Как поссорились Елизавета Петровна и Иоганна- 8

Похождения последнего боярина

Судьба князя Ивана Юрьевича Трубецкого может быть увлекательнейшей иллюстрацией перелома эпох - от патриархального царствования Алексея Михайловича к динамичному воцарению Петра I. Но этому следует посвятить другое исследование, не пересекающееся с нашим. Однако можно упомянуть один характерный факт: будучи офицером Преображенского полка, князь Трубецкой, - а именно он присутствует на портрете, - командовал солдатами, охранявшими заключенную в Новодевичьем монастыре возлюбленную своего родного дяди Василия Голицына царевну Софью Алексеевну.
Князь Трубецкой соединил в своей карьере черты прежнего царства – он считается последним вельможей, кто получил от царя боярский чин, - и нового времени: начиная в Преображенском полку капитаном, дослужился до подполковника. Не будем разбирать, чем отличались офицеры гвардии и армейских полков, отметим только, что князь также имел армейский чин генерал-майора. В самом конце XVII столетия И.Ю. Трубецкой занял пост новгородского наместника, и тут разразилась Северная война.
Не найти лучшего описания вступления русской армии в Северную войну, чем сцены поражения петровских войск под Нарвой в ноябре 1700 г. в патриотическом фильме режиссёра В. Петрова по мотивам романа А. Толстого «Петр I». Фактически дезорганизованные иноземным командующим, опрометчиво назначенным царем, русские войска частью попали в плен, частью погибли. Петр, правда, со своим денщиком Меншиковым спаслись и в каком-то монастыре закусывали солеными огурцами горечь поражения.
Ко времени начала Северной войны был Иван Трубецкой уже женат вторым браком. Жена его – Ирина Григорьевна - происходила из рода Нарышкиных и, как мы уже указывали, приходилась царю Петру троюродной тётей. Женитьба Трубецкого на близкой родственнице царя придавала, конечно же, вес его фигуре, но, видимо, не настолько, чтобы Петр сильно озаботился его печальной участью. А заключалась она в том, что пришлось Ивану Юрьевичу томиться в шведском плену 18 лет, пока его не обменяли на сопоставимого ему по статусу пленного шведского маршала.
В плену Трубецкой был, конечно же, не один, в нем оказались 780 офицеров и два десятка генералов. Таким представителям русской знати, как Иван Бутурлин, Яков Долгоруков, Автамон Головин, наш Иван Трубецкой, составил компанию царевич Имеретинский Александр, который почему-то командовал русской артиллерией. Но поскольку петровская армия потеряла под Нарвой всю артиллерию, то последующее отсутствие в ней представителя грузинской знати не сильно сказалось на ходе войны.
Исход этого поражения - вернее, по определению Петра I, «урока», - привел к тому, что многие русские церкви лишились своих колоколов – нужно было из чего-то вновь лить пушки, - а непутевые петровские генералы были отправлены в качестве пленных в Швецию и заключены под крепкий караул.
В русской историографии излагаются некоторые сведения о пребывании Трубецкого со товарищи в плену. Они, по понятным причинам, носят фрагментарный характер, но все же дают некоторое представление об этом периоде жизни князя. 
Например, приводятся сведения, что он со своими «сокамерниками» как-то  попытался даже вырваться на волю, но «после обеда они найдены в лесу и под караул приведены в Стокгольм в дом радодержавца (видимо, главы города), который, сказывают, зело ругал и безчестил их. Генерал Вейде посажен в зело тесной каморке; Трубецкаго заперли в дом, где сидят осужденные к смерти для покаяния; ночью с ним замкнуты двое караульных... лучше быть в плену у Турок, чем у Шведов; здесь русских ставят ни во что, ругаются безчестно и осмеивают» (цитата с сохранением орфографии источника по книге П.М. Майкова «Иван Иванович Бецкой. Опыт его биографии», издание 1904г.).  И там же: «Этот же Головин писал Андрею Артамоновичу Матвееву: «Извествую милости твоей что содержат оных генералов и полоняников наших в Стокгольме как зверей, заперши и морят голодом, так что и своего что присылают получить они свободно не могут и истинно многие из среды их померли и котораго утеснения и такого тяжкаго мучительства ни в самых барбаризах обретается».
Среди мемуаристов той эпохи встречаются довольно противоречивые характеристики князя Трубецкого. Один заявлял, что Трубецкой «человек со здравым смыслом, но прибавляет, что он не имеет никакого понятия об иностранных делах, нрава мягкаго и миролюбиваго, учтив и обязателен, скорее боязлив, чем решителен». По словам другого: «Трубецкой, последний русский боярин, невежа каких можно встретить не много. Не знающий в своем деле он был при этом заика и исполнен тщеславия» (цитата по указанному выше изданию). Автор биографии Бецкого справедливо изволил заметить, что: «Трудно допустить, что при подобных условиях князь Трубецкой, не владея к тому же и шведским языком, мог иметь скорый успех в высшем шведском обществе, в то время уже довольно развитом и даже блестящем». Здесь следует высказать мнение, что, чтобы иметь успех в развитом шведском обществе того времени, видимо, не обязательно было владеть шведским языком – достаточно было знать немецкий или французский…
