Кн 1. Идея. Гл. 16. Стресс и баня

Глава 16. Стресс и баня.

Штольц испытывал беспокойство, собираясь в командировку, в которой практически неделю придётся провести с техническим инспектором. Целую неделю, придётся находиться в стрессовой ситуации. И здоровый человек, окунувшись в это, будет испытывать мало приятного. А Штольц… он только внешне выглядел здоровым.
Вообще-то нервы его, измотанные в своё время почти до предела, восстановились со временем, притупились, утратили острую болезненную восприимчивость событий. Но всё равно, защитный порог от восприятия и пропуска через себя негатива на производстве, на явно уже не социалистическом предприятии, которое (вот парадокс!) он по-прежнему, по инерции считал своим, от жизненных коллизий и в стране, в целом, порог этот защитный был очень хрупким и в любой момент мог просто исчезнуть, разрушиться и тогда… Осторожничал Штольц, старался избегать ситуаций, за которыми могло наступить это «тогда…».
 
Были времена, когда он на пределе своих сил, подчинялся не зависящим от себя производственным обстоятельствам, удерживался в рамках разумного по-ведения от опрометчивых поступков, усилием воли пытался контролировать разбухающий мозг в голове, от напряга которого, казалось, вот-вот лопнет череп и просто-напросто разлетится на кусочки. В такие моменты он физически чувствовал, как ходили ходуном, дрожали там, внутри головы, извилины и испытывал при этом на грани безумия тупую раздражающую боль. Утыкался взглядом в стол, сжимался весь, обхватывал голову ладонями, как бы добавляя ей дополнительную прочность и отрешившись от всего терпел, терпел… Только бы не сорваться в панику, только бы не потерять рассудок!

Это было даже на обычных совещаниях, на которых кто-то из начальства громким командным голосом раздражённо распекал подчинённых за недостаточно продуктивную работу. Даже не Штольца лично распекал. Но именно на такой, громкий раздражённый голос, именно такой реакцией откликалась его расстроенная прошлыми событиями, так полностью и не восстановившаяся нервная система.
Бросить бы всё и уйти! Удалиться в монастырь, спрятаться от всего беспокоящего! Найти пусть даже тяжёлую физическую работу, в которой ты сам с собой. В руках – кирка, или иной похожий инструмент, и на километры нет людей рядом, с которыми, слава Богу, нет необходимости разговаривать.
Но это – в мечтах, в моменты отчаяния. Прикипел Штольц к этой проклятой связи. И не видит за пределами её себе применения. Привычная работа – это вся его жизнь и как за жизнь, цепляется он за эту работу.
 
В далёком – 1994 году после развала страны случился с ним нервный срыв. И восстанавливался он от этого нервного срыва долгих пять лет, пребывая в депрессии, превратившейся в хроническую.
Смутное, неопределённое время, не сулившее ничего хорошего, ничего позитивного переживали люди. Время, когда каждый – сам по себе выживал, как мог. Штольц изо всех сил цеплялся за работу, ибо только она обеспечивала его семье более-менее сносное существование. Не мог оторваться от неё, позволить себе отдых, лечение в стационаре в больнице, тем более – где-нибудь на курорте.

Медицинская отрасль в те годы тоже находилась в прострации. Врачи, к которым он обращался, отделывались общими рекомендациями, говорили, что болезнь притаилась у него в голове, предупреждали о недопустимости излишней чувствительности, которую проявляет Штольц неадекватно реагируя даже на рядовые жизненные ситуации и что избавить его от этой чувствительности быстрыми кардинальными медикаментозными мерами не представляется возможным. И вообще, лечение нервных срывов это очень долгий процесс…
– Смените работу, смените обстановку! Вам противопоказана с вашей эмоциональностью работа с людьми. Избегайте стрессовых ситуаций. Научитесь не реагировать на мелочи жизни. Представьте, что вы находитесь внутри этакого защитного шара, сквозь который не проникают и не ранят вас отрицательные эмоции людей, с которыми вам неизбежно приходится общаться.

