Псевдоним

Глава 1.

Шурочка Ватрушева с пятого класса была влюблена в Алёшу Хлебникова. Учился он не очень-то. Знал хорошо только ненавистную ей химию. Шурочка с удовольствием ему помогала по математике, физике и даже русскому. В восьмом классе она намекнула ему на свои чувства, но ничего он не понял. Потом она узнала, поступил Хлебников в медицинский. После школы никакой дружбы между ними не было. Поняла, она ему совсем не нравилась. Многие мальчики за ней бегали, но, только не он. Одноклассники часто их объединяли, хитро улыбались. У них даже были клички – «хлеб» и «ватрушечка».
Шурочка сдала документы в университет, к сожалению, попала на Восточный факультет, но второй язык немецкий, что было ей нужно. Мама немка. Изредка в семье бабушка подавала голос на своём родном, и мама хорошо её понимала. В тот же момент, отец, если такие откровения случались в его присутствии, неодобрительно морщился. Характер был у него взрывной, непредсказуемый.
Через год после поступления в университет они переехали за город, в Пушкин. Разменяли их большую квартиру в красивом доме на Петроградской, что напротив телестудии. Тогда она узнала, что отец ей не родной, что человек он непорядочный и маму никогда не любил. Стали они жить втроём – она, мама и бабушка. Мама рассказала ей тогда всё о своей жизни и про настоящего отца, которого уже давно нет в живых, и про дедушку, и про этого непорядочного человека, который отравил ей жизнь и забрал здоровье её и бабушки.
В университете она с утра и до вечера. Сдружилась с парнем с их же Восточного. Он тоже из Пушкина. Так что и в город, и домой вместе. Сельский парень. Знает, что хочет, и как выбраться из бедности. До крайности продуктивен и прагматичен. Внешне походил на киноактёра Конкина – героя фильмов тех лет. Мама и бабушка отметили его тёплое, бережное к ней отношение и с большой вероятностью рассматривали его кандидатуру на роль её будущего мужа и покровителя.
Перед последним годом обучения молодые люди приняли решение пожениться после получения дипломов. К большой радости жениха, его направляют по обмену в Турцию. Шура остается дома и очень скучает. Перед его отъездом, молодые люди потеряли всякую бдительность. К сожалению, невеста ушла в академический отпуск в связи с декретом за полгода до защиты диплома.
Сына, рождённого в мае, отец так никогда и не увидел. Остался он в Турции, поскольку нашёл там более выгодную во всех отношениях невесту – американку, на которой без промедления женился.
Проблемный ребёнок отнял у матери душевный покой. Мальчик родился глухим. В результате хождения на консультации к известным светилам Ленинграда и Москвы, ничего утешительного от этих авторитетов она не услышала. В нашей стране операции от полной врождённой глухоты в те годы не практиковались, поскольку оперативное вмешательство в область нервных волокон, ответственных за данную аномалию, недопустимо в принципе.
Мальчик научился постепенно понимать язык жестов. И мать, и бабушка тоже должны были объясняться с ребёнком таким образом. Несколько лет ушло на интенсивный уход за сыном. Была нанята сурдопедагог. Занималась с мальчиком на дому.
Дальше год Александра провела в стенах института, чтобы получить диплом. Там закружила ей голову любовь. И кружила её эта любовь не один год. Привыкла она и к глухонемому состоянию сына, и к заботам о старой бабушке и восторженной, наивной матери, которая никогда не решала маломальские домашние проблемы. Потому, Александра была хозяйкой в доме, добытчицей, и для всех троих матерью. Ко всему, продолжала ей кружить голову любовь к женатому мужчине. Этот некрасивый, однако обаятельный, умный любовник в течение десяти лет всё обещал и обещал, а она всё ждала и ждала… узаконить отношения. В конце этого терпеливого ожидания познакомилась она с толковой врачихой и та клятвенно заверила, что её сына можно прооперировать в Америке. Знает точно. Есть пример. Эта женщина разбудила в ней любящую мать, заставила задуматься о потерянном времени, подала надежду. Чтобы организовать поездку в Штаты, нужны большие деньги. А где их взять? И тут нашла выход из положения. Подруга подсказала. Прекратила она эту десятилетнюю тягомотину с любовником. Освободилась сама, освободила и его. По семейным обстоятельствам уволилась с работы. Оставила своих женщин и сына на подругу - хромую скромную учительницу английского, которая согласилась жить в их семье до её возвращения. Жить на три пенсии, что составляет приличную сумму, а деньги, за сданную внаём свою квартиру богатым любовникам, которые только раз в неделю, без ночлега, будут приезжать в Пушкин, могут оставаться нетронутыми. Опекать двух генеральских вдов и глухонемого подростка, задание не из лёгких. Обещано по возвращении вознаграждение. Уехала Александра на Запад зарабатывать валюту на операцию сыну. Предположительно на год.

Глава 2.

- Незачем знать мужчине твоё имя и фамилию. Следует поменять на псевдоним, – нравоучительным тоном часто прикрывая веки, высказала хозяйка заведения.
Костлявая рыжая дама в возрасте, вся в кольцах, бусах и браслетах, она была Александре определённо несимпатична. Слушала она женщину внимательно, однако ещё не решила для себя окончательно – сможет ли выдержать эту, так называемую, работу. Договор она должна подписать уже в начале той недели. Думала, возраст подведёт. Оказалось, и в 40, даже и в 50, если женщина симпатичная, хорошо выглядит, все женские достоинства при ней, о здоровье вопрос первостепенный – кандидатура вполне приемлема. Кстати, как говорила ей Лиля, много охотников на такой возраст, особенно молодых.
Ушла она от этой дамы в раздумье, и, в общем-то, в большом разочаровании. Не понравилась хозяйка. Не понравился вход в квартиру и дом, комната, предложенная для примера. Остальные 10 были заняты. Считается, это заведение интимных услуг довольно среднего уровня.
В первый месяц оплата за визит ниже нижних пределов. Дальше, сумма, названная хозяйкой, Александру вполне устраивала. Естественно, в случае её успеха и работы без простоев. На прощанье, хозяйка одарила её улыбкой и заверила в успехе и в отличном заработке.
Здесь, в Амстердаме, множество таких заведений. Город большой, портовый и этой работы желающим хватает с избытком. Так ей говорила Лиля. Тогда почему же не выбрать более приличное место? – думала Александра по дороге во вновь нанятую квартиру.
Ей было невтерпёж поделиться новостями с новой подругой. Лиля домой ещё не вернулась. Шура открыла своим ключом. Квартира на двоих. Так что и здесь экономия. Девушки часто селятся парой, правда, со слов Лили, бывает, не уживаются и разбегаются. Но они решили, - делить им нечего. Время тратить на выяснения отношений у них нет. Лиля уже здесь давно. Сказала – деньги засасывают. Всё их мало, мало. Каждый раз переносишь срок на дальше. Так что, она на этот раз продлила договор на год. Сказала – это окончательно. Александра тоже, больше года здесь оставаться не намерена. На это её высказывание Лиля хитро улыбнулась.

