Воспоминания юности. Глава 17. Опять Калининград!

Распределение после института я сама себе устроила в Калининград, в областную библиотеку.  Помещалась эта библиотека в бетонной коробке, похожей на военные казармы. Низкие потолки, маленькие окна, там всегда было душно. Я попала в самое "бойкое место" - на абонемент. По вечерам читателей выстраивалась целая очередь, и каждому надо было найти формуляр в огромной картотеке, "вычеркнуть" принесенные книги, помочь отыскать нужное и снова записать в формуляр названия и авторов книг, выдаваемых на дом. Я потела, отыскивая формуляры в длинных ящиках, а у абонемента стояла молчаливая очередь людей со стопками книг, всем было душно и тяжело ждать.
Напротив библиотеки стоял памятник немецкому писателю Шиллеру, а неподалеку - Калининградский театр. Жила я у бабушки, у меня была своя, чудесная комната, напротив нашего дома был знаменитый немецкий зоопарк. Это был центр города, проспект Мира, наша квартира выходила как раз на шоссе, и каждый раз, когда проходил трамвай, в старинном бабушкином буфете звенели стаканы. До сих пор с ностальгией вспоминаю тот трамвайный звон. А мостовые в Калиниграде были мощеные булыжниками, гулкие, особенные.
А в мае, когда зацветали каштаны, а их в Калининграде много, огромных, величавых, аромат заполнял улицы и площади.
Все мои несчастные влюбленности и страдания закончились, едва лишь я села на поезд, следующий в Калининград. Как будто Амуру надоело стрелять в меня невпопад, и он переменил тактику: отныне он стал стрелять в тех, кто приближался ко мне. Всё изменилось с точностью до наоборот. Причина сей метаморфозы до сих пор загадка для меня самой. Уже в плацкартном купе поезда нашелся ухажёр.
Едва лишь я начала работать в библиотеке, как обзавелась целым сонмом поклонников. Может быть оттого, что я постоянно была на виду, ведь в библиотеку ежедневно приходила масса народу, в том числе и мужчин? Мне приносили записки с просьбой встретиться, меня спрашивали "Что вы сегодня делаете вечером?", меня поджидали после работы с цветами и шоколадками. Иногда поджидали сразу два поклонника, а потом спорили между собой, кому "выпадет счастье" проводить меня до дому.
 За мной ухаживал даже сосед по лестничной клетке, 16-летний внук бабушкиной подруги. Но вот незадача: моё сердце молчало, внутри было глухо, холодно и пусто. Мне никто не нравился, я никого не хотела. Честно говоря, я не знаю, что лучше: когда тебя поражает Амур, а предмет твоей любви совершенно равнодушен, либо когда наоборот. И то, и другое - несчастье...
Шёл 1987 год, и если вы, читатель, мой ровесник или постарше, то хорошо помните, что именно в тот год в литературных журналах начали печатать то, что раньше было запрещено. "Дети Арбата", "Доктор Живаго", "Белые одежды", "Зубр", рассказы Шаламова и Солженицина. В библиотеку началось настоящее паломничество. Все хотели получить на руки эти произведения. На них была очередь. Особенный ажиотаж разгорелся вокруг "Детей Арбата". Сразу, как только этот роман вышел в журнале, председатель обкома(который, кстати, помещался неподалеку) забрал  его у нас для своих сотрудников, и держал аж 4 месяца! Думаю, прочесть его успели все родственники, друзья и знакомые обкомовцев. По правилам все книги выдавались максимум на 2 недели. Кстати, наши сотрудники "повадились" ходить обедать в обкомовскую столовую. Несколько раз их там "шугнули", вы, дескать, не сотрудники обкома, так что нечего, "почто чернь баловать".
 И вот, одна из сотрудниц абонемента - как сейчас помню имя этой смелой женщины - Наталья - взяла телефон и позвонила в обком: "Когда вы, наконец, вернете "Детей Арбата"? У нас тут очередь в 70 человек!". Наталью потом вызвали к директору библиотеки и устроили выволочку, но времена уже были не те, её не уволили, а "Детей Арбата" быстро вернули. По "Детям Арбата" провели большую читательскую конференцию, в числе прочих выступила и я. Впоследствии мне часто приходилось проводить мероприятия: читательские конференции, обзоры, и это очень нравилось читателям и сотрудникам. В тот год я поняла, что во-первых, люблю "лагерную литературу", а во-вторых, я люблю выступать. Мне нравится рассказывать, нравится, когда меня слушают. Всё остальное в библиотечной работе меня не увлекало. Заполнение формуляров, расстановка книг, составление актов на списание, пыль, мелкие буковки и цифры - всё это было не по мне.
Но что было делать, у меня был диплом библиотекаря-библиографа, и это было моей профессией. Когда я шла на работу через наш двор, временами слышала за спиной: "А вот эта рыженькая в библиотеке работает, в той, которая у Шиллера". Значит, уважают.
Длился этот период около двух лет, обилие поклонников приносило радость, но вскоре я стала понимать, что это было нечто поверхностное, ненастоящее, они летели ко мне, как мотыльки на свет лампочки, однако натолкнувшись на мою "ледяную броню", вскоре улетали прочь. Некоторые терпеливо ухаживали год.
 О двоих поклонниках тех лет я написала отдельные рассказы: "Маленький принц" и "Траектории". Никому не удалось разбудить "спящую красавицу". Нет, скорее, Снегурочку.  Душа моя спала беспробудно. И это тревожило меня самоё. Я чувствовала, будто во мне некий изъян, а как проснуться, не знала... Я была глубоко несчастна, ощущая себя пустоцветом: у меня не было ни любимой работы, ни любимого человека. А без любви - не жизнь, а так, существование.