Попутчица

Мне всегда нравилось отправляться в дорогу под вечер. Занимаешь место в купе, перебрасываешься парой фраз с попутчиками, смотришь, как за окном в сгущающихся сумерках мелькают деревья, поля, сходятся и расходятся дороги. Провожаю взглядом дома, чаще деревенские, одноэтажные. Когда совсем стемнеет, в их окнах зажигаются огни, изредка угадываются силуэты, и я гадаю о судьбах  тех, с кем никогда не встречусь, о ком никогда не узнаю.
В тот раз я попала в купе «подселенкой» к семье. Молчаливый худой отец и похожий на него, как две капли воды, сын сразу же заняли верхние полки. Старший спал, младший, похоже, играл в компьютерную игру на планшете. Добродушная уютная мать, Женя, так и не заставив своих мужчин «перекусить», радушно и искренне пригласила к столу меня. Я было отказалась, да «перекус» уж слишком манил. Кроваво-красные помидоры, малосольные огурчики, запеченная индейка пахли так, что сопротивляться долго я не смогла.
- Овощи свои, а индюшек соседка разводит. Это вам не магазинная химия,  - похвасталась Женя, - у нас вместо дачи дом в деревне, от бабки мужа остался.
Покончив с ужином, поболтали  о детях, о предстоящем южном отдыхе. Женя всё чаще украдкой зевала, смущаясь, оправдывалась: рано встала,  устала, квартиру перед отъездом убирала. Но спать не ложилась, смотрела вместе со мной в окно. Совсем стемнело, и теперь лишь  автомобильные фары на дорогах и свет в окнах редких домов разрывал непроглядную черноту ночи.
Я вдруг поняла, что дремлю сидя.  В свете ночника разглядела, что соседка  не спит, напряженно вглядываясь в темноту за окном. Я прошептала: «Спокойной ночи!», и, не дождавшись ответа, провалилась в сон.
Когда я проснулась, мои попутчики  еще спали. Стараясь не разбудить их, я выбралась из купе. Умывшись в тесном вагонном туалете, вернулась. Женя уже не спала. На этот раз она не смотрела в окно, а разглядывала какую-то записную книжечку.
- Доброе утро, - сказала я, - я разбудила вас?
- Нет, - улыбнулась Женя, - я привыкла рано вставать.
Она закрыла книжечку.
- Я вчера вырубилась на ходу, - сказала я, чтобы поддержать разговор.
- А я легла в первом часу. После Михайловки.
- Михайловка? Мы там останавливались?
- Нет, скорые там никогда не останавливаются, - ответила Женя, - никогда.
Помолчали. Женя открыла  записную книжку, вынула из неё фотографию размером чуть больше спичечного коробка и протянула мне. Я с трудом рассмотрела маленькую девочку коротко стриженую, с большими, не по-детски глядящими глазами, в вещах с чужого плеча.
- Это мама моя, - тихо сказала Женя, - её в сорок втором нашли на полустанке в Михайловке. Немцы разбомбили самолёт с эвакуированными. Маме было года три, не имени своего назвать не могла, ни фамилии. Всю жизнь пыталась родственников найти. В прошлом году умерла. Теперь мы с сестрой и нашими детьми ищем. И в «Жди меня» писали, и в архивы запросы. Пока ничего. В Михайловку дважды приезжали, пытались найти свидетелей. И каждый раз, как мимо проезжаем, я не могу заснуть.
Я отдала Жене фотографию. Сказать ничего не смогла, только погладила по руке. За окном бежали деревья и светило яркое июньское солнце.