***
- Ну, и как наши дела? Порядок? – с порога заговорила Лиля.
Не первой молодости, однако моложе Александры, довольно упитанная миловидная крашеная блондинка, зашла в квартиру и тут же уселась у двери в кресле. Устала. Эти походы по магазинам меня доводят…
- Всё в порядке. Через неделю ждёт.
- Ну, видишь, я говорила, возьмёт.
- Да, но мне не нравится – этот дом, и вход, и комната, и вообще всё. Какое-то всё затасканное, затхлое несвежее, как и сама хозяйка…
- высказалась недовольным тоном, морщась Александра.
- Конечно, лучше работать в приличном месте, где богато и чисто, – улыбнулась Лиля – Но, к сожалению, нам туда ход закрыт.
- И почему? – Александра поняла, что обидела Лилю своим высокомерным высказыванием.
- А потому, что, во-первых, не цветки мы молодые на клумбе, во-вторых, не говорим хотя бы на двух европейских языках, а лучше и ещё на третьем - арабском, а главное – из России.
- Ну, приехали… Наоборот. Русские женщины самые красивые из всех европейских. Это факт, – возмутилась Александра, - и я к немецкому ещё знаю турецкий, правда, не очень.…
- Молодец. Но… возраст, подруга, возраст… Что я тебе скажу, представь себе, наши девушки ведут себя часто очень плохо. Пьянствуют. Случается, дебоширят, свои права качают. В общем, достоинства у них нулевые. Только потому, что все эти девицы в большинстве деревенские, из неблагополучных семей, и русским-то плохо владеют… Потому, мнение о русских сложилось не ахти какое…
- Не скажи, я знаю точно, какие у нас в Питере и в Москве женщины занимаются проституцией. И красавицы, и с высшим образованием частенько и еще как одеты! Шик и блеск, – отстаивала свою точку зрения Александра.
- Не путай, то там, а то здесь. Сюда такие тётки и дороги не знают. Они и там свои бабки, притом большие, имеют. Я, хоть из Днепропетровска, но об этих девчонках тоже слышала…

Глава 3.

И она работала там, в этом невзрачном, но, в общем-то, совсем не грязном заведении, будучи в подчинении неприятной ей на первый взгляд хозяйки, впоследствии – её задушевной подруги – умной, бескорыстной женщины с несчастливой судьбой.
Ей – Алексадре, было 37, когда переступила впервые порог этого дома. Здесь она уже почти три года, но скоро должна проститься со своей новой приятельницей, пожилой Саскией. Это имя ей дал отец – художник, преклонявшийся перед Рембрандтом. Жила Саския с родителями и братом на юге страны. По происхождению они фламандцы. Судьбе её не позавидуешь. Мать умерла родами. Новорожденного мальчика отец не признал, считал – не от него. Ребёнка усыновила немецкая семья. Где теперь этот мальчик? После этого случая отец изменился. Перестал писать портреты. Запил. Жить стало не на что. Саския тогда заканчивала медшколу. Удачно вышла замуж. Однако отец не ладил с зятем. Прожила с мужем всего два года. А когда отец узнал, что у того на стороне любовница, зарезал спящего. Сел в тюрьму надолго. Там и умер. Брат улетел в Америку. Счастья там не нашёл. Она так о нём ничего и не выяснила. Нет связи уже много лет.
Уехала она на север страны, откуда они родом. После обосновалась в Амстердаме. Она могла неплохо объясняться по-немецки. Работала медсестрой у известного в Амстердаме гинеколога, немца по национальности. Прошло время и она одинокая, с тяжёлым прошлым, решила выкупить эту квартиру с делом у немолодой женщины и стала сама себе хозяйкой.
В тот первый месяц после медицинских анализов и оформления документов, за Александру взялся отличный стилист и парикмахер в одном лице. Внешность её была изменена кардинально. Серые большие глаза заиграли на фоне чёрной гривы прямых волос с чёлкой до глаз. Похудела на пару килограммов. Хозяйка обязала её по утрам заниматься физзарядкой, также, по возможности, делать прогулки утром и вечером при любой погоде.
Несмотря на возраст, Александра была первой девушкой их заведения. Поклонников множество. Полный год она принадлежала только одному нефтяному магнату, причём молодому. Оплата вперёд неслыханно высокая. Саския радовалась за неё. Она уже была в курсе причины, толкнувшей её на этот зазорный, нелёгкий путь быстрого заработка. Выборочно допускала к ней мужчин.
Через месяц Александра уедет к себе в Петербург. Там начнутся её хлопоты по сбору анализов, заключению, рекомендаций наших медиков в отношении сына. Надежды на действенную помощь в Штатах ей прибавляют сил идти до конца.
В квартире она проживает уже с другой девушкой. Отношения, какие были с Лилей – хорошие. Она из Польши и тоже причина заработка денег – спасение дочери – маленькой девочки, которая после двух лет перестала расти.
Большинство девушек остаются в заведении довольно долго, потому как, хотят много денег, хорошо одеваться, пускать пыль в глаза своим нищим сверстницам во время поездок в отпуск на родину. Сочиняют истории об удачном замужестве за богатым человеком, морочат голову близким и знакомым. И здесь, в заведениях жалуются хозяйке и мужчинам на бедность, неимение работы, жилья, болезни родителей, сестёр и братьев и прочие неурядицы на родине, толкнувшие на заработки таким способом. Подобными баснями девушки оправдывают своё занятие проституцией перед наивными мужчинами. Бывает, попадаются сердобольные. Женятся. Но надо хорошо знать такой сорт женщин, чтобы не идти на поводу у этих хитроумных жалобщиц. Такие браки, как правило, неудачны, часто с нежелательными последствиями.
Во все эти дела их закрытого мирка посвятила её Саския. В частности, привела несколько примеров замужества её девушек за богатых нефтяных менеджеров и что из этого получилось…

Глава 4.

