Восхождение

Огромный, неповоротливый «Урал» вдруг как-то неожиданно легко развернулся, рыкнул и исчез в клубах ватного тумана.
- На ужин хочет успеть, зараза, - протяжно прокомментировал Яшка, поправляя на плече ремень гитары. Новички-духи, прибывшие с сержантами на занятие по альпинизму, подпрыгивали, потягивались, «заземлялись» после тряского «Урала». Сафрону казалось, что гора под ногами сонно поворачивается, разбуженная незваными гостями.  Дорога обрывалась, дальше плавали в тумане верхушки камней, похожие на могилы старого кладбища.
- Не видно ни черта! Куда идти-то? – прогудел чей-то сонный голос.
- Это хорошо, что не видно, - отозвался  Лис.
После его слов туман стал ещё гуще, а тишина вокруг – глуше.
- Ребята! Идём на базу за снаряжением. И потом – скальная тренировочка, -  бодрый бас штатского инструктора стал слышен прежде, чем из белого киселя появилась его яркая штормовка. 
- Может, завтра? Сегодня обустроимся, у костра посидим…- предложил Яшка.
- Завтра с утра – восхождение. А вы даже страховочные карабины, застегивать не умеете. Вот и потренируетесь, - отклонил запрос инструктор, покачивая окладистой бородой.
- В колонну по одному. За направляющим – марш! – гаркнул Лёнька. И тёмная гусеница повихляла к могильным камням.

Крутой склон скалы, мокрый от тумана, уходил вверх. Где-то там, высоко, ползали пауками Лис с Яшкой, закрепляли страховочные тросы. И Жеке, перехваченному ремнями,  тоже нужно было подняться туда.
- Три точки опоры! Три! – шаманил инструктор.
Пальцы скользили. Ноги теряли опору. Колени дрожали. Поддерживал только тонкий, натянутый Яшкой, трос. Кот прижимался щекой к неумолимому камню и скашивал глаза вниз. Там болтался туман.
- Вниз не смотреть!
Сафрон не успевал ни бояться, ни думать. Прежний Жека с его смешными мечтами и привязанностями остался внизу. По скале вместо него распласталась механическая послушная кукла. Это всегда работает. Кукла не сомневается, не устает. Но может сломаться. Сломаться не давала вера в Чайкина – что он там, он всё закрепил верно, он удержит. Спасёт. Холод камня проникал под кожу, разрывал, царапал. Но не мог убить. Этот маленький жгучий трос соединял Кота одновременно со всеми, кто завис над туманной пропастью, с усилиями их рук и ног, с горячими головами, с мокрыми ресницами. Огромная сороконожка облепила скалу, обвилась, обхватила десятками лапок.  Жека был одной из этих лапок – надёжной, стальной и сильной.
- А теперь полетай! – Яшка оказался неожиданно рядом, толкнул в грудь – и Кот полетел вниз, расставив руки и ноги. Где-то между рёбер крутилась неуловимая, но жаркая радость. Страховка спружинила и опустила мягко. Рука инструктора похлопала по плечу, когда Сафрон негнущимися пальцами отцеплял запотевший карабин. Хотелось снова туда – наверх.

Поздним вечером новички-альпинисты превратили дощатую веранду базы в тюленье лежбище. Посередине запыхавшаяся горелка в десятый раз кипятила чайник и стояли в очередь жестяные кружки.
Инструктор рассказывал традиционную историю про чёрного альпиниста:
- И когда его лучший друг сорвался со скалы, он понял, что вдвоем им не выбраться, и перерезал трос. Парень упал в расщелину и погиб. А второй вернулся домой, где его ждала девушка, из-за которой они спорили с товарищем. Говорят, это и стало причиной, по которой он не стал спасать друга.
- Как у наших сержантов, - хмыкнул кто-то, - вы уж завтра поаккуратнее.
- И с тех пор призрак чёрного альпиниста бродит по горам, заглядывает в лица спящих, ищёт среди них предавшего его. Он может предупредить о беде, а может и погубить…
- Призрак Яшки-висельника маячит над нами и не дает уснуть, - провыл Кот. Все грохнули хохотом.
- А ещё есть легенда про одного альпиниста, которого послали в долину за хлебом. Но он заблудился в снегах и погиб. Солнце высушило его до пустой оболочки. Обтянутый кожей скелет с пустыми глазницами до сих пор шатается по леднику и просит хлеба…
- Дайте хлебушка! – захрустели мелкие камни и снаружи из темноты под слабый свет горелки протянулась черная худая рука.
Опешившие на секунду пацаны разглядели Яшкин оскал, белеющий в ночи, и заржали. Яшка запрыгнул на веранду, потёр руку, испачканную землёй, и потянулся за гитарой. На струнах качались отблески огня, Чайка взял пару тоскливых аккордов. Все примолкли и ждали.
- А зачем тебе мой хлебушек? – нечеловеческий, пустой голос, будто шёл из глубокого колодца…
Кот инстинктивно сглотнул – от страха сжалось горло – и тут же на помощь пришла логика. В темноте хохотал Лис и гремел ведром.
- А Лёнька с пустым ведром – это к добру или к худу, - ехидно поинтересовался Яшка.
- Пацаны, я чуть не обделался, - пожаловался со смехом кто-то впечатлительный. И взрыв смеха повторился.
Яшка заиграл и запел странную песенку.