Стандартный набор рекомендаций, исполнить которые Штольц был просто не в состоянии. Долгие годы он оставался наедине со своим нервным расстройством, держал его внутри себя, маскировал от сослуживцев, насколько это было возможно. Сам боролся с собой. И так продолжалось в течение долгих пяти лет, до середины 1999 года, когда приятель его – заместитель областного прокурора Брызгач, которому он доверился, искренне желая помочь, привёл его в ведомственную поликлинику МВД и передал в руки опытного врача – психолога. Так деликатно обозначил Лев Андреевич её профессиональную ориентацию и добавил при этом:
– Буйных, совершенно неадекватных рецидивистов приводит она в чувство. И вас, Виктор Васильевич, непременно избавит от навязчивого недуга. Даже не сомневайтесь!

Лидия Ивановна Панкратова – наверное, она была всё-таки психиатр, а не психолог. Штольц понимал, что заложена в смысле этих слов существенная разница. Всё-таки, психиатр – это звучит устрашающе, и шарахаются от этого слова люди как чёрт от ладана, а психолог – другое дело, гораздо мягче и даже – есть в нём что-то успокаивающее. И Лидия Ивановна очень быстро, профессионально распознала и классифицировала внутреннюю, нервную неуравновешенность Штольца, с которой, давно уже – хронической, он начал свыкаться и от которой потерял уже всякую надежду избавиться. Просто, терпел её как данность – насколько жизненных сил хватит. Врач назначила ему транквилизаторы, принимать которые оказывается, чтобы не впасть от них в постоянную зависимость, надо по специальной схеме. Простым, понятным языком описала Лидия Ивановна его состояние и тоном, не допускающим возражений, окрылила Штольца надеждой, что обязательно вырвет его из чрезмерно затянувшегося и никак не отпускающего стрессового капкана. Правда – потребуется для этого строгая дисциплина лечения и некоторое время…

– Виктор Васильевич, представьте себе, что нервы ваши – это – струны гитары. На них оказано такое воздействие, что достигли они максимальной амплитуды колебаний. Мы притупим лекарствами их чувствительность. Но всё равно, струны не могут мгновенно застыть в неподвижности. Колебание их будет угасать, но постепенно. И нервы ваши тоже будут успокаиваться. Может быть – месяц, может быть – два… И потом, когда приблизятся они к неподвижности и притупят свою чувствительность, вам обязательно надо будет пересмотреть взгляды на жизнь, и научиться на многие вещи и события реагировать оценивая их с философской точки зрения – более отстранённо, как бы со стороны.

Помогла Лидия Ивановна Штольцу, очень помогла. Этому поспособствовало и то, что жизнь в Казахстане после 2000 года потихоньку стала налаживаться. Появились перспективы её улучшения, стала наполняться она новыми смыслами и устремлениями.
Семь лет пролетело с тех пор. Штольц, казалось бы, полностью восстановился. И не в последнюю очередь, благодаря тому, что действительно научился на многие вещи смотреть по-философски. И реагировать на них соответствующим образом. И всё-таки, и всё-таки…
Он цеплялся за свою работу, за должности, которые занимал. И не только потому, что обеспечивали они ему стабильный заработок. Немаловажным было то, что всё-таки оставался он начальником довольно высокого ранга на областном связистском уровне. И большей частью сам мог формировать удобный, приемлемый для своего душевного состояния ритм работы. Ритм, позволяющий избегать непрерывности стрессовых нагрузок и регулирующий в зависимости от самочувствия интенсивность общения с коллегами по работе и подчинёнными.

Но в этой, длительной командировке привычный ритм его работы бесцеремонно нарушался. Всю неделю Штольц будет подчиняться воле технического инспектора. Всюду – следовать за ним. И целую неделю, будет инспектор тыкать носом его как неразумного котёнка в дерьмо, в «вопиющие» эксплуатационные нарушения. Не будет принципиально замечать ничего хорошего, а только выискивать, выискивать и выискивать недостатки. Именно на это он и заточен. Как будто лишь из сплошных недоработок и нарушений эксплуатационных технологий состоит непутёвая областная связистская деятельность.