Алексей Хлебников окончил школу двумя годами позднее положенного срока. По причине болезни. В семилетнем возрасте нежданно-негаданно весеннее цветение спровоцировало бронхиальную астму в тяжёлой форме. Мотала она ребёнка полтора долгих года, заодно и родительницу, безмерно любящую своего единственного сына. Или вылечили, или так, сама по себе астма постепенно отстала. Так что этот вопрос давно снят с обсуждения.
В их десятом классе собрались интересные, умные весёлые ребята. Их дружный класс гремел по школе, как самый успевающий, остроумный, с красивыми ребятами и девчатами, любимый учителями. Самые, самые, в числе этих красивых Хлебников Алёша – четвёрочник и Ватрушева Шурочка – пятёрочница. Нелады у Алёши были с математикой. Хорошо дело обстояло с химией и, конечно, гуманитарными предметами. Постоянная его помощница по нелюбимым предмета Ватрушева Шура – девочка сверх аккуратненькая, со строгим взглядом серых глаз и крутой косой по середине спины. Она решала и домашние задания, и контрольные по этим предметам за двоих. Потому для Алексея не исключалась вероятность завалить выпускные экзамены. Шурочки рядом не будет. Такая перспектива сильно волновала его маму – женщину нервную, склонную к паникёрству. Они с сыном уже обсудили все детали обязательного поступления в институт. Химия – любимый предмет. Следовательно, мединститут и точка. Другие варианты не рассматривались.
Для Алексея поступление в институт достаточно большая проблема. Какой тут медицинский! Конкурс заоблачный…
Матери пришлось обратиться с щепетильной просьбой о сыне к заведующему одной из ведущих кафедр, института – профессору, своему бывшему любовнику в течение многих лет. По институту ходили об этом блистательном хирурге нелестные слухи, как о мздоимце. Однако прямых жалоб в ректорат не поступало, а слухи могли распускать завистливые неудачники. Тем не менее, авторитет в научных кругах России и за рубежом нельзя было сбрасывать со счетов, потому в каких-то личных просьбах о помощи в решении того или иного вопроса отказа быть не могло.
Итак, Хлебников Алексей зачислен в Первый ленинградский мединститут на лечебный факультет, как успешно сдавший экзамены.

***
К сожалению, уже на первом году обучения Алексей понял – медицина не для него. Морг. Стойкий запах формалина. Препарировать трупы, тут же, между делом, перехватывать бутерброды. Бесконечное количество мелких косточек, особенно в голове, и всё это запомнить. А третий курс, с признаками страшных болезней, невольно примеряемых на себе и близких…
С напряжением закончил два курса. С третьего курса сорвался. Окончательно подвёл черту. С месяц был свободен, как птица. Мать, естественно не в курсе.
Эпопея мединститута закончилась повесткой в военкомат. Тогда, ни словом не обмолвившись с мамой, прошёл медкомиссию, признан годным и направлен в Ленинградский военный округ для несения срочной службы. Были слёзы, были крики и вопли, были сердечные приступы, к счастью, без последствий. Сражённая наповал мать не бездействовала. Она снова пошла на унижение перед своим первым мужчиной, человеком, давно потерявшим к себе всякое уважение, отцом Алёши. Что стоило разыскать его в тот небольшой срок перед отправкой сына в армию. Но, для любящей матери, готовой отдать жизнь за дорогого ребёнка, не было ничего невозможного. К сожалению, генерал-майор, зам.начальника штаба округа, недавно разведшийся с женой, после её напоминания о сыне, ограничился трёхминутным общением по телефону и на сегодняшний день помочь ничем не мог.

***
Через полгода Алексей уже в Афганистане.
В те годы пугала матерей наших призывников необъявленная вялотекущая война, так называемый ограниченный армейский контингент, направляемый в сопредельную страну Афганистан. Правительство СССР пришло к решению помочь афганскому народу самоопределиться, подобно Кубе, тем самым упредить возможное вторжение США с навязыванием своей агрессивной политики.
Много наших молодых ребят не вернулось домой. Цинковые гробы, с грузом под определённым номером, приземлялись в аэропортах, в частности, в ленинградском. И несчастные матери лили слёзы, не вскрывая гробы (запаяны), хоронили своих детей. Приумножилось число безногих калек после нашей Великой Отечественной. О таких потерях руководство возможно и задумывалось, но тянулась эта необъявленная война целых десять лет.
Алексей – самый молодой солдат в их подразделении. Их старшина – усталый, загорелый, бывалый мужик, встретил парня со снисходительной улыбкой. Посетовал о ненужности такого подкрепления.
- Стрелять-то хоть можешь? Прошёл курс молодого бойца?
- Могу. Прошёл, – отвечал Алексей с весёлой улыбкой.
- Отлично. Веселись, пока…
Говорил он отрывисто и быстро, пересыпая речь слабыми матерками.
Ругал руководство страны, затеявшее эту драчку, как он выразился.
- Генералы небось, своих деток держат у себя под носом. Им в институты, или так… комиссуют за милую душу. А ты-то, что из института вылетел?
- Так получилось…
Не стал объяснять – дескать, медицина не для него.

***
На их участке в тот отрезок времени было так называемое затишье. Воевать, если так можно назвать их отсидку на выбранных позициях и слабую перестрелку с противником, Алексею пришлось всего три месяца. Привык он и к специфике армейского сленга, и к солдатской бескорыстной дружбе в нелёгкой неординарной обстановке климата, рельефа, смертельных случайностей. Такая случайность произошла с ним. Ранил его выстрелом в плечо неизвестно откуда взявшийся «дух».

***
Река Пьянж  позади. Он уже в своей стране. Большая усталость, клонило в сон, боль в плече, острое желание умыться – ничто не могло повлиять на его настроение счастья.
Ему скоро 22. Он уже почувствовал ответственность за подаренную жизнь, мог бы получить эту пулю в сердце. Ребята сказали: «в рубашке родился», видно он чуть повернулся, пуля прошла вскользь, потеряла ударную силу и угодила ему в плечо. «Духи» стреляют метко. Рана не опасна, однако пришлось перенести операцию в походном госпитале. Теперь уже здесь, на нашей территории, он понял именно в этот момент, что обязан дорожить временем. Не имеет права испытывать терпение матери. Она больше не будет униженно просить за него. Он обязательно будет учиться, получит профессию, и будет хорошо жить.