Таким образом, довольно долго князь мыкался в плену, но… Будучи воспитанным и обаятельным человеком, нрава мягкого и миролюбивого, князь Трубецкой в шведском плену не скучал, а завел, так сказать, некие связи в среде влиятельных кругов. Плодом одной из этих связей было рождение в феврале 1704 года мальчика, коего окрестили в честь отца Иваном. Честь называться матерью малыша приписывают то ли баронессе, то ли графине, то ли из шведского рода Вреде, то ли из рода Шпарр.
Такой пассаж о пребывании князя в плену, конечно же весьма пикантный, можно было бы отнести на манеры и повадки, присущие знати того времени. Но вот ведь какая странность: ни в одном источнике нет указания на то, что подобными «увлечениями» страдали другие попавшие в плен русские генералы. А имеретинский царевич-артиллерист и вовсе умер от тягот узилища…
         Далее историками приводятся еще более занятные факты: уже после рождения мальчика от связи князя с некой шведской особой высокого происхождения в Стокгольм к своему супругу прибыла княгиня Трубецкая вместе с двумя  дочерями, которая, якобы, не только не оскорбилась связью своего мужа со шведкой, но приняла малыша, как родного, и не делала никакого различия между ним и собственными детьми.
         Судя по этой - признанной биографами как единственно верной, - истории похождений Трубецкого в плену, дочери князя от законной супруги-княгини – Екатерина и Анастасия – приходились этому мальчику единокровными сестрами. Князь Трубецкой благородно признал мальчика своим сыном, и по правилам того времени  ребенку дали усеченную фамилию отца – он стал зваться Иван Бецкой. Кровное родство детей Трубецкого легко заметить на портретах Ивана Ивановича и его сестры Анастасии Ивановны – они довольно похожи внешне.
         Но вернемся к князю. В 1718 году дружное семейство Трубецких, после достигнутой договоренности об обмене пленными генералами, вернулось на родину. То, что на родину вернулся сам князь Трубецкой, вполне подтверждено данными его послужного списка при Петре I и последующих правлениях. Дальнейшая жизнь семейства не вызывает вопросов: князь дослужился до фельдмаршала, его супруга, видимо, занималась семьей и светской жизнью. Про младшую дочь Анастасию мы уже рассказали, а о старшей Екатерине известно не так много. Но вот история возвращения в Россию сына Ивана имеет разные трактовки, с ними можно ознакомиться, прочитав «Три портрета…».
          Датой рождения Бецкого считается 03 февраля 1704 года - эта дата означена и на надгробной плите на кладбище Александро-Невской лавры.      
          Впрочем, как указывает биограф, Иван Бецкой в своих записках «сам выдавал себя за польскаго шляхтича, родственники коего служат короне польской и принятаго на службу князем Василием Лукичем Долгоруковым в Париже при посольстве, a затем перешедшаго к князю Ивану Юрьевичу Трубецкому в Киеве. Если Бецкой мог выдавать себя в 1726 году официально за польского шляхтича, то это одно уже доказывает, что в то время молва о происхождении Бецкаго от князя И. Ю. Трубецкаго была до крайности мало распространена; ей придавалось так мало значения, что можно было смело заявить нечто противоположное, не опасаясь быть уличенным в обмане. Но это, тем не менее, голословное показание самого Бецкаго, которое силы бесспорнаго доказательства иметь не может» (цитата по: П.М. Майков, «Иван Иванович Бецкой. Опыт его биографии»). Зачем сам Бецкой путался с историей своего происхождения не совсем ясно, как, впрочем, прикрыто, так сказать, завесой многое из жизни этого загадочного человека.

           Итак, мы имеем весьма занимательный сюжет, практически списанный с французского романа того времени: героический князь-полководец попадает в плен, там в него влюбляется дочь (или же жена, вдова…) вельможи страны-противника, вспыхивает бурная страсть, приведшая к рождению милого крошки. Тут вдруг появляется жена плененного полководца, которая прощает мужу его грех. Ребенок, родившийся от связи с похотливой шведкой, усыновляется, воссоединенная семья возвращается на родину… Правда, автор сюжета не озаботился судьбой шведской матери-одиночки, у которой, фактически, отняли ребенка. Или же она его сама отдала Трубецкому? А где малыш находился до появления в Швеции жены героя, в девичестве Нарышкиной?  Может ли такое быть, чтобы плененный князь сам его кормил, воспитывал, стирал пеленки и т.д. Генералу-узнику, согласитесь, делать это не совсем удобно. Или же Трубецкой, коварно отняв ребенка у матери-шведки не известного историкам баронского рода или у тех, у кого он воспитывался, продемонстрировал его своей законной супруге, а та, расчувствовавшись, приняла его, как родного?! 
В общем, «Санта-Барбара» XVIII века, да и только!