Нет, конечно же, в первую очередь, тыкать он будет районное телекомовское начальство. К Штольцу как раз-таки, учитывая его опыт, профессионализм и возраст, а также и то, что не вся конкретная эксплуатационная деятельность на местах напрямую зависит от начальника Службы электросвязи, относится Омирбек уважительно. Вроде бы особых претензий не имеет. Но сам-то Штольц, со своей чувствительностью и так не прижившимся в себе равнодушием, сам-то он непроизвольными порывами души болезненно воспринимает увиденное.

И никак не оторваться от этого процесса непрерывной проверки, не иметь возможности передохнуть. Полностью приходится подчиняться воле живчика-инспектора. Отвечать на его вопросы, выслушивать его разглагольствования, поучения, давать объяснения, с чем-то не соглашаться, что-то опровергать – говорить с ним о чём-то, просто – поддерживать разговор на отвлечённые темы…
Сам по себе разговор, голосом своим интонацией, порождает эмоции. И оттого, что он долгий и большей частью неприятный, возбуждаются, вскипают нервы Штольца, начинают вибрировать в голове. Физически ощущает Штольц как приходят они в движение и как всё увеличивается и увеличивается внутри мозга амплитуда их колебаний, угрожает ввергнуть организм в неконтролируемое, раздражённое состояние с непредсказуемым исходом.

Этого никак нельзя допустить. Волна страха окатывает Штольца от которого защитной реакцией естества что-то там мобилизуется внутри. Он мгновенно покрывается противным, липким потом, замолкает и отходит в сторону, чтобы прийти  себя, ослабить душевный напряг, расслабиться, хотя бы на несколько минут.
И позволить себе такую передышку надо в максимальной степени тихо, незаметно, чтобы никто из окружающих даже заподозрить не мог, что происходит с ним что-то неладное.
Штольц давно не пьёт регулярно никаких лекарств. Но следуя давнему совету Лидии Ивановны, всегда держит при себе несколько успокоительных таблеток. Сейчас, каждый день – вынужден заблаговременно глотать их, чтобы притупить чувствительность нервов, замедлить вегетативные реакции…

Казалось бы,  в течение всего дня более чем достаточно физических нагрузок для нейтрализации нервного напряжения. Жара, духота, пешая ходьба, поездки в тесном автомобиле по вдрызг разбитым дорогам и как результат – насквозь пропитанная потом одежда. Но недостаточно такой разрядки Штольцу.
Ритм рабочего дня уже определился. На проверку районного узла – один день. С раннего утра и до вечера. Ближе к ночи – переезд в следующий районный узел телекоммуникаций. Там – ночёвка, чтобы с утра и до вечера прошерстить его и в ночь – на ночёвку – в следующий РУТ. В общем – нормально получается. Если бы не сопровождающее всю проверку чувство вины.
Ну не мог Штольц к работе технической инспекции относиться по-философски. Рассудком понимал – обычное дело, работают и работают инспектора, понапишут замечаний и уедут восвояси, а дирекция телекоммуникаций будет продолжать свою деятельность, с недостатками, или – без них, так как умеет и будет добиваться при этом весомых положительных результатов.

Прикинуться бы кирпичом и пропускать всё мимо себя. Не получается! Пишет технический инспектор «компромат» на руководство районных узлов, поругивает их сквозь зубы, а рикошетом, всё равно, проникают его слова в сердце Штольца и как ни старается он защитить себя таблетками – бередят, ранят, карябают его душу. К концу дня просто физически ощущает Штольц, что под самую завязку  переполнен «дерьмом» неприглядных эксплуатационных издержек и если не опорожнить организм не избавиться от накопленного за день негатива, то совсем не факт, что выдержит он, сможет принять и пережить очередную порцию неприятностей на следующий день.
Для работы технического инспектора, или, если смотреть глазами руководства РУТ – комиссии с участием начальника Службы электросвязи, созданы все условия. Каждый чих и каждое, даже не высказанное словами «высоких гостей» желание они обязаны исполнять. Утром, пожалуйста – завтрак, в полдень – обед, вечером – ужин и заблаговременно забронированное место в гостинице. И всё, за исключением оплаты стоимости гостиницы, за их счёт.

