Лис - Сделка. Продолжение

Ксения работала на заводе по изготовлению резиновых кукол. Да тех самых, для взрослых, для удовлетворения, так сказать, страстей. Хотя в моду уже входили новые технологии, и силиконовые человекоподобные, почти как живые, красотки, постепенно вытесняли своих уродливых предшественниц, производство продолжало работать.

Она жила в маленьком общежитии при заводе, одна, в скромной комнатушке. Ежедневно мыла полы в цехах и убирала отходы, остававшиеся после окончательной формовки кукол. Вечера ее были однообразны. Она брала с полки какой-нибудь уже зачитанный «до дыр» женский роман и перечитывала понравившееся ей место, пила «пустой» чай, крепкий и чаще черный. Почти ничего себе не готовила, а потому к 45 годам сохранила стройную фигуру. Была слегка суховата и, как бы сказали, «плоской». Ни груди третьего или даже второго размера, ни привлекательной попы, ничего этого за ней замечено не было. Мужчины к ней не подкатывали. Да и она не стремилась кого-то себе завести.

Одиночество сквозило в ее зеленых глазах, меняющих цвет на солнце – они становились похожими на увядающие осенние листья, которые уже прибил желтый холодный оттенок. Соломенные волосы, неизменная по жизни стрижка каре, и маниакальное стремление к чистоте - все это немного отпугивало. Потому что любая женщина хотя бы раз в жизни перекрашивала волосы и меняла прическу. Ксения рассматривала варианты возможной смены имиджа, но никогда не решалась. Лучше она еще раз помоет окно в своей комнате, с хлоркой отдраит ванну, прежде, чем в ней мыться, и каждый раз будет мыть за собой пол, как только переступила порог своего жилища.

Иногда ее посещали мысли о ребенке. Но она не хотела отношений, свадьбы, замужества, мужчины, храпящего под боком и завоевавшего половину и без того узкой кровати. Все эти перспективы ее напрягали, и даже раздражали. Чувству брезгливости там тоже находилось место. Поэтому она уже много лет копила деньги на процедуру искусственной беременности. Она хотела обязательно мальчика, похожего на нее. Она даже набросала список требований, которые должны учесть специалисты, когда будут создавать ее будущее чадо.

В клинике с удивлением посмотрели на не особо привлекательную женщину и пообещали, что постараются сделать все возможное. Сама же она наотрез отказалась выбирать кандидатов в отцы своему будущему ребенку. Решила, раз она платит такие деньги, то пусть их отрабатывают по полной программе, она их уже заработала своими руками, теперь очередь за новой медициной. Искать папашу? Да, Боже упаси. А вы тут на что сидите? Примерно так она тогда рассудила.

Где-то через месяц она взяла отпуск и легла на стол в кабинете, гласящем «Пересадка эмбрионов».

Вся процедура почему-то напомнила ей посадку семечки в теплую влажную землю. Всю беременность она обращалась к своему ребенку, как растущей внутри нее семечки. Как только трансплантация прошла и ей сказали, что никаких угроз нет, эмбрион удачно прижился, выйдя из больницы, первое, что она сделала – это посадила в горшок огуречную семечку. Так она отметила начало новой жизни в себе.

Мальчик получился красивым, как она и хотела, но с небольшим изъяном.

- Есть некоторые отклонения в работе мозга. Неудачное кесарево сечение. Возможно, придется вмешаться, и заменить участок мозга на искусственный, - сказал врач, как только ребенка унесли в обратно в бокс после кормления.

Слова доктора вызвали внутри Ксении нешуточную бурю эмоций. Сначала она не знала, что ответить, а потом начала кричать и плакать. Это даже была не обычная женская истерика. Казалось, что этим истошным криком она хотела разрушить стены клиники до основания, не щадя не врачей, ни новорожденных и матерей.

- Нет. Я отказываюсь, - немного успокоившись заявила Ксения. – Я отказываюсь и запрещаю вам любое оперативное вмешательство в мозг моего, слышите, МОЕГО, ребенка.

- Но мальчик может не выжить, - спокойно сказал доктор.

- Нет! Он будет жить. Я знаю, что он будет жить. Вы ничего не понимаете. Это особенный ребенок. Вы ничего не понимаете, - начала она повторять.

- Хорошо. Тогда подпишите бумаги, что вы отказываетесь от хирургической помощи и забираете ребенка в том состоянии, в котором он сейчас находится. Выписка через неделю.

Ксения схватила несколько листков, быстро их подписала и вернула врачу.

- Зря вы так. Это, конечно, ваше дело. Но сейчас есть столько возможностей. Мы могли бы вам помочь. У вас же есть страховка?

Ксения промолчала.

- Этот участок мозга, который мы бы заменили, он бы был мини-компьютером для вашего малыша. Возможно, вас смущает, что его бы причислили не к людям, а к промежуточному классу – между человеком и киборгом, - продолжал настаивать доктор.

- Послушайте меня, как вас там зовут?

- Арам Федорович.

- Вот послушайте меня, Арам Федорович. Я и без вас знаю, что мой ребенок сам справится с этой патологией, это гениальный мальчик. Спасибо за вашу работу. Надеюсь, тех денег, что я вам заплатила, хватило?

- Да, конечно, все ведь прописано в договоре. Ничего лишнего мы с вас не возьмем. Вы что думаете, что я лгу и хочу с вас еще дополнительно взять деньги за несуществующую угрозу? Вот, посмотрите снимки.