***
Весна медленно, но верно наступает на зиму, однако, ещё холодный ветер, снег, переходящий в дождь и наоборот, густой туман ночью и в утренние часы.
Алексей Хлебников на Ленинградском вокзале Москвы. Он в военном потрёпанном обмундировании с заплечным мешком, наполненным разными разностями – от старых шаровар до записей с огневых позиций о тяжёлой нервной своей реакции в случае смертельного ранения бойца из их подразделения. О благодарности взводному и старшине за хорошее отеческое отношение. Среди всех нужных и ненужных атрибутов, гордого за своё выполнение долга перед отечеством солдата, в кармашке мешка тщательно завёрнутая пуля, застрявшая в мягких тканях плеча, чуть задевшая кость, потому такие спорадические боли. Но это пройдёт со временем. Так обещал ему хирург, когда в большом и указательном пальце вертел эту его пулю.
До поезда пару часов. Вокзальные скамейки заполнены разномастным людом. Он ходит между рядами, многие обращают на него внимание, понимают – солдат из Афгана, но мест своих не уступают. Видно ждут того же поезда. При них большие хозяйственные сумки, чемоданы, перевязанные для прочности верёвками. Определённо, это продукты. Везут их из нашей столицы ежедневно в сопредельные голодные районы. Мужчина, мимо которого медленно проходит Алексей, встаёт. Он улыбается приветливой улыбкой, и Алексею кажется, наверно где-то пути их пересекались. Но ошибся. Он никогда в Ленинграде не бывал. Из далёкой Сибири. Эти подробности он узнает от него потом, когда сосед по лавке снимет свою увесистую сумку, по просьбе этого мужчины и они усядутся рядом. Мужчине было лет 40. Симпатичной внешности. Хорошо одет. Они разговорились. Тот задавал Алексею вопросы о войне, о настроении в действующей армии, о потерях. Алёша мог знать только ситуацию на своём участке. Мужчина без опаски ругал власти, и не озирался, когда выругал матерным словом самого генсека. Алексея шокировали такие громогласные высказывания, и он подавленно молчал.
- Ну, - спросил мужчина, когда можно было уже понемногу трогаться на платформу, - и куда же подашься? Учиться-то охота есть?
- Обязательно буду учиться.
- Наверно уже и без экзаменов примут? А на кого учиться собираешься?
- Ещё точно не решил. С родительницей буду советоваться.
- Отца нет?
- Есть отец, но я его не знаю. Военный в отставке. Не захотел меня видеть, поскольку, с его слов, мать его опорочила перед начальством. Подала на алименты. Сказал, он бы и так платил, – быстро сочинил историю Алексей.
- Послушай, советую тебе пойти в Губку. Это в Москве. Только туда.
Я пятнадцать лет, как окончил этот институт и доволен. Договорились?
Конечно, если не привязан намертво к Ленинграду и к маминой юбке. Прости за метафору.
- Что это за Губка? – не понял Алексей.
- Ну, ты, брат, видно действительно тяготеешь к своему Ленинграду. Это институт. Московский нефтяной институт имени учёного-нефтяника Губкина Ивана Михайловича.
Эта случайная встреча повлияла на судьбу Алексея. Он окончил так называемую Губку. Это так, он никогда не жалел о своём выборе по подсказке незнакомца, о котором ему приходилось слышать, как об учёном-прикладнике, возглавляющем разработки нефтяных скважин на нашей территории.

Глава 5.

Алексею сорок два. Приехал с семьёй 10 лет назад в Германию. Жена закончила тот же институт. Распределили их в Мангышлак Казахской ССР. Жене сразу предложили работу в посёлке Новый Узень. Она экономист. В эти перестроечные годы, тяжёлые для нашей страны, для него там работы не нашлось. Потому и вернулись в Ленинград и стали подумывать об отъезде. Естественно, в Германию. Жена по отцу немка. Родители никуда пока не собирались, поскольку на попечении их старики.
В Германии найти работу по своей специальности оказалось сложно. К счастью, он устроился в Нидерландах на крупный нефтеперерабатывающий завод. Хорошо зарабатывает, двигается понемногу наверх по карьерной лестнице и есть перспективы. К сожалению, жена и дочь живут в Германии. Жена и дочь с немецким гражданством, Алексей – с российским. Жена работает продавщицей в фирменном обувном магазине. Дочь учится в школе. Алексею приходится на выходные и праздничные дни ездить к своим в Дюссельдорф. Праздники часто не совпадают. Предлагают работу в Дуйсбурге, но заработок не идёт ни в какое сравнение с его, потому он не согласен, хотя жена настаивает. Ей, видите ли, большие деньги, сравнительно – большие – не нужны, а нужен муж под боком. Будет рядом и мало денег, тогда тоже начнутся упрёки, уверен Алексей.

***
Алексей на вокзале. Заглянул относительно проездного билета. Ещё оставалось время. Решил выпить кофе с ватрушкой. Он уселся за свободный столик в середине зала. Кофе остывал. Стал просматривать русскую «Комсомолку» К его столу направлялись две дамы – нарядные и болтливые, тоже с кофе и тарелкой булочек. Уселись недалеко, иногда краем глаза он поглядывал на ту, что поближе. Говорили дамы на немецком, достаточно громко, и он мог уловить погрешности в произношении соседней дамы. Его не занимала тема разговора. Эта жгучая брюнетка его заинтересовала. Почему? – Возможно, привлекла красотой, или он уловил в её лице что-то знакомое… и голос знакомый, и погрешности в языке. Она явно не немка и не голландка. Она русская или украинка. Только так. Его кофе остыл. Газета осталась в стороне. Он, наконец, поспешно выпил кофе, съел ватрушку, обтёр рот салфеткой, поднялся из-за стола, намереваясь уйти и не забивать себе голову какими-то ненужными мыслями. Захватил газету и направился к выходу. Но… выходя окончательно из кафе, он невольно оглянулся и видел, как поднялись эти двое. Почему он решил их подождать и дальше – что? Они вышли, также оживлённо болтая. На него никакого внимания. Он пошёл за ними, боясь потерять в толпе. Он понял, следует обязательно их остановить. Он приблизился к этой паре, подошёл сбоку, обратился к той, что со славянским акцентом, на голландском: «Прошу прощения, мы где-то с вами уже встречались, или я ошибаюсь?»
- Вы ошиблись. Мы не знакомы и нигде не встречались, – ответила она сухо, тут же поспешно водрузив на нос тёмные очки, подхватила подругу под руки, и они быстрым шагом направились в сторону выхода.
И в тот же момент, он бесспорно узнал в этой женщине, свою прежнюю любовь Шурочку Ватрушеву, но почти неузнаваемо изменившуюся и не в худшую сторону. Её досадная отмашка его возмутила. Или она его не узнала? В чём он сомневался. Пронеслись в голове слова матери, предостерегающей от противоестественного расположения к родной сестре по отцу. Он снова бросился за ними, догнал и уже на русском спросил с улыбкой:
- Шура, ты что, не узнала меня, или не хочешь узнавать?
В этот момент вторая в замешательстве отошла в сторону.
- Я тороплюсь. Скоро уезжаю. Извини.
Она повернулась к той, пожилой, чтобы выйти, наконец, с вокзала.
Он удержал её за руку повыше запястья. Она остановилась. Он увидел в её глазах слёзы.
- Ты можешь объяснить – в чём дело? Что с тобой? Куда ты так спешишь?
Она стала высвобождать руку от его стиснутых пальцев. Он чуть смягчил обхват, но руки не отпускал.
- Мы даже не можем поговорить?
- Ты здесь живёшь, как я понимаю. Хорошо. Дай свою визитку. Я позвоню.
Он извлёк из бумажника визитку, подал ей, сказал «жду звонка», она серьёзно взглянула на него, обернулась к своей приятельнице, и они быстро скрылись в толпе снующих с вокзала и назад спешащих пассажиров.