Я с детства был испорченный ребенок,
С родителями был я очень груб,
Я горы полюбил ещё с пеленок,
Эй, Жека, подержи мой ледоруб.

Я обошел Кавказ и Дальний Север,
Я не носил мехов и длинных шуб,
А если кто рассказам не поверит,
Эй, Жека, покажи мой ледоруб.

Когда я из походов возвращался,
Меня встречали сотни женских губ.
Я с каждой мимолётно целовался,
А Жека целовал мой ледоруб.

И вот в одной из ледниковых трещин,
Нашли ребята охладевший труп,
А на груди приколота записка:
«Эй, Жека, забирай мой ледоруб».

Кот знал, что там по тексту должен быть Жора. И ему стало обидно. Дурак Чайка испортил вечер. Чувство единения пропало. Хотелось кинуть злым, колючим словом в Яшкин кривляющийся в песне рот. Припечатать, чтобы заткнулся. Но было нельзя – тюлений круг посмеивался, косился в его сторону и эротически интерпретировал ледоруб.
Сафрон встал и, перешагивая через сослуживцев, ушел в дом – спать. За его спиной сержанты зазвенели литровыми армейскими флягами.

С утра распогодилось, ветер унёс туман. Горный хребет стоял, опутанный только облаками. И далеко была видна чёрная вереница солдат, поднимающая к ледникам. В перевалах каждый камень отбрасывал тень, будто в японском саду, - и Кот представлял, как по весне эти каменные дороги наполняются бурлящей водой. Шли сноровисто и бодро. К обеду жара сменилась метелью и снежной пудрой под ногами. Тропа обледенела и стала скользкой. Инструктор приказал дальше идти в связках. Вереница растянулась. Всё чаще то один, то другой садились в снег и отпыхивались. Только низкорослые и поджарые Лис и Чайка шли впереди и не сбавляли темп.
- Эй, служивые, подъем! – ругался инструктор. - Вот, смотрите на своих сержантов, их, плюгавых, должно было уже ветром снести, а они идут себе впереди. Вы не мужики что ли?
Стало тяжело дышать, воздух будто пробуксовывал в лёгких и не насыщал. Тропа прижалась к горе, зубастый ледяной провал откусывал от неё всё больше и больше. Облака плавали где-то рядом и вниз смотреть не хотелось. Когда дошли до вершины, Сафрон не почувствовал вчерашней радости – только усталость и желание прямо тут лечь и уснуть. Над облаками не поднялись и солнца не увидели. Снежные осколки били в лицо.
- Поздравляю с первой вершиной! – у инструктора борода ощетинилась множеством крошечных сосулек.
На привале Лёнька с Чайкиным передавали друг другу Яшкину флягу. Сафрон подсел к ним.
- Будешь? – поднял руку с флягой  Яшка.
- Не пей, ты не сдюжишь, - ухмыльнулся Лис.
- Вы вчера разве всё не вылакали? – парировал Кот.
- Не, без бухла Чайкину в горы не подняться. Он высоты боится.
И Сафрон только сейчас заметил сведенные Яшкины скулы, почерневшие глаза и дерганые движения:
- А с парашютом он как?
- Как… Выталкиваем.
Льдышка обиды на Чайку начала таять. На этого испуганного мальчишку смелому Коту обижаться было смешно:
- А чего ж тогда в горы ходит?
- Со мной, - Лёнька широко распахнул руки и подошел к самому обрыву. – Красота здесь. И вечность!
- Ладно, дай хлебнуть, - Сафрон взял у Яшки флягу и плеснул в рот что-то жгучее, вспомнилось, что водку надо пить залпом. И он глотнул ещё. И ещё.
Дыхание забило – не вздохнуть, разрывало изнутри. Кот закашлялся.
- Что там у вас? – забеспокоился инструктор.
- Горная болезнь. Сейчас пройдет, - подскочил к Жеке Лис. – Дурак, это ж шило. Хоть бы спросил. Много он навернул?
- Прилично, - поболтал флягой Чайка.
Жеке стало смешно – вот жмоты.
Потом вспомнил про фотографии и защелкал телефоном. Героических кадров на вершине не получилось – в кадр лепились какие-то краснорожие дрожащие обезьяны  посреди грязноватых скал и ледяной метели. На спуске Кот забегал вперед и пробовал снимать связки, его ловили и пристёгивали к Яшке с Лисом. Он матерился на инструктора и на сержантов, пел песню про ледоруб. Не замечал, как крепко и бережно держит его Яшка, позабывший про свой страх высоты.
Как только спустились обратно в летнюю жару, Жека осел на горячие камни и больше не встал. Сознание совсем спуталось и выключилось. Последнее, что обрывочно запомнилось, как его грузили в «Урал» и как в дороге он разговаривал с кем-то по телефону, наверно, с Леночкой. Кажется, она плакала.