Это не заискивание и даже не желание, угодить. Так принято в капиталистическое время и принимается проверяльщиками как должное. Это вам не советская строгость с её официальными сухими аскетическими правилами. Много командировок в своё время через себя пропустил Штольц и практически всегда, за редким исключением, сам устраивал свой временный быт. Изменилось время.
Ну, что же, чтобы избавиться от негатива, накопленного в организме по вине местных эксплуатационщиков, попросим-ка их настоятельно, организовать вечером, перед ужином, баню – обычную баню, но непременно с парной и свежезаваренным берёзовым веничком. Не обеднеют!

Штольц, казалось бы, уставший до чёртиков просто одержим маниакальной необходимостью – выбить из себя вместе с потом и налипшей на тело «грязью» весь болезненный душевный дискомфорт. К утру, непременно должно полегчать. Ну, а дальше – как карты лягут…
Омирбек тоже в работе своей находит мало приятного и на удивление, охотно соглашается на баню в конце рабочего дня, но уже в следующем по очереди районном узле до которого желательно добраться засветло. Вот пусть баней их очередной директор РУТ и встречает! А с этим, деятельность которого только что проверили, и который вконец испортил настроение, просто сухо попрощаемся. О выводах комиссии сообщим ему попозже – официально и в письменном виде…

Оказывается, Омирбек просто влюблён в баню и обожает париться в ней до изнеможения. И чтобы – потом, пивка попить… Нет, не водочки, только лишь – пару кружек пива! Настоящий северный казах, впитавший в себя национальные русские традиции!
Первым такую баню организовал директор Атбасарского РУТ Тасибеков Ерлан Дулатович. Сам, лично постарался. Одним словом – хозяйственник! Проверка, она ведь технической, технологической деятельности предприятия касается, по части которой он – не специалист. Полностью перепоручил сопровождать её главному инженеру, пусть – недавно назначенному, пусть – неопытному. Такому – какой есть. И результат проверки пусть такой будет, какой есть. Отряхнёмся, перезагрузимся и дальше работать будем! А вот гостей встретить, угодить им, чтобы довольными остались – он может.

Атбасар – это, всё-таки, город, в котором какое-никакое, а сохраняется промышленное производство. На одном из предприятий, по знакомству, и арендовал он на пару часиков сауну. Настоящую – с сухим обжигающим паром. И к восторгу Штольца, тут же, в комплекте с ней обнаружился маленький бассейнчик, окунуться в который для контраста, после испепеляющего тело жара – это, как будто – заново родиться! И не боится Штольц за своё сердце. Оно у него как у быка – выносливое, тренированное. Вот только нервы – давно не как канаты. Деликатного обращения с собой требуют. Врачи приписывают ему гипертонию, и она тоже, если есть в действительности, то явно – от нервов.

Ну, Ерлан, ну – молодец! Ну – угодил! И пиво как раз, кстати, не очень холодное и приятное на вкус. В самый раз! И лёгкий нехитрый ужин, им же сюда привезённый именно здесь очень к месту. Омирбек, тоже, аж заходится от восторга. Может быть, под впечатлением от сауны, не отразит некоторые неприятные моменты проверки, и формулировки в Акте смягчит…
Горячий пар, аромат свежезапаренного веника, прохладный бассейн – освежили тело, облегчили, расслабили душу и почти не оставили сил даже двигаться. Хватило бы духа добраться до кровати на их остатке, распластаться на ней, растворить опустошённое сознание в сонном беспамятстве...

*** 
Вторая баня в Жаксынском районе была попроще. Зуфар Эльдарович попросил растопить её по-домашнему в частном доме у хорошего знакомого – рачительного хозяина. Тоже, постарался угодить ко-миссии.
Штольц и Омирбек оторвались по полной программе. Удобно расположившись на полках, пропитывали жаром расслабленные тела, выгоняли из себя пот вместе с накопившимся  Атбасарским проверочным негативом. Выскакивали в предбанник, когда терпеть, уже не было никакой мочи, отдыхали в относительной прохладе и опять «ныряли» в почти не просматриваемое из-за густого пара обжигающее пространство. Хлестали себя душистыми вениками до изнеможения и опять, отрешившись от всего, приходили в себя в предбаннике. Охлаждали иссушённые внутренности пивом прямо из бутылок, которые предусмотрительно раскупоривал Зуфар и протягивал им через полуоткрытую дверь.
Сам он «ополоснуться» не испытывал желания. Терпеливо ожидал снаружи пока натешатся «дорогие гости» вволю.
 