***
С той встречи с Шурочкой Ватрушевой – Ватрушечкой, прошёл месяц. Он уже перестал ждать звонка. Эта нечаянная встреча осталась для него загадкой. И никоим образом он уже не был в состоянии выбросить эту встречу из головы. Найти её здесь наверно бесполезно, так думал он. А почему бесполезно? Определённо найти в Амстердаме её можно, если она здесь зарегистрирована. Но она говорила, что скоро уезжает. Так что искать нет смысла.
Они собирались с женой и дочерью этот отпуск провести в Италии. Хотели просто снять где-нибудь в красивом месте у моря жильё. Жена не любит массового отдыха, да и он придерживается такого же мнения. Дочери, как говорится, без разницы. Он вспоминает, как в прошлый свой приезд мамы в Германию, дочка, общаясь с новыми друзьями из России, поразила бабулю этим укоренившимся в среде молодёжи, да и взрослого населения, сленгом – «без разницы», «тащусь», « в отпаде» и ещё массой таких выражений, для краткости речи, как у «Эллочки-людоедки». Дочь их здесь с года, немецкий от зубов отскакивает, ан, нет, быстро схватила эти словечки.
Алексей очень привязан к дочери. Наверно все отцы единственных дочерей любят их сильнее, чем жён. Только вот, к её маме он не испытывает и не испытывал никаких особых чувств. Нет даже просто нужных чувств. Женился потому, что приехали вместе на Каспий, ну, учились на одном курсе. Всегда он не ровно дышал к Шурочке Ватрушевой. Но, когда узнал от матери такое дело… И почему им нельзя было пообщаться, как сестре с братом? Пускай сестра. Это и ближе, чем его настоящая жена. Глупо было ждать звонка, следовало разыскать её по горячим следам, пускай через полицию. Эта странная ситуация его сбила с толку. Почему такое отчуждение. По крайней мере, ничего плохого он ей не сделал, чтобы так холодно и даже дерзко вести себя с ним. И почему мама толком ничего ему тогда не рассказала? Обошлась только предостережением. Значит её отец и его – это один и тот же генерал Данилов. Тогда почему Шура Ватрушева, а не Данилова? И он сам – Алексей тоже носит фамилию матери. Сначала мама ему плела, что была замужем и, как наиболее приемлемый вариант – отец погиб на войне. Когда Алёша подрос и стал соображать, мама сплела очередную версию, якобы отец – секретный агент, погиб при исполнении своего долга. Тут он поверил или хотел поверить, поскольку пацану в 12 лет лестно иметь такого героического засекреченного папу. А дальше мама ему и раскрыла карты, но не до конца: отец – негодяй, обманщик. Бросил её, когда уже Алёша пребывал в антенатальном состоянии (эта мудрёная терминология ему, почему-то, запомнилась), то есть, уже подавал признаки жизни и об аборте не могло быть и речи. Сказала: «Если бы раньше бросил, не было бы тебя». Обняла его и заплакала. Он тоже не остался равнодушным во время этой сцены. Они тогда обнялись и расцеловались. Эта была их последняя обоюдная ласка. Он тогда учился в 8 классе. Через какое-то время, поскольку она была в курсе Алешиных дел в школе, она ему доверительно и спокойно сказала об этой новости. Замолчала. Строго пригрозила указательным пальцем. Шурочка Ватрушева ему очень нравилась. Он, конечно, оказывал ей знаки юношеского внимания. Поскольку Шурочка была весьма авторитетна, строга и хорошо воспитана, он не смел быть не в меру навязчивым. Когда же узнал о ней такое… Стал строг, но, никаких родственных отношений не выяснял. Так просила мама. Маму он очень любил всегда. Она для него была всем. Мама много работала. Была участковым терапевтом. Зарабатывала копейки. Очень уставала. Был у неё мужчина – чужой муж, много лет. Она его ученица. Он любил маму всю жизнь. Но, очевидно, не хотел обременять себя новыми хлопотами. О разводе, о жилье и чужом ребёнке. У самого детей не было. Мама видно от него получала маленькие золотые подарки в виде колечек, серёжек, цепочек. Одевалась более чем скромно. Была красива. И без нарядов обходилась. Старалась ни в чём не отказывать Алёше. Теперь, когда он хорошо зарабатывает (благодаря выбору «губки», всегда вспоминает того мужчину), маме не отказывает ни в чём. Она ещё работает на полставки, чтобы не засиживаться дома Она и теперь ещё молодая и красивая. Часто с ними ездит по знаменитым курортам, или в экскурсионные поездки. И он её навещает в Петербурге. После Италии в его планах на недельку махнуть к маме в гости. И ещё, он понимает, маму его жена недолюбливает. Конечно, жена достаточно выдержанный человек. Своей неприязни вслух не проговаривает, но и мать, и сын понимают её внутренний настрой.

Глава 6.

Александра приезжала домой за эти годы совсем не часто. Жалела каждый цент. Дома не догадывались о характере её работы в Нидерландах. Мама по натуре сама наивность, бабушка немолода и тоже восторженна и доверчива. Поверили ей, что Александра там учила немецкому языку на частных курсах голландцев, фламандцев и каких-то фризов, о которых ничего толком сама не знала.
Хозяин взял сына и его будущую жену к себе на производство с обучением. Такие мероприятия дают возможность заводу платить поменьше налога. Конечно, это не единичный случай. Таких у него на производстве наберётся до двух десятков. Этот оборот речи главному менеджеру кажется вполне подходящим для объяснений с родителями неполноценных кадров, то есть, инвалидов.
Эту боль за сына пережила она в свой предыдущий приезд. Теперь как-то полегче. Сын вполне самостоятельный человек. Ему 18 лет. Он работает на большом заводе пока учеником слесаря. Впоследствии будет хорошо зарабатывать. И не один он, а с любимой девушкой. Работают в одном цехе. Она табельщица. И боль материнская никогда не утихнет за глухонемую дочь. Они, их детки, всегда вместе и, почему-то не разделяют горькие слёзы и переживания матерей. Девочка тоже из хорошей семьи и тоже брошена папой.
С анализами сына Александра объездила всю Европу и даже была в Израиле. Это всё Саския, добрая душа. Жила у неё без оплаты за комнату. Пару месяцев занималась только консультациями у крупных специалистов в области врождённой глухоты. Много денег ушло. До Америки не дотянула. В Израиле ей на чистейшем русском всё объяснили и в Штаты ехать отсоветовали. С этой операцией гораздо больший процент риска, нежели минимальной помощи. В общем, никакой специалист в этой области за такую операцию не возьмется.
Сын категорически против всяких хирургических вмешательств. Они с девочкой собираются пожениться, но без всякого шума и отметить этот день только в кругу родных.
Ей же было давно сказано – операцией без серьёзного риска не обойтись. Зачем же она ломала себя, страдала? Проституция в принципе – не для неё. Об этом ей говорила Саския: «Есть такая порода женщин, им всё нипочём. Им даже это нравится. Только бы быть при деньгах на шмотки. Но ты, Александра, не такая и я понимаю, как тебе трудно и противно. И не казни себя, - говорила она, - ты не смогла бы получить так много консультаций, советов у больших специалистов в твоём случае».
Ездить повсюду с сыном ей отсоветовали специалисты на кафедре мединститута. Совершенные до мелочей снимки, анализы – всё при ней.
Она вспоминает эту неожиданную и ненужную ей встречу там, на вокзале. Господи, встреча через столько лет. И где? Счастье, что ни там, где она зарабатывала эти евро – необходимые, но с таким физическим отвращением заработанные. В последний год полегче стало. Привыкла.

