детишек собирать не стал; будто сговорившись, они, перекрикивая друг друга, помчались в туалет. Не побежала только Маша. Она остановилась у комода с новенькими нарядными куклами и, смущённо опустив голову, по знакомой уже сотрудникам приюта привычке, маленькими пальчиками затеребила низ своей футболки.
   – Эх вы… А ты, Машенька, что стоишь? Что грустная какая? – разрумянившаяся от неожиданной радости малышей, Элеонора Андреевна взяла пустую коробку, присела и стала собирать игрушки сама.
   Девочка ещё больше покраснела, но робкими шагами приблизилась к ней.
   – Ну, говори, что случилось?
   Маша дотронулась рукой до плеча воспитательницы и чуть слышно спросила:
   – Но мне-то вы больше мама?