Затем, отвёз их директор на окраину районного центра в довольно приличный дом отдыха и оставил там ночевать. Оказывается, имелся такой на удивление Штольца в совершенно убогом по его представлению райцентре-селе. Раньше, в командировках сюда он перебивался в гораздо более скромных, бывало совсем не ухоженных  «апартаментах».
Утром, к началу проверки настроение у Омирбека было просто замечательное. Да и Штольц настроен был к Зуфару Эльдаровичу благосклонно.
До конца светового дня было ещё далеко, утреннее благодушие испарилось без следа, и даже нашлись поводы, чтобы произошёл у Штольца с директором довольно жёсткий разговор с неприязненными интонациями.

Оставалось ещё время побывать в одном, ближайшем населённом пункте оценить в нём содержание сети. Зуфар Эльдарович сам выбрал такое село.
– Там, в Кировском, сейчас как раз работает бригада монтёров – сообщил он. – Аж пять частников пожелали установить у себя в домах телефоны. Выполним план развития в этом месяце!
И действительно, монтёры работали. Висели на столбах, подвешивали десятипарный кабель. Нормально работали, слаженно. Штольц даже залюбовался ими.
– А местный монтёр, который из них? – поинтересовался он у Зуфара.
И тут директор, как будто, так и должно быть, выдал по глупости, или простоте своей, без оттенка смущения:

– А-а, он на комбайне работает, хлеб убирает. – Сообщил об этом, как будто, так и должно быть, совершенно не стесняясь технического инспектора, который находился рядом.
– Как же так? – вконец расстроился Штольц и по-простецки перешёл на «ты» в разговоре с директором:
– Как же так – Зуфар? Ведь монтёры из райцентра работают на ЕГО линиях, за содержание которых и за сохранность которых ОН отвечает и за что зарплату получает. А вдруг, они воруют его кабели!
Да к тому же, наверняка – он не профессионал. Вот он, самый лучший момент для него, вместе с монтёрами из райцентра в работе поучаствовать. Заодно, хотя бы немного поучиться у них. А может быть, даже и попросить, чтобы помогли в проведении, хотя бы малого ремонта, выполнить который, он  сам, самостоятельно, не может.

И вместо этого он на комбайне работает, в то время как на его сети хозяйничают приезжие? Ну, хотя бы поприсутствовал, понаблюдал бы, как они  работают…
– Виктор Васильевич, – заступился за монтёра директор. – Ему ведь деньги зарабатывать надо, семью содержать, жить на что-то… На своей, монтёрской зарплате он сильно не разгуляется! А премию я ему не распределяю.
Ну, что тут сказать. Штольц отвернулся от Сафина и поспешил к Омирбеку, который подошёл к одному из монтёров, висевших на опоре, и о чём-то его расспрашивал. Конечно, на одну монтёрскую казахтелекомовскую зарплату прожить трудно. Но не до такой же степени дать работникам разбаловаться, чтобы они совсем ничего не делали. Штольц совсем не был кровожадным, но с этого момента Зуфар Эльдарович окончательно перестал для него что-то значить как руководитель.

Омирбек тоже, как-то разом потерял желание что-то в Кировском проверять.
– Нечего здесь делать. Всё ясно. Поехали назад в районный узел – скомандовал он. – Скоро уже темнеть начнёт. А мне ещё в дизельную надо заглянуть. Забыл совсем…
И то, правда! Штольц только что ответил на звонок директора Есильского РУТ Гожана Ивана Анатольевича, который сообщил, что очередная банька уже топится и ожидает их. Поспешить надо. От Жаксов до Есиля езды не меньше часа…