Глава 7.

Алексей в Петербурге. Прилетел на неделю. Утром мельком увиделись с матерью. Убежала в поликлинику. Пять минут ходу. Скоро должна прийти. Не был в своём городе чуть больше года. Естественно, ничего не изменилось. Заметил, как всегда, много красивых девичьих лиц. Старушка-Европа такими показателями себя не прославила.
Отдохнули они хорошо. Уже осень. Дочь – на учебу, жена за своё дело. Отпуск его ещё не закончен, решил продлить не с семьёй, а махнуть в Питер. Жена удивилась, что это вдруг надумал. Если повидаться с мамой, то зимой она была у них в гостях. Пожала плечами, бросила ехидную фразу, касательно маменькиного сынка. Легла с очередным кроссвордом – это её слабость, и очень быстро уснула. Вот и хорошо. На этот раз он свободен от обязанности быть деятельным помощником в этом её увлечении, и не расположен на последующую акцию исполнения супружеского долга.
Он вспоминает: всё это отпускное весёлое время – с купанием, надводным и с аквалангом, с загоранием, с поеданием большого количестве знакомых и экзотических фруктов, также и с вкусными обедами на дому, доставляемыми из хорошего ресторана, не говоря о бесконечных путешествиях по округе на своей машине, на которой и приехали сюда в Италию. Болтовня с дочерью и женой, шутки и занятные истории – вся эта праздничная отпускная жизнь, весь этот радостный мир любви и семейной гармонии был для него второстепенным компонентом основной цели, достичь которую в его власти. Эта идея постепенно захватила его полностью. Он обязан разгадать эту загадку, что загадала ему его школьная подруга, и он разгадает её. Потому и Питер. Это тебе не кроссворды отгадывать всей семьёй, а после подглядывать результаты в следующем номере журнала…
- Алёша! – крикнула с порога мама. - Как ты там, мой мальчик? Никак тебя не ждала. Что это вдруг? Всё в порядке и дома, и на работе? Наверно голодный? Ты же дома, сынок, мог бы и не ждать меня, закусить. И кофе не попил?
Она зашла в комнату свежая, порозовевшая от быстрой ходьбы. Он подумал – мама не меняется с возрастом. Пожалуй, и в свои 60 она красивее его жены.
- Всё в порядке. Попил кофе с моим «миндальным». Это ты для меня?
- Нет, для чужого дяди…
- А что, появился кто-то?
- Никто не появился и не появится. Годы ушли… Смешно быть в роли
этой шоу-певицы. А старики меня не интересуют.
- Мама, я хотел, чтобы ты мне подробно рассказала об отце. Фактически ты меня много лет, скажем прямо, дезинформировала…
- Знаешь, Лёша, не хочется говорить об этом человеке. Кроме неприязни и скажу, отвращения никакого другого чувства к нему у меня быть не может. Конечно, это субъективное мнение. В молодости сделал мне больно, ну а перед твоей армией и подавно… и зачем я, дура, к нему тогда обратилась? Знала же, что подлец…
- Мама, тут всё ясно. Только я не про это, я про другое. Скажи, каким это образом Ватрушева Шура оказалась моей сестрой, скажем, родной?
Кстати, на западе почему-то считается, что сестра эта сводная.
- Да, у нас устоялось такое понятие и выражение  - «родная по отцу», или «родная по матери». И это, на мой взгляд, верно. Да и в словаре Даля сказано, именно в таком понятии. У Ожегова об этом сказано немного как-то не чётко. Так он же тоже смотрел на Запад. Мы всё берем с Запада. Правильно, неправильно, только бы пренебречь своим – отеческим. Кстати, приезжала к нашей глазнице её какая-то тётка, в общем – вода на киселе, из Франции, приходила к нам в поликлинику и там на эту тему разгорелась в глазном кабинете такая бурная полемика…
- Мама, я всё понял. Давай не отвлекаться на ваши разборки в поликлинике. Рассказывай. В моём уже не молодом возрасте я вправе знать о своём рождении и о своих родственниках. Я тебя внимательно слушаю.
- Что за тон, Алёша? У нас что, ограничено время, ты что, завтра улетаешь? Я сегодня свободна, так что можем спокойно обо всём поговорить. Я так соскучилась по тебе. Для меня простой разговор, или какая-то полемика, или твоя информация о том, о сём, даже поговорить о политике – да, я стала интересоваться этим жизненным предметом, - личное общение с тобой для меня, как свидание с любимым мужчиной, нет, наверно на сегодняшний день, нечто большее, если не всё. А когда мы встречаемся все вместе – имею в виду твою семью, всё идёт насмарку. Я там всегда лишняя. Понял меня? Спасибо, что выслушал и не перебивал. Так, что тебе ответить на твой вопрос? Даже не знаю с чего начать…
- Начни с самого начала…
- Начну сначала. Только это уже будет не ответ на вопрос, а большая история. Попробую быстро уложиться, поскольку история-то большая и вместе с тем вовсе не ёмкая. Можно обойтись и несколькими фразами.
- Мама нет, фразами обходиться не стоит. Я жду.
- Начну с моего рождения. Родилась я, как тебе известно, в Ленинграде. Летом 41-го поехали с мамой к ней на родину, на Украину. Там мы и застряли на всю войну. Об этих годах горя и бед рассказывать не буду. Этого ничего я не помню. Открылась моя память лет в 5-6. Хорошо помню, как ехали в поезде в Ленинград и как потом ходила в детский садик. Папа был офицером. Воевал под Ленинградом. Вернулся без ноги. Мама работала в том же детсадике, где находилась я. Родителей я лишилась, когда училась в институте. Они подорвались на мине в Украинском подлеске, когда отдыхали у мамы на родине. Ходили за малиной. Ты об этом знал. В общем, я повторяюсь? Да? Я стала жить одна. Небольшая пенсия и стипендия. И на своё горе познакомилась с красивым, нет, с очень красивым, молодым майором. Я сразу влюбилась, а он просто увлёкся на небольшой отрезок времени, и когда узнал о моей беременности, предложил избавиться от этого, как он назвал – ненужного груза, и исчез. Но я знала, в какой академии он учился. Подкараулила, вся в слезах просила, уговаривала дать хотя бы фамилию ребенку, пригрозила пожаловаться начальству, но так и ушла ни с чем. Разговаривал со мной по-хамски. Назвал упрямой ослицей. Когда ты родился, я снова пошла к академии, снова встретились. Я держала на руках тебя, красивого крошку. Он только мельком взглянул. Мне пришлось взять у него денег, потому как была очень бедная и одинокая. Жила на деньги матери-одиночки. Конечно, взяла академичку. Никого родных. Одни подруги. Тоже помогали. Десять лет я брала от этого подлеца Данилова ежемесячно совсем небольшую сумму, но и она мне годилась. Свою гордость спрятала далеко. Подруги настаивали. Ну, что, узнаю, женился он на дочери начальника академии, и родилась у них девочка. На пару лет моложе тебя. Подруги мои всё разузнали. Живёт на Петроградской, даже по соседству. Огромная квартира. Вся в живописи, бронзе и хрустале. Говорили, вывез из Германии этот генерал много трофеев. И ещё рассказывали, какую взял жену – всё настаивали, чтобы я пошла посмотреть, когда она гуляет с девочкой в нашем большом сквере, что напротив. Сказали страшненькая, тощая, три волосинки на голове, как белая мышь. Я так я и не ходила смотреть. Но знаю точно и тоже от моих подружек, теперь не живут они здесь. Будто выехали за город по обмену – не то в Пушкин, не то в Павловск. Так что, эта Шурочка Ватрушева – твоя родная сестра по отцу. Потому она и такая красивенькая, батька был в молодости хорош собой, но подлец… Знал, на ком следует жениться… Зачем ему бедная сиротка? Слава Господу, ты похож на меня и на своего дедушку.
- Да… Дела… Ну, я здесь почти ничего нового не узнал… Здесь всё понятно. Но скажи, зная обо всей этой истории и о том, что мы с ней в одном классе, почему ты мне не сказала обо всём этом раньше. Это первое. Дальше – почему эта Шурочка не Данилова? Она же Ватрушева. Ну, что я не Данилов – это понятно. А она?
- Этого, сынок, не могу тебе сказать. Не знаю. Я как-то об этом и не подумала. Да, действительно, почему?