- Прекрасно. Вот вы сами и ответили на свой же вопрос. Никакой угрозы жизни моему мальчику нет. Мы справимся.

- Ну, как хотите. Если все же будут проблемы, рад буду помочь, - вставая со стула, сказал Арам Федорович.

- Спасибо, - язвительно ответила Ксения. – Надеюсь, сюда я больше ни ногой.

Неделя до выписки показалась Ксении кромешным адом. Она плохо спала, у нее пропадало молоко, ночами она впивалась зубами в подушку и буквально скулила. «Семечка», как она ласково про себя звала своего малыша, чувствовал настроение матери, но держался мужественно. Просыпался вовремя, не закатывал истерик, от груди отваливался, уже засыпая. Но главное, он смотрел на свою мать каким-то пронзительным глубоким, почти взрослым взглядом. Иногда это настораживало Ксению. Она гладила его по голове, думая, существует ли на самом деле этот чертов участок мозга, с которым что-то не так. Но несгибаемая, за годы накопившаяся вера в себя и свои силы, в то, что ни на кого нельзя положиться и доверять можно только себе, укрепили в ней звериную уверенность, что она со всем справится.

Как самка, охраняющая своего детеныша, она метнулась с крыльца клиники в день выписки, и только дома смогла почувствовать, что они с «Семечкой»  в безопасности.

В карточке о рождении она дала ему имя Елисей. В графе отец – стоял прочерк. Постепенно забывалось прилипшее за девять месяцев ласковое прозвище «Семечка» и Елисей стал Лисенком.

Ксения не могла оставлять сына в общаге, поэтому брала его с собой на работу. В каморке, где хранились ее вещи, она соорудила для него угол, отгородив тряпичной ширмой от всякого барахла. Эту нору для своего ребенка она регулярно мыла, чистила, дезинфицировала. Даже подумывала, как сделать форточку, чтобы ребенку доставалось побольше воздуха.

Никаких признаков болезни мозга у Лисенка не проявлялось. Ксения успокоилась.

Сын рос любознательным, а уже в три года впервые попал на склад готовых резиновых кукол. Пока Ксения мыла полы, он открыл дверь в неизвестное помещение, и ему привиделся мир сотен раскрытых ртов и торчащих в разные стороны, раздвинутых ног. Эти непонятные его разуму существа смотрели в никуда мертвыми нарисованными глазами и будто просили есть.

- Тебе сюда нельзя! – закричала Ксения, когда обнаружила оцепеневшего от удивления сына среди голых искусственных женщин. – Господи, ну как же так, Лисенок? Я ведь просила тебя чуточку подождать, и мы пойдем домой.

- Кто это, мама?

- Это тети, они не живые. Не бойся. Они не причинят тебе вреда. Пойдем.

- А зачем они?

- Вырастешь, узнаешь, - с легким разочарованием в голосе ответила мать.

- Давай возьмем домой одну, ну хотя бы одну. Она хочет есть. Ее надо накормить, - не унимался сын.

Ксения засмеялась.

- Елисей, ты такой смешной. Они не хотят есть, поверь мне.

Всю ночь Лисенку снились резиновые женщины. Он их кормил овсяной кашей из ложки, пытался свести вмести ноги, но они упрямо расходились. А потом он обнаружил между кукольных ног неизвестное для чего-то отверстие. Он заглянул в него одним глазом и увидел пустоту. Потом он просунул туда голову и залез внутрь куклы целиком. Она невкусно пахла и его стошнило. После этого он проснулся.

На следующий день Ксения все-таки решилась оставить сына дома. Она купила ему планшет с игрушками, обложила его книжками-раскрасками и попросила вести себя тихо и хорошо. В обед она собиралась улизнуть с работы, чтобы покормить его.

Лисенок просидел дома до вечера и до поздней ночи. Он был голоден, устал играть в планшет, и ждал, когда Ксения вернется с работы.

Но она не пришла. Никогда. Больше он ее не видел.

На заводе в тот день произошла утечка газа, раздался хлопок, как раз в том помещении, где убиралась Ксения. По дороге в скорой она скончалась.

Мальчику ничего не стали объяснять, а просто собрали его вещи и отправили в приют. Все, что он знал о себе, это свое имя – Лисенок.

В приюте мальчики постарше высмеяли его за странное имя, а потом побили, типа хотели проверить новенького, сможет дать отпор или нет.

Кто-то пнул его по голове. Когда он очнулся, он уже не был Лисенком. Он понял, что выжить здесь среди озлобленных, не простых детей, он может, если станет хитрым, осторожным и вместе с тем хищным Лисом. Но хищность эта заключалась не в причинении вреда кому-то из обидчиков, в ответном наказании или мести. Он был хищным до знаний. Он предпочитал много молчать и много думать, искать ответы на сложные практически нерешаемые задачи.

Он больше не помнил свою нежную, заботливую мать. Прошлое его мало интересовало с тех пор, как он оказалась в чужой толпе, среди незнакомых детей и подростков. Единственное, что иногда тревожило его во сне – это резиновые куклы с их отверстиями. Это был единственный оставшийся флэшбэк его памяти.

Ну, и, конечно, ему хотелось поскорее сбежать отсюда.

В 17 лет зеленоглазый шатен получил-таки свою свободу, нахлебавшись приютской жизни по самое не хочу.

Компьютерный гений, хакер, веселый авантюрист, программист, он мог быть кем угодно и жить теперь, как угодно.
Это был молодой полный сил и азарта к жизни Лис.