***
Он стоял перед дверью, такой мощной, деревянной с крохотным глазком и круглой металлической ручкой. Определённо, это тот дом, который он искал и та квартира. Дело в том, что никакого точного адреса он не получил, только ему их бывший одноклассник рассказал, как дом выглядит, на каком этаже квартира и другие ориентиры. Так что бумажка с планом осталась в кармане джинсов. Был полдень. Он надеялся хотя бы кого-то застать дома. Он теперь знает – размен был по поводу развода родителей. Проживает Ватрушева с мамой, бабушкой и сыном – глухонемым подростком. Он позвонил. Не сразу ему ответили. Что-то там заскрежетало, застучало, и он услышал старческий голос. Медленно, задыхаясь, спросили – кто, его ответа с той стороны не услышали. До него дошло что-то нечленораздельное. Там снова завозились с дверью. Всё умолкло.
Алексей прогуливался мимо дома взад-вперёд с полчаса. Решил зайти в соседний сквер, откуда обзор позволял видеть парадные дома. Он ждал ещё час с небольшим. Решил приехать на другой день. Но уже вечером.
Что он попал точно туда, куда держал путь, он был совершено уверен. А старушка – это видно её старая бабушка.
Алексей, как сорвался. Быстрым шагом пошёл в сторону вокзала, чтобы поспеть к следующей электричке. Времени оставалось в обрез. Уже у вокзала увидел толпу, видно из Петербурга с электрички. Он чуть не сшиб её – так торопился.
- Ну нет, теперь я уже тебя не отпущу, - выхватил из её рук тяжёлую сумку. - У тебя там что? Камни?
Она выглядела такой же претенциозно красивой с этой новой причёской и с чёрным цветом волос. Кардинально отличалась от толпы остальных пассажиров. Он загордился своей спутницей. Тут же подумал, как непохожи эти две женщины, примерно одного возраста – жена и сестра.
Вот, приобрёл родную сестру, а она и не знает, если бы знала, то там, в Амстердаме не встретила его так холодно и отчуждённо.
Шли они молча. Она не пыталась заговорить. Он смотрел сбоку и всё никак не мог понять – почему она так сдержанна и даже здесь дома, молчит. Будто и сказать ей нечего. Её дом за пару небольших остановок от вокзала.
- Пошли пешком? – предложил он.
Она махнула. И снова молчание… Дошли до скверика, что рядом с домом.
- Шура, давай посидим. Потолкуем.
Они уселись на свободную скамью. Народу было мало. Он поднял голову, стало темнеть, думал, не было бы дождя. Нет, всё пока в порядке. Белые ватные облака закрыли солнце, и оно тут же снова выглянуло.
- Я что хотел сказать, не знаю, это новость для тебя или нет. Тебе было известно, что мы с тобой брат и сестра, причём родные по отцу?
- Наконец он услышал её голос, её реакцию. Он увидел её расширенные глаза, а после она залилась смехом, как ему показалось, искусственным и злым.
- Тебе, вижу, смешно. Так я тебе неприятен, что такое известие как я понял, тебя возмутило, - он замолчал. И понял, что с ней уже никогда не найдёт общего языка, как было в школе. Конечно, сколько лет прошло…
- Ладно. Пойду, занесу сумку и поговорим – взяла со скамейки тяжёлую свою ношу и пошла к дому.
Алексей ждал достаточно долго. Наконец, он принял решение больше не ждать. Он поднялся и быстрым шагом заторопился на станцию. Сзади послышался дробный стук каблуков, оглянулся. Она бежала и махала ему.
- Что? Заждался? Я бабушку покормила и сама перекусила. Да, ты наверно тоже голодный?
- Нет, нет, поговорим и я домой. Потерплю.
Проговорили они почти до сумерек. Хорошо, погода позволяла. Эти новые, совершенно неожиданные факты её происхождения, её жизни уже после школы привели его в явное замешательство, а дальше, к этой чужой, загадочной красивой женщине он потерял всякий интерес.
Она пригласила, наконец, к себе, но он просил проводить на электричку. Перед отправлением поезда он чуть обнял её, поцеловал в губы. Это не был поцелуй заинтересованного мужчины. Она же расценила иначе. Зарделась, довольная. Видно была одинока.
Всё, в её понятии нужное для доверительного к ней отношения, она не скрывала: что незамужняя и никогда не была в браке, ни своего разочарования и обиды на того сельского парня, который стал впоследствии турком и американцем; ни о глухонемом сыне; ни о своём настоящем отце, который был на 12 лет старше матери и погиб на Бойконуре случайно, как теперь говорят, от человеческого фактора. Был он хорошим инженером и по званию подполковник. Фамилия и у нее, и у матери – отца, Степана Николаевича Ватрушева. Из-за неё – Шуры, мама фамилию не меняла.
– Я же Александра Степановна, а у тебя отчество, наверно Николаевич? По отцу – Данилову Николаю Павловичу. Так?
– Отчество моё – отца моей мамы, его тоже звали Николаем.
– Ладно, вышел из положения… Тебе мама так сказала? Понятно… Я хочу о себе ещё сказать. Моя мама – это не труженица. Всю жизнь жила, как в каком-то нереальном мире. Окончила школу и никогда нигде не работала. Не было надобности. От отца генерал-полковниника сразу в Москву – под крылышко мужа. После смерти мужа вернулась к родителям в Ленинград. Тогда была уже беременной мною от своего мужа Ватрушева, и тут же присватался этот Данилов. Красивый. Мать не устояла. Вот он и стал в нашем доме верховодить. Мама не жаловалась дедушке. Она вообще очень спокойная, терпеливая женщина. Умер дедушка, Данилов вовсе распоясался. Бабушка – немка, так он обзывал её фашисткой, маму – поганой немчурой. А когда стал маму понемногу поколачивать, я поставила вопрос категорически - расходиться. Натерпелись мы от него… Хотел забрать нашу живопись и многие ценные вещи. Но я тут вступилась. Однако одну хорошую ценную картину удалось ему стащить. Вот какой твой Данилов. И хорошо, что ты его не знал. Мама сейчас получает его половину пенсии. За своё терпение... Бабушка тоже за деда. Так что они обеспечены, но бабушка впала в детство, и мама – большой ребёнок. Сейчас в больнице, на обследовании, Умер твой отец пару лет назад от инфаркта. Был уже на пенсии и жил с молодой сожительницей, вроде прислугой.
Она замолчала. Он тоже молчал. Ему всё было понятно в её рассказе. Непонятно только было своё внутреннее состояние какого-то медленного отторжения от этой женщины, совсем чужой и даже неприятной. Какая-то  неискренность во всей её натуре и фальшь во внешности гнала его прочь от неё.

***
Чувствовал себя Алексей опустошенным и растерянным. В электричке в это вечернее время толкотни нет. Он сидел у окна, смотрел в темноту перед собой и хотел ни о чём не думать, а вот так ехать, ехать долго… долго… В городе машинально встал, вышел из вагона, пошёл к метро. Состояние отрешённости, какой-то пустоты, не отпускало. Где-то в глубине сознания он понимал, что те надежды, которые владели всем его существом, сначала – обрести сестру, потом – обрести любимую женщину – рухнули. И теперь он опустошён. Только бы мама не донимала его в этот вечер. Ему надо было обязательно побыть одному. Он на сегодняшний день столкнулся с безжалостной действительностью и обязан соответствовать этой данности. Он уже не хотел знать ничего больше о жизни теперешней и той, которой жила Шура Ватрушева там, в Амстердаме. Он не хотел близости с ней. Он не хотел больше видеть её. Мама уже спала. Сонная, она открыла ему и снова легла. Обещала выслушать его завтра. Спасибо ей. Он не ел весь день и совсем не был голоден. Ну, что ж, иногда полезно поститься, хотя бы сутки. Он умылся. Попил чаю. Лёг и моментально уснул…

***
  Александра Степановна Ватрушева снова работает в средней школе учителем немецкого. Здесь были у неё подруги и друзья. Но всё не то. Самая преданная была там, в Голландии. Наверно потому, что она в курсе её большой тайны, она хорошо понимает её. Они часто перезваниваются. Причём, звонит Шура, а Саския перезванивает. Вот и сегодня Шуре хочется поделиться такими интересными новостями. Она, естественно, была рада этой неожиданной встрече, здесь, в Пушкине. Но о нём она ничего не знает. Вскользь сказал, что жена и дочь живут постоянно в Германии. Начал он с темы их прямого родства, что её ужасно насмешило. Это уже фантазии его мамы. Вот почему в школе он на неё, как на красивую девочку никак не реагировал. Мама вовремя предупредила об опасности… Теперь она ждёт его звонка. Тогда встретятся в более благоприятных условиях. В Питере.
Свою работу в Голландии она объяснит заработком валюты на операцию сыну, на курсах немецкого, где она преподавала три года. Её доверчивая мама поверила. Поверит он, не поверит – его это дело. Может и спрашивать не станет. У неё появились мысли о его большой любви к ней и впоследствии об их счастливом браке. Она понимала, с женой у него нет ни любви, ни общего интереса. Наверно она внешне не тянет. Но, жить там, в Амстердаме, ей – Шуре, противопоказано. Ничего, если мужчина любит, сделает всё, что пожелает женщина… Надолго она из Петербурга уезжать не имеет права. Связана с близкими. Что ж, будет ездить туда – сюда… Она знает определённо, он успешный мужчина и далеко не беден. В эту ночь Шура спала совсем мало. Всё мечтала о безбедной, жизни, о скором счастливом замужестве.

***
Алексей в самолёте раздумывал о правильности своего решения – больше не встречаться со своей первой любовью – в одном лице и со своей сестрой – дальше, снова они в другой ипостаси. Он так и не позвонил. Нет, она чужая… холодная и дерзкая. Его удивляла тактика её общения. Высокомерие, снисходительный тон – всё это не вязалось с их давними дружескими отношениями. Она явно его с кем-то путала… Рядом он не хочет иметь такую женщину даже в роли любовницы. Красивая. Теперь он понимает, что такое красота без обязательной женственности и симпатии. Такие женщины хороши на одну ночь. И эта одна ночь ему тоже не нужна. Точка. Больше не стоит думать об этой загадке, которую он не собирается разгадывать. Он намеренно не затрагивал темы встречи там, на вокзале в Амстердаме. И здесь, в Пушкине она оставалась похожей на себя ту – амстердамскую. Она решила, забыл он и не стоит об этом. И не стоит… Ему это уже не интересно…
Он перешел мыслями к своей семье, с которой ему всегда хорошо вместе.
Он, в конце концов, признателен своей жене, благодаря которой он успешно работает и с удовольствием бывает дома, с семьёй. Наверно это и есть любовь. Зачем ему какие-то острые ощущения, которые со временем станут только мешать жить? Жаль установленного неопровержимого факта – отсутствия родной сестры. Но такую спесивую сестру он тоже не приемлет.
На другой день был с мамой разговор на тему о жизни, о его успехах на работе, о хорошо проведённом отпуске с семьёй, о планах на будущее.
О своём визите в Пушкин – Царское Село, он решил рассказать матери в другой раз. Не было охоты возвращаться к тому состоянию опустошённости и разочарования, что владело им после этой желанной, но, в принципе ненужной встречи.

Мангейм, 2011г.